Феерия для другого раза I

– Гордецы! – как они возмущаются. – Лучше смерть! Братья по крови, я вас обожаю! Любовь моих бессонных ночей, ура! Я загоняю Каина в угол! Берегись! Победа! Я тебя вижу!* [19] Pro Deo! [20] Раскрои мне череп! Сделай рану пошире, братец, пошире! Чтобы небо вошло! Звезда только для тебя? ты ее очень хочешь? в подарок – моя жизнь! А могу ли я тебе помочь? Ты хочешь меня поцеловать? Если я ему, этому пацану, дам сейчас огромный молоток и предложу раскроить мне башку? мне, здесь, сейчас же, у меня дома? Он не осмелится!.. Он струсит… Придут другие, взломают двери, разгромят библиотеку… Я размышляю… Я предчувствую… Чтобы я не жаловался, мне отрежут язык, выколют глаза, а чтоб было смешнее, выкинут в окно на тротуар… А там за меня возьмутся другие… Привяжут к хвосту лошади, и гоп, лошадка! пустят во весь опор! проспект Опера, площадь Конкорд, как королеву Брюно*. [21] Я читал об этом в учебнике истории, в школе, что возле сквера Лувуа, в начальной школе, чтоб вы уверовали, я как есть местный, аттестат зрелости и все такое!

19

Настоящий текст – результат преобразования предыдущей версии: «Мой брат по крови, я обожаю тебя! Любовь моих бессонных ночей, ура! Бей в барабан! Фонтанируй! Замри! Победа! Я вижу тебя!»

20

Pro Deo! (лат.) – Во имя Бога!

21

Историки сходятся во мнении, что место казни королевы Брюно (613 г.) находится неподалеку от Дижона. Селин же, должно быть в соответствии с мнением своего друга Герона де Вильфосса и своими познаниями в истории, полученными в начальной школе, указывает в качестве места казни Париж. В самом деле Вильфосс пишет: «Считается, что место, на котором в 613 г. во времена правления Клотера II королева Фридегонда казнила Брюно, находится на улице Пти-Шам (Селин уточняет – улица Мельниц). Эта сцена проиллюстрирована картинкой во всех детских книжках по истории. На ней изображена ужасная смерть бедной королевы, которую тащит по земле за волосы пущенная вскачь лошадь».

Все произойдет в присутствии огромной толпы, перед всем городом, вывалившим смотреть на казнь, как на праздничное зрелище! Ах, я возбужден, такова моя природа… но я не забываю ни о своих обещаниях, ни о посетителях, ни о вас.

– Вот человек, сбившийся с пути!

– Я? Я не сплю?

Я вижу Клеманс и ее сына, они сопят!.. они обнюхивают мою библиотеку, мои пожитки, мои коллекции, кстати, очень хорошо продаваемые… Они уже воспользовались… (о, это важное замечание!) другими моими неприятностями!.. моим провалом в Рюэй! Опять катастрофа! Ах, моя клиника! моя дорогая клиника!..* [22] Они говорят себе: это непременно нужно сделать!.. Нужно туда смотаться до официальной продажи!.. такой шанс, другого случая не представится! Они пришли в числе десяти тысяч других грабить меня! Это вопрос времени!

22

В жизни Селина был опыт распродажи с молотка собственного имущества, только не клиники, а медицинского кабинета, и в Сен-Жермен, а не в Рюэй. Осенью 1939 г., после того как Селин съехал с квартиры на улице Лёпик, он открыл кабинет на улице Бельвю, дом № 15, в Сен-Жермен-ан-Лэ. Кабинет просуществовал только несколько недель, т. к. 1 декабря Селин ушел в плавание на корабле «Шелла» в качестве военного врача.

– Поторопись, Клеманс…

Я снова думаю о Рюэй, пришло время снова вспомнить о нем… красивые деревья… парусные лодки… мой санаторий! какое невезение! Он только заканчивает учебу, этот парень… Он унаследует все мои книги… Это проклятие всей моей жизни, никогда ничего не могу сберечь, никогда и нигде, ни единой книги… Судьба у меня отняла все! Хозяин предлагал мне все продать… я их подначиваю: друзья мои, угощайтесь! Они упаковывают мою библиотеку… парень выбирает чтиво! мамаша – исключительно кухонные принадлежности! Марсель же – погреб!

