Fata morgana (Мираж)

"Так в чем же разница?!" - хотелось закричать Оливии. Где та грань, за которой Свет становится светом, а Тьма углубляет свои оттенки?? Но никто не отвечал на ее безмолвный вопрос, звенящий в сознании ночь за ночью. Только загадочный путник сидел рядом с ней на камне и раз за разом предлагал понять. Но что, она не понимала?

Мрак требовал все новых и новых жертв, разрастаясь, становясь все явственнее. И девушка знала, что уже все вокруг и люди, и ликаны видят темный ореол, окружающий их с Габриелем фигуры. Возможно, люди не столь и ошибались, шепча о пришествие Антихриста. Но кто тогда был спасителем? Не родилась ли старая легенда в те времена, когда Свету удалось свергнуть Тьму? Это казалось весьма правдоподобной версией.

Одно утешало ее потерянную душу. Стоя рядом с любимым на казнях, практически осязая безумное веселье мечущихся сознаний котов, в Габриеле она чувствовала лишь холодный покой разума. Зверь ревел из клетки контроля, в которой заточил его мужчина, но не мог вырваться. Оливия не представляла, каким-образом он достиг этого, а когда решилась спросить, он лишь впился в нее своим пылающими Мраком глазами и с благоговением погладил по щеке пальцами.

И теперь, слушая стук его сердца, Оливия боялась так, как никогда в жизни. Она знала, что они приближаются к месту, которое было в ее видении. Этому месту будет суждено стать полем основной битвы…

Губы Оливии прочертили дорожку от основания шеи Габриеля до его подбородка.

Девушка не хотела терять ни единой драгоценной секунды их жизней. И тело ее затрепетало, когда любимый зарычал, сильнее обнимая ее и жадно целуя в ответ. Их потребность друг в друге не ослабла, хоть они и проводили все свое время вместе.

Напротив, с каждым днем они нуждались один в одном все сильнее.

Берт смотрел на спящую рядом с ним девушку и поражался своей судьбе. Разве мог он подумать еще месяц назад, что встретит ее в такое время? Его пальцы гладили ее обнаженную спину, и даже во сне она улыбалась его прикосновениям.

Когда парень увидел Дарину, входящую в дом вместе с Оливией и другими рысями, Берт понял, что сделает все, чтобы она стала его. Ее запах дурманил ему голову, и он не мог отвести свой взгляд, впервые в полной мере понимая значение слова - "нужда". Казалось, что она была именно всем тем, чего он так долго жаждал, и так безнадежно искал в других. И по ее пораженным глазам, Берт видел, что она испытывает то же самое. Но Дарина не собиралась покорно уступать ему. Девушка была своевольной и гордой сверх меры. Она вздернула голову, затапливая свои льдистые глаза надменностью, и отвергая его внимание, хотя, не имея сил удерживаться, тайком кидала заинтересованные взгляды, и это обнадеживало парня.

Два дня он преследовал ее, словно добычу, поражаясь сам себе и не имея сил остановиться. Минутами ему казалось, что он столь же безумен, как его брат, но мужчине было плевать на это, зато теперь он стал гораздо лучше понимать Габриеля.

Однако Дарина стойко держала оборону. Шен и Ярек смеялись над ним, уговаривая сдаться. Не один ликан их клана уже поломал свои когти об этот камушек, шутили они. Но Берт даже не слушал.

Как ни странно, именно непредсказуемость и хаос их жизней сыграли на пользу Берту. На третий день им пришлось вступить в бой с очередным кланом. Дарина рассмеялась ему в лицо, когда он предложил ей остаться в тылу. Однако Берт не сильно расстроился, увидев там же Оливию, что ж, не только он не мог управлять своей парой. А именно его парой Дарина и была, даже если сама еще не готова была признать это.

Вид того, как она сражается, должен был бы ужаснуть Берта, но вызывал лишь восхищение ее силой. Весь бой он был рядом с ней, прикрывая увлекшуюся в пылу сражения рысь. Когда битва закончилась, он не сказал ей ничего, но все его чувства можно было прочесть в горящих глазах. Той ночью Дарина сама пришла к нему и больше не уходила. Спустя несколько дней, она призналась, что поняла, сколь ненадежной и кратковременной может быть их жизнь. И как глупо жертвовать счастьем ради сомнительного удовольствия потакания своей гордости.

Теперь, единственная, с кем приходилось Берту делить любимую, была Оливия.

Девушки очень подружились. Дарина была в числе тех рысей, которые самопроизвольно назначили себя охраной их Спасительницы. А так как Лин категорически не желала принимать военную действительность их нынешней жизни и всеми силами пыталась избегать всего, что могло ей указать на это, Оливия не настаивала на общении. И если бы не собственнические инстинкты Габриеля, у Берта были серьезные подозрения, что с Дариной ему удавалось бы видеться гораздо реже.

Черт, он все больше любил своего брата.

В хаосе, охватившем мир, в разгорающемся костре всеобщего безумия, Берт был счастлив. Он более не сомневался в том, что они делали, просто принял это. Ибо, будь он на месте Габриеля, парень сделал бы не меньше ради своей возлюбленной.

Теперь он знал, что жизнь любимой женщины стоит дороже не только мира, но и всей вселенной.

Марк с сомнением смотрел на Варгана. Волк не хотел быть здесь, и не хотел делать что-то, что хоть на метр приблизит его к Габриелю. Но у главы клана не было выбора. Когда он принимал эту должность, его предупреждали о беспрекословном послушании Альянсу.

– С чего вы так уверенны, что это сработает?
– Раздражение громко звучало в его голосе, но его целью не было скрыть свое недовольство.

– О, мы вовсе не уверенны, Марк.
– Варган не обращал внимания на экспрессию мужчины.
– Но другого варианта нет. Пока они едины, наши шансы мизерны, несмотря на численное превосходство.

– Но где гарантия, что у меня получится?

Варган улыбнулся.

– А кто говорил о гарантиях?

Марк хмыкнул.

Он еще долго сидел на холме, после ухода провидца и смотрел на раскинувшиеся его взору зеленые поля. Мир изменился за какой-то жалкий месяц. Все шевелилось, все пришло в движение. Больше никто не скрывался от людей, более того, их втянули в разборки ликанов. Не то, что бы это волновало волка, ему было безразлично, что будет с этим миром. Главная цель Марка - спасти свою собственную жизнь.

Волк всегда был лишь вторым, и это бесило мужчину. Он понимал, что ни при каких обстоятельствах не сможет обыграть Габриеля в схватке. И хоть для него было ясно, что обвинять пантеру в силе было глупо, это не мешало чувствам зависти и ущербности мучить Марка. С самого детства это грызло его душу. Не смотря на то, что он был сильнейшим среди волков своего клана, и никто не мог победить его в бою, ему не забывали напомнить, что с Габриелем главе не тягаться. Это вбивалось в голову ликана, начиная с первой трансформации. Сейчас, у Марка появилась мысль, что Варган подзуживал волков, чтобы породить в его душе чувство соперничества.

Но теперь уже поздно было пытаться подавить зависть, она заполнила Марка, не давая пробиться другим чувствам на поверхность его сущности.

Волк осознавал свою ущербность. Даже у такого монстра, каковым все считали Габриеля, были цель и смысл существования, он мог любить и беззаветно отдавался своим чувствам. Марк же не был способен испытать любовь. Он хотел бы, но зависть иссушила его, не давая прорасти ничему иному. Он должен был бы опротиветь сам себе, но эгоизм не давал ему сделать этого. И во всех своих проблемах Марк подсознательно обвинял пантеру, так было проще и легче.