Федор Сологуб

Глава седьмая ОДНА ЛЮБОВЬ

Запоздалая слава. — «Моя плоть не знала радостей». — Изгнание из училища. — Знакомство двух угрюмцев. — Женщина-товарищ. — Позолоченная мебель. — Пропажа обезьяньего хвоста и другие скандалы. — Новые песни

В 1907 году жизнь Сологуба резко изменилась. В его судьбе не было более насыщенного событиями года, и большинство этих событий брало начало от издания дьявольского романа «Мелкий бес» как череда расплат и поощрений судьбы. Математик и рационалист Сологуб не верил в мистику обыденной жизни и считал, что никакой нечисти в реальности не существует. Писатель имел объяснение для проявлений мистического: совпадения, говорил он, неизбежны в тех случаях, когда мы имеем дело с большими числами. В его судьбе тоже было только одно главное чудо — волшебство появления «Мелкого беса». Но как любое большое событие оно по чисто рациональным причинам не могло не повлечь за собой других крупных событий. В один год писатель стал широко известен, лишился любимой сестры и привычной службы. Впервые с момента вступления во взрослую жизнь он почувствовал себя настолько одиноким и покинутым. Наконец, на фоне этой бесприютности Сологуб завязал тесное знакомство со своей будущей женой и единственной спутницей жизни — писательницей и переводчицей Анастасией Чеботаревской.

Стремительная смена событий началась с того, что весной 1907 года вышел отдельным изданием роман «Мелкий бес», вскоре несколько раз переизданный. Слава настигла писателя внезапно. Роман, по словам Блока, был прочитан «всей образованной Россией». Критика обратила на Сологуба благосклонное внимание. Многочисленные почитательницы начали осаждать степенного учителя признаниями и письмами [17] . Л. Зойке из Варшавы видела себя в образе Людмилы из «Мелкого беса» и просила дописать продолжение этой сюжетной линии романа. Ее письмо было написано красными чернилами, но барышня уверяла, что это не «претензия», а случайность. Другие поклонницы указывали в письмах свой возраст и сведения о невинности. Петербурженка Наталия З. писала любимому автору: «Мне 20 лет. Моя плоть еще не знала радостей. Вы первый мне сказали про них, дав порыв к боли-экстазу. Невыносимо без нее жить… вызовите меня Вы, Федор Сологуб, дайте мучительное счастье. Позовите меня…» Сологубу, которого слава до тех пор не баловала, эти письма льстили, он серьезно относился к подобной корреспонденции, с некоторыми поклонницами переписывался.

17

Мисникевич Т. В. Федор Сологуб, его поклонницы и корреспондентки // Эротизм без берегов. М.: Новое литературное обозрение, 2004.

Вскоре, однако, стало ясно, что слава эротомана доставляет писателю не только удовольствия. Тем же летом последовала расплата. 14 июня 1907 года Федор Кузьмич Тетерников получил от директора Андреевского городского училища письмо следующего содержания: «Считаю долгом предупредить Вас, что Управлением Спб. Уч. Округа Вы не будете оставлены в должности инспектора училища, но можете оставаться на службе учителем, вследствие чего просил бы Вас заехать ко мне для переговоров в среду 20-го сего июня». Неизвестно в точности, как прошел этот разговор и почему Федор Кузьмич не смог продолжить работу в качестве педагога. По сведениям Ивана Попова, Тетерников просил оставить его учителем еще на пять лет. Несмотря на частые столкновения с сослуживцами, он всё же любил свою работу и бывал оценен начальством. Во время службы в Петербурге Федору Тетерникову вручались скромные ордена: в 1896 году — орден Святого Станислава III степени, в 1901 году — орден Святой Анны III степени.

Однако в 1907 году результатом беседы с директором стала отставка Тетерникова по выслуге 25 лет учительства. В июле Федору Кузьмичу пришлось освободить меблированную квартиру на Васильевском острове и сдать администрации всю обстановку, за исключением девяти старых венских стульев, изъятых из обращения: начальство наконец приняло во внимание ветхость учительской квартиры, «мещанство» которой не давало покоя Добужинскому во время его визитов к Сологубу. Увольняясь из училища, бывший инспектор передавал дела своему преемнику. Из описи школьного имущества мы узнаем, за что отвечал в служебное время писатель-декадент: наряду с библиотекой и учебными пособиями там значатся запас березовых дров, журнал прихода и расхода (с расчетом сумм за 1907 год), три печати и тому подобное нехитрое хозяйство.

