Фатум. Том второй. Голова Горгоны.

– А кто ж эти Черные Ангелы? – майор ощутил укол самолюбия из-за того, что не удержался от поспешного вопроса.

– Черные Ангелы? – сержант пыхнул трубкой, прищурив глаза. – Это души тех, кто пытался поднять руку на НЕГО.

Винсенте закончил рассказ, взялся прочищать мундштук.

– Забавная история, – заметил наконец Диего и недоверчиво хмыкнул.

– Забавная, говорите? Забавнее всего, что ОН по-прежнему скачет где-то неподалеку.

Де Уэльва перевел взгляд на падре Игнасио, как на третейского судью, но тот, к его изумлению, утвердительно кивнул головой.

Майору, несмотря на жарко пылающий камин, вдруг сделалось зябко. Он поплотнее запахнул сюртук и поднял кружку.

– И всё-таки, сын мой, – в голосе настоятеля дрожала струна нетерпения, – тот всадник в ущелье…

– О нет! – угадав мысли падре, махнул рукой Диего. – Мой знакомый столь же мало похож на Vacero, как бык на свинью.

Монахи недоверчиво переглянулись и вновь воззрились на мадридского гонца.

Де Уэльва, чувствуя, что его слова подвергают сомнению, горячо воскликнул:

– Святые отцы! Я готов поклясться на Библии, что конь и всадник были из костей и мяса. Более того, я знаю, кто они…

Пять пар глаз впились в лицо андалузца.

– Иезуиты.

– О Мадонна! – Эффект был такой, как если б пальнули из пушки на кладбище, да еще в страстную пятницу.

– Худые вести, братья! – его священство наложил на себя крест. – Более тридцати лет, как Орден Иисуса по Указу папы Климента Четвертого убрался с этой земли. Новая Испания была поделена между нами и францисканцами, и вот опять запахло псиной.

Губы доминиканцев зашептали молитвы.

Майор выпил еще вина. Вдумчиво глядя на мрачливые, постные, как облатка, лица монахов, ему почему-то вдруг стало весело. Сверкнув коньячными очами, он затянул:

В Пасху это было,

В первый день недели:

На поля Оливы

Мавры налетели.

Ай, поля Оливы!

Ай, просторы Грани!

Положили мавры

Христиан немало.

Монашеская братия весьма удивилась столь резкой перемене настроения гостя, но еще крепче была озадачена его заявлением:

– Друзья, право, я рад вашим россказням. Мистериозо! Очень загадочно! Ей-Богу, путешествовать в краю, где не живут призраки, феи и колдуны, было бы скучно!

Он решительно поднялся и церемонно раскланялся. Затем извлек из кавалерийского подсумка торчащий сверток. Туго схваченный сыромятным ремнем, он был вытянутым, как держак кувалды, но не столь длинный, хотя и уве-систый.

– Я слышал, вы, брат Олива, собираетесь завтра отправиться в Мехико?

Мешки под глазами старика настороженно дрогнули; выдержав паузу, он, наконец, кивнул головой.

– Прекрасно! – Диего положил сверток на край стола. – Не в службу, а в дружбу; передайте это настоятелю кафедрального собора архиепископу Доменико Наварре.

– А что там? – монах взглядом указал на сверток, проводя краем кружки по своему изъеденному морщинами лбу.

– Э-э-э, амиго! – испанец шутливо пригрозил пальцем. – Как у вас с головой, брат Олива?

– Да не жалуюсь… – буркнул тот. В тоне старика звучало недовольство. – Всегда считал, что в порядке…

– Ну, в таком разе не считайте и меня глупцом. Это государственной важности вещь, и берегите ее пуще глаза!

Доминиканец налился уважением и с благоговейным трепетом переложил сверток в свою суму, на индейский манер украшенную бахромой.

Прощально щелкнули каблуки, шпоры дона зазвенели к выходу.

* * *

На лысом внутреннем дворике – патио – колобродили беспризорные козы; их частое глупое «м-ме-е-е» драконило сторожевых псов, отрывистый лай которых тонул в сумеречной мгле. Де Уэльва потянулся, разминая кости, и вздохнул полной грудью.

– Нравится? – за спиной Диего стоял вышедший следом отец Игнасио. Вопрос прозвучал врастяжку сладким, как горячая патока, голосом.

– Да, здесь прекрасно.

– Пожалуй, – откликнулся настоятель и перешел на шепот, – если бы еще не эти ужасные смерти в ночи… – Вы действительно не боитесь? Errare humanum est…⁵²

– Довольно, падре, – испанец натянуто улыбнулся, сверкнув зубами. – Я не птенец…

Священник изучающе смотрел на него большими и темными, как грецкие орехи, глазами. В них отражались строгая луна и звезды, – колючие и холодные, как гвозди.

– Нет, падре, не боюсь. Точнее, я разучился бояться… А что до призраков, – андалузец еще раз улыбнулся, – мне как-то на них не везет. Все большей частью приходится скрещивать оружие с живыми. Более того, я полагаю, что плоды тайны имеют земные корни.

Поджав губы, отец Игнасио собрался уже было уйти, как вдруг притянул к себе майора и прошептал ему на ухо:

– Вы это серьезно? – Уголь бровей Диего сошелся на переносье в молнию.

– Серьезней некуда.

– А почему я должен вам доверять?

– Не должен, сын мой, но ваша жизнь на волоске и вы могли бы помочь себе и вашей спутнице.

– Я не уверен, что правильно понимаю вас, падре. Это были иезуиты?

– Нет. Entre chien et loup…⁵³ Но здесь были драгуны капитана Луиса де Аргуэлло. Можете верить мне: они искали вашу карету… и, думаю, не для того, чтобы поднять с вами кубки.

– Что ж, вот за это… – испанец припал губами к руке настоятеля. – Я надеялся встретить в Санта-Инез благородного человека, и не ошибся! Падре! – Де Уэльва порывисто поднялся с колена, выдернул из-за пояса кошелек. – Сколько я должен?..

– Глупец! Нисколько, если хочешь получить мое благословение.

– Нет, падре! Нет! – горячо возразил майор. – Тогда примите эти золотые как наше с Терезой пожертвование на храм.

Он насильно всучил деньги в широкую ладонь и заключил:

– Я обещаю последовать вашему совету, отец Игнасио.

– Да оградит вас Господь от укусов судьбы и эль куэбра де каскабель⁵⁴.

Глава 9

Ночь черной кошкой стояла за окном. Один глаз ее был хищно зажмурен, другой круглой желтой луной смотрел на затерявшуюся среди гор миссию. Тьма таращилась на древние горы, похожие на уснувших вповалку медведей, заглядывала в хижины, точно хотела выкрасть из колыбели дитя.