Ничто менятак не опьяняет, как тяжелейшие крушения, я просто хмелею от несчастий, я не ищу их специально на свою голову, но они настигают меня, как гости, имеющие привилегию входить в мой дом… Я же рассказывал вам про Рюэй, я начал с того момента, когда все пошло наперекосяк! Какое было предприятие! Двух секретарей из Шату под зад! Я зову вас на помощь, мои смелые друзья… Я хочу сказать Арлон Клеманс, парню… Замки уже опечатаны! Распродажа уже завтра! Пусть они нажрутся! Все ради дружбы! Они мчатся на всех парах… эти ловкачи! они привезли даже тетушку из Нанта, ту, которую приютили на пару дней! они увозят все мои инструменты! спешат успеть за одну ночь! колокол! из Рюэй к себе скорей! что за прелесть! на плечах, потом в машину на руках, туда, обратно, можно было бы заполнить три грузовика! в придачу библиотека и, по крайней мере, двенадцать ящиков с бутылками, пять шкафов медикаментов, мой «Пупинель»*, [23] Два термостата, двадцать четыре кровати, кухонное оборудование в комплекте…

23

«Пупинель» – этим словом до сих пор еще называют стерилизационные шкафы.

Обалдеть… К рассвету у меня не остается ничего, кроме полусотни журналов «Обзор двух миров»… [24] я хочу сказать, переплетенных, в приличном состоянии, да мотоцикла с коляской, ну, еще «Пашон»* [25] и пять спринцовок… Чтобы не говорили потом, будто я ничего им не оставил… стоило бы, по крайней мере, взять с них пару расписок. Ах, расписки для наголову разбитого! но вот что меня немного утешает, Марсель, его жена и их выблядок, да еще тетка спасли все это! не для меня! для себя! Я, лично, не люблю реликвии…* [26] я считаю, что они приносят беду… мне бы хотелось оказаться на дне и заново начать жизнь… с большим энтузиазмом!.. Со всем усердием! Нет! И к черту все эти их сложности, все эти романтические иллюзии! я не занимаюсь больше прожектерством!.. Столовая, гостиная, двадцать комнат, обиталище буржуа, банковский счет!.. черт! Только стетоскоп, ручка, некрашеный деревянный стол… без гроша!.. и без прикрас!

24

Была ли у Селина подшивка журнала «Обзор двух миров» уже в Сен-Жермен? Во всяком случае, тот факт, что пятью годами позднее в Зигмарингене ему доставляли удовольствия эти журналы, найденные в библиотеке замка, подтверждается свидетельством Люсьена Ребате. Дело закончилось тем, что он купил один из «первых номеров, изданных в Копенгагене, за кусок хлеба», уточняет тот в письме к Жану Полану в феврале 1949 г. А за месяц до этого Селин писал тому же адресату, что этот журнал был «моей слабостью. Я собираю коллекцию начиная с выхода в 1850 г. У меня их полно. Я все читаю. Биржевые сводки 1905 года, фарсы 1892-го… Я «заранее» знаю, что «должно произойти»… В какую ловушку угодят все эти мошенники! чего стоят их обещания! их уверения! Я – Судьба! А между тем, какие таланты! Читали ли вы репортаж Элизы Реклю о Северной Америке? Ах, как бесцветны и невыразительны наши сегодняшние журналисты!» Годом ранее Селин писал Альберту Паразу: «В таком ужасном окружении придурков чувствуешь себя уже мертвым, выпавшим из жизни… Вот почему мне пришлось по вкусу неустанное перечитывание древних журналов Старого и Нового Света… то, что происходит сегодня, кажется мне абсолютно странным и нереальным».

25

«Пашон» – прибор для измерения давления.

26

Селин называет реликвиями, которые хранились в квартире на улице Жирардон, странный камень из Камеруна и обломок железной обшивки корабля «Кингстон Корнелиан», который столкнулся с «Шеллой», где в то время находился Селин.

Идите подавитесь и обожритесь! Вздор! Ваш скарб вас и придавит! жизнь вас скрутит! Вы катите свою тележку, бредете, спотыкаетесь, шатаетесь! опускаетесь еще ниже! обрывки, лохмотья, ненужный мусор! Судьба – самый строгий судья, она вам ужо задаст головомойку…

