Фауст

Предводительница хора

Открой своим служанкам, благородная, На что наткнулась ты в покоях внутренних?

Елена

Что видела я, сами вы увидите, Коль скоро Ночь свое исчадье мерзкое Не вобрала назад в утробу старую. Итак, когда, о порученье думая, Вступила бодро я в покои царские, Была поражена я, обнаруживши Пустых палат и галерей безмолвие. Шагов, движенья слух мой не улавливал, Следов труда не видел взор мой в комнатах, Навстречу мне не поспешила ключница, Служанки в глубине меня не встретили. Когда же к устью печи я приблизилась, То перед кучкой пепла я заметила Закутанную, сгорбленную женщину, Которая спала или задумалась. Я по-хозяйски Женщину окрикнула, Приняв ее, бездельницу, за ключницу, Которой царь доверил дом за выездом. Я встать велю ей, делом озаботиться, Она ж и ухом не ведет, не двинется. Потом, повторный окрик мой услышавши, Негодница движеньем отстраняющим Ко мне вытягивает руку правую: «Ступай, мол, вон». Бросаюсь, возмущенная, К дверям опочивальни, к ложу брачному, Откуда доступ был к казнохранилищу, И что же? С полу чудище срывается И преграждает путь мне повелительно, Огромное, худое, безобразное, С пустыми и кровавыми глазницами! Но я ведь вам бросаю речи на ветер, Слова бессильны описать страшилище. Да вот она сама! Неужто пугало На свет посмело из потемок вылезти? В отсутствии царя тут мы хозяева. Тут мы под Аполлона покровительством. Он нас не даст в обиду, он заступится, Он, солнечный смиритель чудищ сказочных.

Одна из форкиад показывается на пороге между дверными косяками. [206]

Хор [207]

Головы наши хоть и кудрявы, Много мы горя видели в жизни: Ужасы боя, мрак беспросветный В ночь, когда пал Илион. В облаке пыли, поднятой боем, Боги взывали голосом страшным. Рознь громыхала медью, и с поля Гул приближался К крепости валу. Стены в то время Целы стояли. Пламя ж гудело И пожирало Зданье за зданьем. Бурей пожара Был город охвачен. Бегством спасаясь, В зарева блеске Видели мы: Гневные боги Шли нам навстречу. Ростом до неба, Страшно шагали В облаке дыма. Было ли это Вправду, иль только Нам средь смятенья Вообразилось, — Нам неизвестно. Но эта вот, эта Тварь перед нами. Это не снится. Мы бы могли ее Пощупать руками, Если б не страх И не отвращенье. Форкия дочь — Ты, но которая? Ибо их трое, Вместе владеющих Глазом одним И единственным зубом. Как же ты, пугало, Смелость имеешь Рядом с прекрасною Вещему взору Феба являться? Стой себе, впрочем. Он к безобразью Невосприимчив, Как солнце не видит Отброшенной тени. Нас же, несчастных, Судьба заставляет Сносить терпеливо Близость уродства. Так слушай, бесстыдница, Наше проклятье! За дерзость явленья Будь с бранью отвержена Устами счастливиц, Которых боги Создали краше.

206

Ремарка: Одна из форкиад показывается на пороге между дверными косяками. — Форкиада — дочь Форкиса, морского божества, одна из горгон: в ее облике выступает здесь Мефистофель.

207

Хор «Головы наши хоть и кудрявы» состоит из четырех строф и четырех антистроф, расположенных попарно и разделенных эподом. Мифологические мотивы хора заимствованы из «Илиады», из «Троянок» Еврипида и «Энеиды» Вергилия.

Форкиада

Стара и все же не стареет истина, Что красота несовместима с совестью И что у них дороги в жизни разные. С давнишних пор их разделяет ненависть. Когда случайно встретятся противницы, Друг другу спину повернуть торопятся И врозь идут: стыдливость опечаленно, А красота с победоносной дерзостью, Пока ее не скроет сумрак Оркуса Иль зрелый возраст не научит разуму. Приплыв с чужбины, чужестранки грубые, Вы подняли тут крик по-журавлиному, Когда, крича нестройно и пронзительно, Они летят над головою путника. Он вверх посмотрит на станицу шумную, Потом, забыв про них, опустит голову, И журавли своим путем потянутся, А он своим. Вот так и с вами станется. Кто вы такие, что в жилище царское Ворваться смели, как менады пьяные? Кто вы такие, чтоб орать на ключницу, Как воют псы на месяц ночью лунною? Вы думаете, я не распознала вас, Военных лет отродье, тварь походная, Заразы плод, заразы передатчицы И воинов и мирных граждан пагуба? Вы ненасытной саранчой мне кажетесь, Обрушившейся на поля и пажити, Чужих трудов губительницы жадные, Дешевая статья торговли лагерной.

