Федор Годунов. Потом и кровью

Я в недоумении оглянулся на старого сечевика. Он то откуда здесь взялся?! Что-то до начала наметившегося конфликта с Щербиной, Корч мне на глаза не попадался. Наблюдал или просто вовремя в шинок зашёл?

— А я с ним как с ворогом и не поступаю, — набычился Щербина, резким движением плеча скинув руку литвина. — Я дело по чести веду, как среди лыцарства заведено. Я на честный поединок вызываю, хоть он и не ровня мне… Не казак он сечевой. Доблести его, что в походе на турку проявил, должное отдаю. Иначе давно бы зарубил как собаку, да плюнул на останки поганые! Ну, так что, московит, — развернулся Данил в мою сторону. — Примешь мой вызов, как у нас в лыцарстве водится, — запорожец хищно скривился и добавил издёвки в свой вопрос, — или за спину Корча спрячешься?

Медленно поднимаюсь из-за стола, мысленно проклиная свою горячность. Мог же тогда в Варне Гаркушу просто разоружить или ранить так, чтобы не смертельно? Мог, конечно, если бы гневу не поддался. Молодой казак на саблях был мне не соперник, да и на ногах, к тому моменту, еле держался.

И что мы поимели в итоге? Кучу проблем на свою дурную задницу, вот чего!

Сначала там же в Варне чуть не прибили, теперь здесь в Сече зарезать норовят. И что самое печальное, данное мероприятие вполне может получиться.

Нет, Иван Чемоданов из меня хорошего рубаку сделал, многому, из того, что сам умел, обучив. И эта наука мне уже не раз жизнь спасла. Вот только до настоящего мастера мне ещё далеко. На этот счёт я нисколько не заблуждаюсь. Ибо настоящее мастерство приобретается в сотнях кровавых стычек с жаждущим твоей смерти врагом. С настоящим врагом, а не той челядью, что в тренировочных поединках лишний раз и ударить посильней царевича боится, больше смерти, страшась, покалечить наследника престола.

У запорожцев таких проблем нет. Тут с младых лет в многочисленных схватках пластаются, даже в обучении не щадя ни себя, ни других. Недаром в 17 веке сечевики если и уступали в мастерстве владения саблей, то только признанным виртуозам сабельного боя той эпохи — полякам и венграм.

И, вызвавший меня на поединок Щербина, ту же школу прошёл и рубака среди запорожцев наверняка не последний.

Вот только выбора мне мстительный брат Гаркуши не оставил. Откажусь, и хоть сегодня из Сечи уезжай. Каждый встречный вслед плеваться будет и прежние заслуги не помогут. Это завоевать уважение этих людей трудно, а потерять — что высморкаться!

— Ну, пошли, коли не шутишь. — решительно мотнул я головой в сторону двери. — Покончим с этим поскорей, да я выпью. А то в горле пересохло.

Вываливаюсь вместе с пьяной, весело ржущей над моей шуткой толпой из шинка, скидываю на землю вслед за Щербиной тёплый жупан, оставшись в холщовой рубахе, тяну из ножен саблю, замираю, слегка покачиваясь, пока образовывается широкий круг из азартно галдящих сечевиков.

— Левый бок береги, — вполголоса советует оказавшийся рядом Корч. — То любимый удар у Щербины. Вроде в голову метит, а как саблю вскинешь, по боку и полоснёт.

Я кивнул, стараясь унять нервную дрожь. Вот ведь! Вроде не первый раз в бой иду, а привыкнуть никак не могу. Всё равно каждый раз страшно. Хотя, поединок — это немного другое. Тут ты один против врага выходишь; глаза в глаза. И нет рядом товарища, что в критический момент помочь может.

— Ну, что застыл, Чернец? — вышел Щербина в середину круга. — Или передумал?

Ага, передумаешь тут. Данная опция в связи со сложившимися обстоятельствами для меня просто не существует.