Трудно пасть еще ниже, чем в одиночное заключение! Тем более в ссылке!.. Забрали игрушки у балованного ребенка! Сколько рукописей они уничтожили: пятьдесят лет писания, сверхчеловеческих усилий… Неплохо разыграно! Абсолютное разрушение, разгул ненависти вокруг, парализованный придурок – это чудо, а я еще жалуюсь… моя бедная жена тут же, на убогом ложе, моя танцовщица, только что прооперирована…* [27] В средневековье были и свои плюсы… иногда одно коротенькое прошение могло спасти от приговора… сейчас вы пишете толстенные тома, жалобы, заявления…знаете ли вы «Двор Чудес», что на улице Реомюр? Сейчас там кинотеатр!* [28] Никакой милостыни! До наступления эпохи Освобождения по одному слову короля темницы открывались! Рождество!* [29] Неужели! Пойдите да посмотрите! Ах, ситуация дикая! Король Олаф* [30] ничего не может, оттуда, где я страдаю безмерно, меня не могут выпустить лишь по его приказу! Его бы высекла толпа, заикнись он об этом. «Освободите подателя сего!» – досаждаю просьбами.

27

Люсетт Детуш была прооперированна 19 мая 1950 г.

28

Последний «Двор Чудес», разрушенный в 1667 г., находился на улице Реомюр в квартале, образуемом улицами Ниль, Дамье и Форж. На его месте в доме № 100 по улице Реомюр в 1924 г. было построено здание издательства газеты «L'Intran», которое вскоре перешло во владения газеты «Франс-суар», а затем было переоборудовано в торговый центр. В 1930 г. директор «L'Intran» открыл там еще и экспериментальный кинотеатр, который так и назвал – «Чудеса».

29

В 1933 г. Селин был готов подписать обращение Барбюса в защиту Георгия Димитрова и двух осужденных вместе с ним болгар. В одном из писем он иронизирует: «Если только перед Рождеством Гитлер не раздает какие-нибудь политические милостыни…»

30

Во время ареста и тюремного заключения Селина королем Дании был Кристиан X, после смерти которого в 1947 г. его сменил на троне сын, Фредерик IX. Но Олаф (или Олав, следуя другому написанию) – родовое имя древних скандинавских королей.

Действительно, я пишу отовсюду! с Монмартра, из дома! из глубины моей темницы! и в то же время с берега моря, из нашей хижины!* [31] Пересечение мест, времен! Черт! Это же феерия, вы понимаете… это феерия… это будущее! Прошлое! Мнимое! Реальное! Усталость! Все-таки я додумался до одной шутки, что, мол, последний пес, отбившийся от своих и теперь бредущий вдоль сточной канавы, допустим, его зовут Пирам, меньше терзается сомнениями, чем я!.. быть настолько затравленным псом, как ни одна собака на свете! Стесняться своего имени Пирам! можно вынести ужас этого имени, Пирам! Пирам – еще не катастрофа!

31

После написания двух первых версий «Феерии для другого раза», одной – в тюрьме, второй – в копенгагенской квартире, Селин продолжил свою работу на балтийском побережье в Кларсков-гаарде, в домике, предоставленном ему адвокатом Миккельсеном.

Но это еще не все, мое непроизносимое имя! Есть еще и болезнь! есть еще и желания! Есть еще и шпионы повсюду… Вы увидите по мере развития сюжета…* [32] если бы я сорвал их планы! если бы я много путешествовал! Они-то попутешествовали!.. Лили и Улисс…* [33] Безо всяких пикантных подробностей я всегда готов предоставить вам свой прах… вам не интересно, вы меня никогда бы не прочли! Да, но меня считают подпольщиком! Однажды все прояснится! (арест 23 февраля)* [34] и сто тысяч предъявленных к оплате счетов, долгов! другие суды, вызовы в Верховный суд и т. д.! самое страшное – тюрьма! Унижение! Лишение прав!* [35] Все!.. Стремглав с горы – это сила, однажды выдохнутая бездной и защищающая вас каждый раз от ударов, от этих нашествий разинутых пастей… и опускающая вас все ниже и ниже, в пучину горя и слез.

32

Когда Селин писал эту фразу, он задумывал еще одно произведение, повествующее обо всех страданиях, пережитых им с весны 1944 г. до весны 1945 г. (в которую были бы включены не только две части «Феерии для другого раза», но также немецкая трилогия: «Из замка в замок», «Север» и «Ригодон»), в виде одной книги, где этапам его жизни соответствовали бы отдельные главы.

33

Имя Люлю, которое Селин переделал в Лили, является домашним прозвищем его жены Люсетт. То, как она появляется в тексте, а особенно в силу ее близких взаимоотношений с Жюлем, он назвал Лили сначала Арлетт, но потом уточнил, что Арлетт и Лили – одна и та же героиня. Кот Улисс через несколько страниц приобретет новое имя – Бебер.

