Фау-2

Она сняла фуражку и распустила волосы, сняла китель и повесила его. Взяв свою косметичку, она перешла через коридор в ванную, нашла среди вещей кусок мыла, затем закатала рукава и вымыла руки и лицо, вытираясь маленьким тонким полотенцем — дома такое использовали бы для сушки посуды. Она почистила зубы.

Вернувшись в комнату, она сняла галстук, рубашку и юбку, сбросила туфли и стянула плотные чулки. Её кожа покрылась мурашками от холода. Она расстегнула пояс для чулок, а когда потянулась за спину, чтобы расстегнуть лифчик, вспомнила, как Арно поцеловал ей руку и с каким взглядом смотрел, когда думал, что она не заметила. Надеть ли ночнушку поверх нижнего белья? Заслонить дверь стулом? Мысли эти она тут же отмела. Он, по всей видимости, был ранен — она справится, если что. Она сняла лифчик и уродливые армейские трусы WAAF с резинками на талии и бёдрах — «убийцы страсти», как их называл Майк. Как же ей хотелось, чтобы он сейчас был рядом, лежал в кровати, смотрел на неё, ждал её… Нет, не стоит больше о нём думать. Она надела ночную рубашку, отвернула одеяло, сложила две тонкие подушки одну на другую. Подошла к двери, выключила свет и быстро юркнула в постель.

Простыни были не первой свежести, пахли затхло, как старый дождевик. Она натянула одеяло до подбородка. В древнем доме стояла тишина. Ни звуков, ни света. В голове кружился хоровод алгебраических формул. Она опасалась, что не сможет заснуть. Но через две минуты уже спала.

Во сне она видела, как ракета, увенчанная белым шлейфом цифр и символов, поднимается вдали в бледно-голубое небо.

11

— Шах, — сказал Зайдель.

Он убрал пальцы с коня и с довольной улыбкой откинулся в кресле. Граф наклонился над доской, расставив колени и опершись предплечьями на бёдра. Кончики пальцев нервно постукивали друг о друга.

— Так, посмотрим… — Обычно он выходил победителем из этих регулярных партий, но сегодня его мысли были заняты другим, и он допустил ряд ошибок. Его ферзь был выведен из игры. Король, окружённый слабой охраной, оказался в ловушке между ладьями и конями Зайделя.

— Сдаёшься? — спросил Зайдель.

— Вовсе нет. — Тот подставлял коня, чтобы белый король его взял, но это была ловушка: через три хода — мат. — Надежда умирает последней. — Граф сделал ход королём за линию пешек.

— Знаешь же, что ты просто продлеваешь мучения? — Но, наклонившись над доской снова, лейтенант нахмурился: вдруг он что-то упустил?

Граф откинулся на спинку. Офицерский клуб находился на втором этаже отеля «Шмитт», в небольшой гостиной с видом на набережную. Море в темноте не было видно, но слышалось ясно. Атмосфера была подавленной. Обычно по вечерам полковник Хубер играл на рояле — «Дуэт жандармов» или что-то из «Весёлой вдовы» — но сегодня он сидел тихо с лейтенантом Кляйном и ещё парой офицеров. Граммофон стоял в углу, нетронутый. Кресло у окна, в котором обыкновенно читал вестерны лейтенант Шток, оставили пустым в знак уважения. В углу оберштурмбаннфюрер Дрекслер курил сигару и развлекал двоих эсэсовцев, приехавших из штаба в Гааге. Штурмшарфюрер Бивак был с ними. Время от времени он бросал взгляды в сторону Графа. На разборе взрыва ракеты он с вызовом поинтересовался, почему Граф отсутствовал на запуске.

— Почему? Вы бы предпочли, чтобы я сгорел вместе с ракетой?

— Разумеется, нет. Мне просто любопытно, почему патруль СС сообщил, что в момент взрыва вы находились в закрытой зоне у берега, довольно далеко от места запуска.

— Я, очевидно, передавал сигналы британской подлодке.

Когда Зайдель не сдержал смешок, Бивак резко повернулся к нему:

— В этом нет ничего смешного, лейтенант!