Елена

При госпоже прислуге делать выговор Есть покушенье на права хозяйские: Ей надлежит одной хвалить похвальное И за грехи и промахи наказывать. Своих прислужниц я довольна службою, Я многократно верность их проверила, Когда крепился Илион обложенный, Когда он пал и лег, осадой сломленный. Не менее того я в них уверилась В превратностях бродячей жизни, в плаванье, Где каждый дорог сам себе, а к ближнему Бывает равнодушен средь опасностей. Я жду и здесь от них того же самого, Поэтому ты замолчи и более На них не огрызайся незаслуженно. Хвалю тебя за то, что дом в исправности. Ты сберегла его в мое отсутствие. Но я вернулась, отойди же в сторону, Чтоб похвала не обратилась в выговор.

Форкиада

Корить домашних — это право высшее Супруги повелителя счастливого, Которое достойно ею добыто Домохозяйства долголетним опытом. И так как ты пришла на место старое Царицей и хозяйкой снова признанной, Возьми бразды правленья и владычествуй, Богатством завладей и всею челядью. Но защити, как старшую надсмотрщицу, Вперед меня от стада этих выскочек, Которые мне кажутся гусынями Перед твоей красою лебединою.

Предводительница хора

С красой уродство рядом как уродливо!

Форкиада

А глупость как глупа в соседстве с разумом!

Хоретиды выходят из хора и, начиная отсюда, отвечают поодиночке.

Первая хоретида

Жив твой отец Эреб? Жива ль Ночь-матушка? [208]

208

Жив твой отец Эреб? Жива ль Ночь-матушка! — Эреб и Ночь — порождены Хаосом, подземными силами.

Форкиада

А как твоя сестрица Сцилла здравствует? [209]

Вторая хоретида

У вас в семье все сплошь такие чудища?

Форкиада

Свою родню меж мертвыми разыскивай.

Третья хоретида

209

А как твоя сестрица Сцилла здравствует? — Сцилла была обращена Цирцеей в чудовище с шестью головами и двенадцатью лапами.

В сравнении с тобой они так молоды.

Форкиада

С Тирезием седым в аду заигрывай. [210]

Четвертая хоретида

Тебе ведь внучкой мамка Орионова? [211]

Форкиада

Тебя отбросами вскормили гарпии.

210

С Тирезием седым в аду заигрывай. — Тирезий — слепой фиванский жрец, одаренный Зевсом за мудрое толкование его воли долголетием, а также пророческим даром, не отнятым у него и в Аиде; в античном мире имя «Тирезий» стало нарицательным для обозначения баснословной старости.

211

Тебе ведь внучкой мамка Орионова? — Орион — дикий великан в гомеровском Аиде; в основе реплики — принятое в древней Греции насмешливое определение возраста старухи: она бы могла быть кормилицей Нестора, Приама, Тифония или других знаменитых старцев, упоминаемых в народном эпосе.

Пятая хоретида

Чем ты поддерживаешь худобу свою?

Форкиада

Не кровью, до которой ты так лакома.

Шестая хоретида

Ты стала падалью, питаясь трупами.

Форкиада

Вампир зубастый, рот заткни немедленно!

Предводительница хора

Я твой заткну, назвав тебя по имени.

Форкиада

Скажи, кто ты, и будет все разгадано.

Елена

Я перестать велю вам, но не гневаюсь, А огорчаюсь вашей перебранкою. Глухой разлад меж преданными слугами В домохозяйстве самое опасное. Тогда никто не слушает хозяина, Все тонет во взаимных пререканиях, Все ссорятся и ничего не делают. Но суть не в том. Взаимными упреками, Напоминаньями и обвиненьями Вы вызвали такие вещи в памяти, Такие образы, такие ужасы, Что, хоть, по счастью, снова я на родине, Самой мне захотелось в сумрак Оркуса. Да полно, было ль это все действительно, Иль только ночью мне во сне привиделось? Взаправду ль я была той страшной женщиной, Мечтой и мукой безрассудных воинов, Из-за которой города разрушены? Трепещут девушки, все это вспомнивши. Скажи мне что-нибудь хоть ты, спокойная.

Форкиада

Кто счастьем пользовался годы долгие, Тому былое сновиденьем кажется. Богов дарами ты была осыпана Без меры и числа. Всю жизнь ты видела Одних самозабвенных обожателей, [212] Готовых на безумства и на подвиги. Тобой пленился первым в годы ранние Тезей, [213] красою с Геркулесом споривший.

212

Всю жизнь ты видела

Одних самозабвенных обожателей… — Здесь, а также ниже, в диалоге Форкиады с Еленой, Гете влагает в уста Форкиады все варианты сказания о любвеобильной Елене, которые в объединенном виде не встречаются ни в одном из эпических или драматических повествований о спартанской царице.

213

Тобой пленился первым в годы ранние

Тезей… — Восхищенный пляской Елены в храме Дианы (пляска была необходимой составной частью древнегреческого богослужения), Тезей совместно с Парисом похитил ее. По жребию она досталась Тезею, который доверил ее своему другу, дожидаясь поры, когда десятилетняя царевна достигнет более зрелого возраста.