34

В действительности 21 (а не 23) февраля 1950 г. Селин был заочно осужден и приговорен, помимо всего прочего, к конфискации «наличествующего имущества и приобретаемого в будущем в половинном размере».

35

Тот же суд объявил Селина «лишенным гражданских прав» и приговорил его к лишению воинского звания и наград.

Поразмыслите! круговерть ненависти!

Беспомощность, последний вздох… Точно! конечно! Вы испускаете дух – и привет! Легким ветерком!

Но боль остается, язвящая, пробуждающая злоязычие! каждое движение отдается болью в сердце! Вы сердитесь! Вы спасены! Ненависть! не самый блестящий выход… аморально… Черт! Это слова! плевать на мои мысли, мои жалкие потуги! Вернемся к фактам! Итак, я вам рассказывал, Рюэй – это полный разгром, колокол, мебель и т. п., я лавировал между тут и там, попробовал всего понемножку и тут и там, пытался применить свои знания, но все на ветер, пустота!.. Перемены мест, самопожертвование… [36] в городе, в провинции, в поле, проковыляв по дорожке, заползши по лестнице на верхний этаж, ярый приверженец искусства исцелять, мастер перевязок, профессионал утешения, родов, предписаний и любитель потискать сестричек… Вне страдания! вне микробов! усталости! смерти! и, по крайней мере, двадцати пяти других видов мучения!.. Ну а в заключение злоключений… Дудки! как бы не так! Господи! При всех моих перевоплощениях – такая мизерная прибыль! Повсюду разбросаны мои ощипанные перья!..

36

После Рюэй Селин действительно служил на «Шелле», где непосредственно столкнулся с военными действиями. В романе имеется в виду период после увольнения его из диспансера в Клиши в декабре 1937 г.

Единственное мое неоспоримое достижение – это диспансер мое создание, он бы затмил славу Бурбуля, Котерэ, санатория доктора Нери и даже Энгьен с его термальным озером, стеклянными куполами, парком. Отсюда хорошо видно: Саннуа*, [37] этот аэрарий для астматиков! в Мон-Дор – на омнибусе! место пребывания королей Пти-Бурс! Ворота Парижа, туда и обратно! На меня напали изматывающие катары, осложненные моей «финансовой несостоятельностью»,* [38] которые меня одолевают с начала весны! я сказал, весна? да круглый год! Ах, место, о котором я так мечтал! Вы видите карьеры над Аржантей, эти трещины в почве, естественная сухость! серебристая белизна южных склонов! покидая свой завод, свой прилавок, они приезжали погостить пару часов у меня… и не теряли ни минуты! Сразу же приступали к лечению, развалиться в гамаке… жар песков, сухость, вот и весь секрет! Пойдите поищите астматика в Сахаре! Вдохните воздух раскаленных песков! Черт побери Мон-Дор! Для людей с деньгами у меня были дом и кровати, «ночной туберкулезный санаторий»! все окна открыты, все выходят на юг! Всегда на юг!

37

Саннуа – профилакторий в Аржантей, т. е. неподалеку от Безона. Идея создания подобного лечебного заведения впервые появляется на этой странице. Упомянутые санатории на самом деле специализируются на лечении заболеваний дыхательных путей, кроме лечебницы доктора Нери, где лечат ревматизм.

38

Малообеспеченный, «финансово несостоятельный» – определение категории граждан, которые пользуются социальными льготами.

Один раз дело выгорело. Лечение шло прекрасно. Удача улыбнулась мне… Но вот наступил период дождей! Дожди лили как из ведра! мокрый песок сползал под откос! Потоки с вершины Саннуа! Ливень, который бывает раз в году! Даже раз в столетие! Смыло берега Сены! Наводнение в июле! Трое с хроническим катаром, которые все-таки пожелали остаться, хотели излечиться полностью, скользят на подъеме к Аржантей, увязнув в грязи и неприятностях! В гамаках пусто – никого! Жуткая погода! Редчайшая! Я потратил год, я привел все в порядок… Не каждый же год обрушивается на нас Потоп! Если бы у меня было даже сто тысяч франков, Мон-Дор был обречен! Аржантей-Саннуа, королева бронхов!.. Она – решение «городского кольца»… Нужно было!выждать! ожидание стоит денег! «Санаторий для элиты и простых смертных». Люди, умеющие ждать, принадлежат Богу. На весах времени… У вас нет времени, вы пританцовываете! Сколько времени понадобилось бы мне? Если начистоту – нужно было три года… Два лета подряд выдались холодными… я вам расскажу про другие мои медико-социальные проекты… Они были забавны… но не так, как Саннуа…