Об увольнении писателя ходили потом многочисленные слухи. Говорили, что он превращал учеников в «тихих мальчиков» (полумертвых детей, описанных в романе «Творимая легенда»). Составляли представление о педагогической деятельности Сологуба по гомоэротическим мотивам его прозы: в «Тяжелых снах» Логин с вожделением думает о своем воспитаннике Леньке, в «Мелком бесе» миловидный мальчик Саша Пыльников, о котором говорят, что он переодетая девочка, будит в Передонове «блудливое любопытство» и «нескромные мысли», в рассказе «К звездам» студент-гувернер похотливо хихикает, глядя на Сережу, и от грязи человеческих отношений Сережа бежит, лелея мечту о звездах.

Сологуб всегда болезненно переживал, когда мотивы его прозы произвольно встраивали в его собственную биографию, но летом 1907 года он был особенно уязвим. В это время тяжело болела его младшая сестра Ольга Кузьминична, последний оставшийся в живых его близкий родственник. Гости сологубовских «воскресений» давно заметили, что у сестры писателя в холодное время года не проходил «бронхит», она часто кашляла. Несмотря на медицинское образование, Ольге Тетерниковой не удалось вовремя остановить собственную болезнь: ее мучил вовсе не бронхит, а чахотка. В 1906 году заболевание обострилось, после этого больная так и не поправилась. Вместе с сестрой Сологуб ездил в Уфимскую губернию, где Ольга Кузьминична лечилась кумысом — кисломолочным напитком, дрожжи которого вырабатывают антибиотик к туберкулезной палочке. Весной 1907 года Федор Кузьмич привез сестру на дачу в Финляндию, бережно ухаживал за ней, вел дневник изменения температуры. Болезнь сопровождалась удушьем и мучительными болями, приходилось прибегать к морфию. В последние дни жизни сестре писателя отвратительна была пища и даже запахи съестного. Ольга Тетерникова скончалась 28 июня 1907 года в Финляндии. Ее памяти Сологуб посвятил драму «Победа смерти» о смерти как союзнице любви и силе, сопоставимой по своей мощи с любовью.

Георгию Чулкову и его супруге Федор Кузьмич писал: «Милый Георгий Иванович, у меня — жестокое горе: сестра умерла. Шлю Вам и Надежде Григорьевне от нее последний ее привет и пожелания: живите долго и будьте счастливы. Искренно любящий Вас Федор Тетерников». С начала болезни сестры, а тем более после ее кончины писатель стал впадать в мизантропию и порой с трудом поддерживал творческие связи. Брюсову он в это время внезапно заявляет о прекращении сотрудничества в «Весах» из-за невнимания к нему редакции. В письме от 5 июля 1907 года Валерий Яковлевич приводит убедительные доказательства своей невиновности: Сологуб, Гиппиус, Белый, сам Брюсов печатаются, по его словам, в журнале равномерно. Каждый из этих поэтов, по мнению редактора, в 1906 году был представлен на страницах издания скромно, но виноваты в этом ограниченные размеры «Весов», увеличить же количество страниц невозможно из-за наличия чисто журнальных отделов, которые сложнее пополнять материалом, чем литературные отделы [18] . Как раз в начале 1906 года «Весы» стали печатать не только критические тексты, но и художественные произведения, и недостатка в них у редакции не было.

18

См.: Брюсов В. Я. Письма к Ф. Сологубу // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1973 год. Л.: Наука, 1976. (Публикация В. Н. Орлова и И. Г. Ямпольск

Зная педантичность Сологуба, сложно поверить в то, что он не попытался оценить доли символистов на страницах журнала. Ныне эта задача представляется нам сложной: поэты выступали в «Весах» с неравнозначными жанрами. Можно считать, что примерно одинаковое внимание «Весы» уделили в 1906 году Брюсову, который опубликовал там два рассказа и подборку из 11 стихотворений, и Гиппиус, напечатав два ее рассказа и 13 стихотворений. Сологуб за это же время опубликовал в «Весах» рассказ «Чудо отрока Лина» и новеллу «Милый паж», Белый — семь стихотворений. Однако Гиппиус и Белый выступали в журнале еще и как публицисты, причем не только под этими, наиболее известными своими именами, но и как Антон Крайний (псевдоним Гиппиус) и Борис Бугаев (настоящее имя Белого).