— Я это понимаю. Шток был моим другом. Не вам читать мне нравоучения.

— Довольно, господа, — оборвал их Хубер. И, обращаясь к Биваку, пояснил: — Доктор Граф прибыл из Пенемюнде как технический связной офицер — в связи с множеством доработок ракеты. Его присутствие на каждом запуске не требуется — это физически невозможно.

— Я не утверждаю, что доктор Граф виновен, — ответил Бивак, — но если бы он был там, возможно, заметил бы неисправность ракеты. Очевидно же, что неисправность была. Возможно ли, что это был саботаж?

— Крайне маловероятно, — сказал Хубер. — Практически невозможно. Хотя безопасность — в ведении СС.

Все обратили взгляды к командиру СС. Дрекслер, несмотря на свою внушительную фигуру и высокое звание, говорил с подчеркнутой вежливостью — его репутация не позволяла иного.

— Меры безопасности очень строгие. Ракеты тщательно охраняются с момента выхода с завода — из Нордхаузена — и вплоть до доставки сюда. На всём пути они под присмотром технических частей. Да, в начале кампании были случаи саботажа со стороны иностранных рабочих на заводе, но мы приняли жёсткие меры — и с тех пор подобных инцидентов не зафиксировано.

Жёсткие меры, подумал Граф. Лучше даже не представлять, что это значило. Ему хотелось сказать: послушайте, вы что, сошли с ума? Эта ракета — самый сложный инженерный проект в истории, и никто из её разработчиков не рассчитывал, что их будут собирать как сосиски — по одной каждые полтора часа. Но вслух он произнёс:

— Ракета проверяется и перепроверяется технической частью с момента прибытия на станцию. Так что если только штурмшарфюрер Бивак не считает, что среди наших солдат завелись диверсанты…

— Я этого не говорил!

— …значит, взрыв произошёл из-за технической неисправности. Или, точнее, из-за цепочки неисправностей, наложившихся друг на друга. Я осмотрел место с лейтенантом Зайделем, но там нет ничего такого, что дало бы нам прямую подсказку, что именно пошло не так. Нам остаётся только строго следовать предзапусковой процедуре и не сокращать её ни при каких обстоятельствах — даже если есть искушение запускать как можно больше ракет в день.

Хубер вспыхнул и злобно уставился на Графа, но промолчал.

— Шах, — сказал Зайдель.

Граф опустил взгляд на доску. Он думал о девушке в лесу под Вассенаром. Что она там делала? Он не жалел, что отпустил её. В нынешнем настроении СС, если бы он её сдал, расстрел был бы ещё лёгким исходом. Он положил палец на короля. Можно было снова сделать ход — потянуть время. Может быть, Зайдель ошибётся, он не самый сильный игрок. Но Графу стало лень. Он опрокинул фигуру.

— Сдаюсь.

— Наконец-то! — Зайдель быстро начал убирать фигуры, словно опасаясь, что Граф передумает. — Ещё партию?

— Прости, я слишком устал.

— Тогда по рюмке? — Он кивнул ординарцу: — Два коньяка.

— Коньяка нет, герр обер-лейтенант.

— А что есть?

— Кюрасао.

Зайдель сморщил нос:

— Пусть будет он.

Когда ординарец ушёл, Граф спросил:

— Это заведение сегодня утром…

— Что с ним?

Зайдель складывал фигуры в коробку.

— Кто эти женщины?

— Да кто угодно. Немного голландок, француженки, польки. Всё официально, армия его курирует.

— А где берут женщин?

— В основном узницы из лагерей. Есть и прежние профессионалки. А что?

— Звучит мрачно.

Зайдель пожал плечами:

— Все хотят выжить.

— Ты бывал там?

— Раз или два.

Ординарец вернулся с двумя стаканами ярко-синей жидкости.

Граф сказал:

— Похоже на медный купорос.

— И пахнет так же. — Зайдель сделал глоток. — Но на вкус не так уж плохо. Попробуй.

Он подождал, пока Граф пригубит.

— Что скажешь?