Фатальное трио
Шрифт:
— Уже уходите, Алиса Вадимовна? — слышу я ненавистный голос.
— Нет-нет, я здесь, никуда не ухожу, просто позвонить надо.
— Всё-то вам что-то надо, да? А то, что дети без присмотра педагога остаются это как, нормально?
— Да я же на минутку вышла, там ведь и другие педагоги остались. Физрук там.
— Ну-ну, — говорит директор, — понятно. Подойдите-ка на минуточку, Алиса Вадимовна. В глаза вам взглянуть хочу.
Да когда ж ты уже отцепишься от меня, козлище поганое! Я нехотя опускаю телефон и подхожу к нему ближе. В ту же секунду он открывает дверь в классную комнату и вталкивает
— Вы что! Анатоли… — успеваю вскрикнуть я, как он меня перебивает.
— Заткнись, — шипит он, — тихо!
Меня обдаёт душной волной перегара, табака, пота и дешёвого парфюма, и я с ужасом чувствую, как по груди шарит его рука.
28. Сатир разбушевался
Нет, это мне точно снится. Время неправдоподобно замедляется. Разве может такое произойти на самом деле? Вот, например, эта газоразрядная лампа на потолке. Она будто пытается зажечься, но ей не хватает сил, и она натужно и безрезультатно едва слышно звенит и чуть вспыхивает, не давая ни капли света. А может, это что-то звенит и слепо вспыхивает в моей голове? Я уже не знаю…
Какой-то дикий и неправдоподобный бред! Да вот только горячее сопение, перегар и рука, сжимающая мою грудь кажутся совершенно настоящими.
— Вы с ума что ли сошли, Анатолий Евгеньевич?
Директор резко разворачивает меня к себе и пытается поцеловать.
— Сошёл-сошёл, не трепыхайся, давай.
— Да что вы делаете!
Он кладёт руку мне на затылок и притягивает к себе. Я понимаю, что это уже не шутка и пытаюсь вырываться, но он хватает меня за волосы.
— Не дёргайся ты! — жарким шёпотом хрипит он. — Вот так, сюда!
Второй рукой он задирает мне юбку и, путаясь в складках, лапает бедро, ягодицы и пытается просунуть пальцы в трусы. Я отчаянно верчусь и пытаюсь его оттолкнуть.
Тогда он тянет меня за волосы и я падаю на колени, а он пытается занять позицию прямо передо мной. В темноте и суете ничего не видно, но мне уже ясно, что происходит.
— Ну значит вот так тогда, — тихо бормочет он, — раз так больше хочешь, я не против.
Мною овладевает страх и беспомощность, я будто, как когда-то в детстве, сделала вдох под водой и впустила воду в лёгкие. Так же, как и тогда я теряю голову и беспомощно и беспорядочно молочу руками в попытках выплыть, но вместо спасения ощущаю, надвигающуюся тьму и дикую панику.
— А ты мне сразу понравилась, бунтарка. Давай, покажи себя, не стесняйся. Я оценю. Ты у меня учителем года станешь.
Я слышу звук расстёгивающейся молнии и ощущаю накатывающее душное облако из запахов его тела и крепкого парфюма. От руки директора несёт застарелым табаком. Он касается моего лица, нащупывая губы.
К страху добавляется отвращение и гадливость и я что есть сил сжимаю челюсти, чтобы ничто не могло проникнуть в мой рот.
Какое-то время мы боремся и я отчаянно сопротивляюсь, но чувствую, что он постепенно одерживает верх. Рука на моём затылке притягивает меня всё ближе к его паху. Козлище разгорячён, он чувствует близость моего лица и уже торжествует победу.
— Ну, давай-давай — Приговаривает он, — сделай папочке приятно. Ты сделаешь, сделаешь. И помалкивать будешь, не то я тебя так уволю, что никто уже не возьмёт. Это я могу, это я легко…
— М-м-м-м! — Мычу
я, пытаясь безуспешно вырваться из его рук.— Молодец, молодец. Ты же славная девочка, да? получишь обратно все часы. Будешь нормально зарабатывать. Не нужно будет новых любовников заводить, да? Ты запуталась. А я помогу.
Я дёргаюсь, пытаясь не сдаваться.
— Давай-давай же, ну! Чувствуешь папочку?
Я чувствую, осознаю, что меня накрывает паника, потому что я не знаю, что делать, а козлище напирает и напирает. И тут я слышу звук хлопающей двери и на мгновенье теряю зрение от ярко вспыхнувшего света.
— Да ты! Да ты! — раздаётся сдавленное кудахтанье. — Ах ты ж курва ненасытная! Ах ты ж нимфоманка! Мало тебе своих мужиков! На чужих рот открываешь! А ты козёл похотливый, молодую сучку захотел?! Блядовитый ж ты сатир, а!
Не успеваю я разобраться, что всё это значит, как на меня набрасывается Зинка и вцепляется в волосы! Да вы совсем что ли свихнулись все?!!! Она начинает меня валтузить и таскать из стороны в сторону, а козлище, вроде отдирает её от меня. Я не понимаю, что происходит.
Они что-то кричат, хрипят и завывают. Настоящий шабаш. Вдруг, я чувствую, что руки, тянущие мои волосы вздрагивают и разжимаются. Я тотчас отшатываюсь, пячусь и вскакиваю на ноги. Зина стоит прижав руки к лицу и тоненько воет.
Козлище поглаживает её по плечу и недовольным голосом уговаривает:
— Ну всё-всё, прекращай, не плачь. Даже синяка не останется. Сама ж виновата.
Я бросаюсь к двери и выскочив в коридор оборачиваюсь. Директор совершенно спокойно смотрит на меня и с состраданием говорит:
— Зина ударилась. Ну зачем же вы так, Алиса Вадимовна…
Шут. Глаза, правда, у него такие… медвежьи, как у тех парней из бара. Да что ж за жизнь у меня. Что им надо-то всем!
— Если кому скажете, вас же и обвинят. Вот и Зинаида Михайловна подтвердит, что вы сами виноваты…
Я хлопаю дверью и бегу. Скорее, скорее отсюда! Завтра же подам заявление об уходе. Об уходе? А заявление на директора за попытку изнасилования? Не-е-ет! Ни за что! Скорее, скорее отсюда! Доказать не смогу, только опозорюсь. Бегом, бегом!
Меня колотит. Руки и ноги трясутся. Я оборачиваюсь. Коридоры пустые, музыка и шум дискотеки отражаются от стен и окон безмятежными радостными волнами из мира, где ничего страшного произойти не может.
Я забегаю в пустую учительскую, хватаю сумку и плащ и замечаю в зеркале своё отражение. Ужас! Достаю влажную гигиеническую салфетку и протираю лицо, стирая размазанную косметику. Потом пытаюсь хоть как-то пригладить волосы.
В этот момент дверь в учительскую открывается и я в ужасе оборачиваюсь к ней. На пороге завуч.
— Алиса, с вами всё в порядке?
Должно быть, она замечает ужас в моих глазах и смотрит обеспокоенно.
— Да… — неуверенно отвечаю я.
— Вы очень странно выглядите. Точно ничего не случилось?
Я сглатываю, не зная что ответить.
— С Кузьмищевым поругалась, — говорю первое, что приходит на ум.
— А он разве здесь? Это странно.
Я киваю.
— Наталья Степановна, вы меня извините, я побегу.
Она отступает, освобождая мне дорогу.
— Вы можете всё мне рассказать. Я помогу. Но только если буду знать, с чем нужно помочь.