Безусловно, до публикации «Мелкого беса» отдельным изданием Федор Кузьмич оставался в числе не самых известных публике символистов. Впрочем, он был не первым, кто жаловался на задержки публикаций в «Весах». Гиппиус в печати ругала журнал за то, что ее статья «Мы и они» пролежала в редакции год.

Как бы то ни было, в переписке с Брюсовым Сологуб признавался в своей мнительности: «Ваше милое и дружеское письмо убедило меня, что я грубо ошибался, в чем виною тень смерти, уже давно омрачившей мою жизнь». О потере сестры Сологуб писал: «Мы прожили всю жизнь вместе, дружно, и теперь я чувствую себя так, как будто все мои соответствия с внешним миром умерли… и все люди меня ненавидят». В этот период он тяготился своей угрюмостью в компании знакомых. В преддверии Нового, 1908 года, приглашая в гости Георгия Чулкова с супругой Надеждой Григорьевной, Сологуб оговаривал: «Если ничего более веселого Вам сегодня не предстоит, то я буду рад, если Надежда Григорьевна и Вы придете ко мне».

Крах политических ожиданий тоже не добавлял писателю оптимизма. В сварливом настроении Сологуб пребывал в момент знакомства со своей будущей женой, Анастасией Чеботаревской. Они виделись и раньше, но близкого знакомства не завязывалось. В 1905 году Алексей Ремизов писал Сологубу: «Посылаю рецензию на „Вопросы жизни“ Анастасии Николаевны Чеботаревской. Вы ее встречали у Вячеслава Иванова: такая прихрамывающая с ехидничающим смешком» [19] . Мало кто в литературном Петербурге был очарован этой женщиной. Николай Оцуп писал, что Чеботаревскую «не любил никто, кроме Сологуба». Но и чувства, которые абсолютное большинство знакомых питало к Сологубу, сложно было назвать любовью.

19

Грачева А. К истории взаимоотношений Алексея Ремизова и Федора Сологуба (Введение к теме) // Блоковский сборник. XV. Тарту, 2000.

Отношения этих двух угрюмцев начались с размолвки. Весной 1907 года Анастасия Чеботаревская задумала издать сборник писательских автобиографий и собрала их 25 штук, но издание так и не состоялось. Писатели и поэты отвечали ей по-разному. Утонченный Блок был сама любезность: «Вот четвертушка с автобиографией, м. б., слишком длинной и витиеватой? Сокращайте, конечно, как хотите», жалел, что не может зайти к Чеботаревской сам — слишком далеко, выражал большую радость по поводу того, что Чеботаревская высоко оценила его сборник «Снежная маска». Изысканный Леонид Андреев тоже был готов к сотрудничеству: приглашал Анастасию Николаевну заходить к нему, обещал рассказать ей свою биографию и дать фото. Затейник Ремизов, которому Чеботаревская никогда не нравилась, прислал ей откровенно ироническую автобиографию. Обратилась она и к Сологубу, но… результат был вовсе плачевным. Ничто не предвещало их будущей близости. Сологуб категорически отказался предоставлять о себе подробные сведения, ссылаясь на свою безвестность, а кроме того, нудно и многословно распек молодую корреспондентку: «Биография моя никому не нужна. Это видно хотя бы из того, что даже и Вы, хотя и работаете для истории литературы, всё же никогда не поинтересовались даже моим именем. „Ф. К. Сологуб“, как Вы пишете, я никогда не именовался, потому что я не принадлежу к роду Соллогубов, и моя фамилия Тетерников. Литературный же мой псевдоним состоит из 14 букв, не более и не менее: Федоръ Сологубъ, с одною буквою Л, а не с двумя; не просто Сологуб, и не Федор Кузьмич Сологуб (такого нет и не было), а именно Федор Сологуб» [20] . Чеботаревская, однако, сумела любезностью растопить сердце писателя. При всей своей ранимости она имела талант организатора и, часто в своих начинаниях сталкиваясь с отказами, не оставляла энергичной деятельности.

20

Федор Сологуб и Анастасия Чеботаревская // Неизданный Федор Сологуб. М.: Новое литературное обозрение, 1997. (Публикация А. В. Лаврова.)