— Настю сбереги, — бросил я протрезвевшему Тараске и решительно шагнул навстречу казаку.

Бой не задался с самого начала. Мой враг, не размениваясь на прощупывание противника, сразу взвинтил темп, заставив уйти в глухую оборону. Я пятился, с трудом парируя сыплющиеся со всех сторон удары, смещался в сторону, пропуская рядом с собой свистящую сталь, отскакивал, не успевая отразить очередной выпад. И лихорадочно пытался найти хоть какой-то путь к спасению.

Нет, так дело не пойдёт! Совсем не атакуя, даже в шахматы не выиграешь. И плевать, что мой враг искуснее меня! Не настолько уж и искуснее, раз я всё ещё жив. А значит, шанс поймать его на ошибке всегда есть.

Отбив очередной выпад, пытаюсь контратаковать и охаю от резкой боли в левом предплечье. Вновь отступаю, чувствуя, как рука наливается болезненным жаром.

А вот это я зря! Теперь он меня легко дожмёт. Теперь ему лишь немного выждать нужно, пока я слабеть начну.

Вот только Щербина ждать не захотел. Наоборот, никак не прокомментировав удачный удар, запорожец ещё больше взвинтил темп, бешено пластая клинком воздух.

Проклятье! Я так долго не выдержу! Вновь отступаю, с трудом отбыв рубящий удар в голову и клинок противника резко соскальзывает вниз.

Как я отбил коронный удал Щербины, и сам наверное объяснить не смогу. Просто на автомате, не осознавая, что делаю, резко опустил саблю, остановив смертоносную сталь в последний момент.

Не ожидал такого и мой противник, замешкавшись буквально на мгновение. Но мне и этого хватило! Отбросив клинок противника в сторону, бросаюсь в отчаянном выпаде, коля словно рапирой. И тяжело опускаюсь на колени, с натугой втягивая в себя влажный воздух.

Глава 18

Проснулся я от головной боли, удушливым обручем стянувшей череп. Я невольно застонал и, превозмогая накатившую слабость, сел на лавке, служившей мне ложем в эту ночь. Попытался сглотнуть и не смог. Во рту полыхала пустыня, немилосердно выжигая внутренности. Меня затошнило.

Вот же! Явно вчера перебрал. А куда было деваться, если после победы над Щербиной, меня чуть ли не силком опять в шинок затащили? И даже из-под лавок казаки к кружкам потянулись, чтобы за мою победу выпить? В общем, на своих двоих я оттуда уже не ушёл.

— Очухался? — скрипнула дверь, полоснув лучом света по сумраку хаты и ко мне подошёл Порохня. — Эк тебя вчера развезло, — хмыкнул он с одобрением и, развернувшись, скрылся в потёмках. Характерно булькнуло. — На вот квасу выпей, — сунул мне казак в руки деревянный ковш. — Немного полегчает.

Я жадно приникнув к живительной влаге, в три секунды выдул весь ковш. Посидел немного, бездумно таращась в полусумрак и прислушиваясь к собственным ощущениям Вроде, и впрямь, немного полегчало. Во всяком случае, бушующий внутри пожар, удалось немного пригасить и тошнота почти прошла.

— Оно бы лучше горилки выпить, — заметил, между тем, Данила, заставив меня передёрнуться. — Да тебе нельзя. Нужно голову ясную иметь, — пояснил он мне, отбирая ковш. — Пошли во двор.

— Пошли, — обречённо прогнусавил я, чувствуя по голосу пожилого сечевика, что он всё равно не отстанет.

По-видимому, спокойно отлежаться, мне здесь не дадут. Вот только насчёт ясной головы, Порохня погорячился. Мысли словно жернова еле ворочаются.

Снаружи было довольно свежо. Я поёжился, вдыхая влажный, слегка отдающий гарью воздух, вздохнул, шагнув на сочащиеся влагой ошмётки снега.