Фельдмаршал Борис Шереметев

Горница фельдмаршала выглядела наряднее королевской квартиры, такой вид ей придавал персидский огромный ковер, раскинутый на полу. Король поморщился при виде таких излишеств, но промолчал. Однако от Реншильда не ускользнула эта гримаса, и он сказал, оправдываясь:

— У меня ревматизм, ваше величество. Что делать? Годы. А полы здесь холодные, сырые.

— Я ведь не лекарь, Реншильд, — грубо оборвал его король.

Карл не любил в походе никаких излишеств, впрочем, и в мирные короткие передышки он не баловал себя и окружающих пирами и балами. Он не терпел женщин. Все его мысли всегда были заняты только войной, победами, славой.

В походе король спал, как и его солдаты, укрываясь только плащом, ел то же, что и солдаты. И генералам его волей-неволей приходилось следовать примеру своего повелителя.

Во время боя Карл лез в самое пекло сражения, увлекая своих солдат, ободряя и вдохновляя их своим присутствием и безупречной личной храбростью. Именно поэтому солдаты любили и боготворили своего короля. И верили: «Наш король непобедим».

Бригадир Мюленфельдт — высокий широкоплечий немец — вскоре предстал перед королем. Заметив в лице его следы скрытого испуга, Карл решил снять это напряжение своей непринужденностью.

— Садитесь, бригадир. — И кивнул на лавку.

Мюленфельдт, то ли не понял, то ли сочтя это приглашение просто знаком вежливости, продолжал стоять, вытянувшись в струнку.

— Да садитесь же, Господи, — повторил король приглашение, которое редко слышали от него даже его генералы.

Бригадир сел на лавку в отдалении.

— Сколько лет вы прослужили в русской армии? — спросил Карл, стараясь придать голосу доверительный тон.

— Пять лет, ваше величество.

— Значит, вы не были под Нарвой, когда я разбил русских?

— Не был, ваше величество. Я был нанят позже.

— Так, так, — молвил король таким тоном, словно факт отсутствия его визави под Нарвой был чрезвычайно важен. — И что же вас заставило перейти на мою сторону, бригадир?

— Преклонение перед вами, ваше величество. И потом, мне надоело служить этим азиатам.

— Перед переходом на нашу сторону, ваше величество, — решил представить своего подопечного фельдмаршал, — господин Мюленфельдт оставил нам целый мост, который ему было приказано взорвать.

— Да? — вскинул брови король. — И какой же мост?

— Тот, гродненский.

— Который потом перед самым нашим носом развалило ледоходом?

— Тот самый, ваше величество.

— М-да. Жаль, конечно, что и ледоход не перешел на нашу сторону. А то бы я догнал Огильви и Репнина и заставил принять бой. Они же бежали как крысы.

— Поверьте, ваше величество, — заговорил с пафосом Мюленфельдт, — именно так будет и впредь. Русские трепещут перед вашим именем, сам царь боится вас как огня.

Хитрый немец знал, что надо говорить шведскому монарху, дабы заслужить его благорасположение. Даже служа у русских, он был хорошо осведомлен о чрезмерном честолюбии Карла XII.

— Ну что ж, господин… э-э…

— Мюленфельдт, — подсказал бригадир.

— Да, господин Мюленфельдт, вы пять лет прослужили в русской армии, а значит, поездили по России, повидали многое. Не так ли?

— Точно так, ваше величество.

— Вы, конечно, знакомы с театром предстоящих сражений. Что б вы могли подсказать полезное нашей армии, скажем, в смысле направления удара или чего-то еще?

Мюленфельдт переглянулся с Реншильдом, и это не ускользнуло от короля. «Надо было выпроводить старика, — подумал Карл. — Наверняка этот немец запоет с его голоса».

— Вам, ваше величество, надо идти на Москву, — заговорил решительно немец.

«Так и есть», — подумал разочарованно король, а вслух спросил:

— Почему же именно на Москву?

— Потому что Москва бурлит, вот-вот взбунтуется против царя.

«Вот это уже что-то новое».

— И чем же она недовольна, эта Москва?

— Стрижкой бород, ваше величество.

— Чем, чем? — удивился король.

— Дело в том, что царь, желая превратить своих азиатов в европейцев, повелел брить бороды. Кто хочет оставить бороду, тот должен платить за нее огромные деньги. Скажем, с купцов в год берется сто рублей, с горожан — по тридцать.

Карл засмеялся, вместе с ним развеселились фельдмаршал и генерал-адъютант.

— Нет, господа, царю Петру не откажешь в уме. Придумать такую статью дохода! Неужто из-за бороды и бунт может быть? — Король испытующе посмотрел на немца.

— Так уже в Астрахани подымался, ваше величество.

— Из-за бороды?

— Именно. Фельдмаршал Шереметев вместе с армией ходил на усмирение.

Глаза короля заблестели в каком-то лихорадочном нетерпении. Немец понял, что угодил таким ответом.

— Но и это не все, ваше величество. На Дону казаки под предводительством некого Булавина поднялись против царя ^{200} . Едва вы подступите к Москве, взбунтуется и первопрестольная.

Карл взглянул на Реншильда, тот кивнул головой: «А что я вам говорил».

— Ну что ж, бригадир, спасибо за сообщение. Надеюсь, фельдмаршал найдет вам применение.

Король поднялся, вскочил поспешно и Мюленфельдт. Карл едва кивнул на прощание и быстро вышел, сопровождаемый генерал-адъютантом.

На улице уже начало смеркаться. На полдороге к штабу подбежал его адъютант полковник Хорд.

— Ваше величество, там прибыл гонец от гетмана с пакетом.

Карл пошел так быстро, что адъютанты едва не бежали за ним вприпрыжку. Войдя в свою горницу, он выхватил пакет у камергера.

— Зажгите больше свечей. Здесь темно.

Пока король разрывал пакет, вытаскивая письмо, было зажжено еще с десяток свечей.

Карл склонился к свечам, так что огонь едва не хватался за его золотистые длинные волосы, начал быстро читать.

Мазепа изъяснялся по-латыни, и хотя Карл был не очень силен в этом языке, он почти все понял из написанного. Прочитав, звонко шлепнул по бумаге ладонью, взглянул на адъютантов, сгоравших от любопытства.

— Все, господа. Царю можно петь заупокойную. Как только мы вступим в Россию, гетман Мазепа приведет под нашу руку двадцать пять тысяч преданных ему казаков.