Фенёк
Шрифт:
И он выражал, благодарил и одаривал. Не только улыбками и каждую «девочку» индивидуальным комплиментом, но и конвертом с более существенной благодарностью. От лица фирмы.
— А теперь, дамы, позвольте откланяться, а вас попрошу домой. Домой, хорошие мои, оливье и селёдка под шубой ждут своего звёздного часа. С Новым годом, с новым счастьем!
Ему ответили пожеланиями счастья и здоровья в новом году, и начали расходиться, счастливые и довольные, почти не обращая внимания на начальника, который подошёл к столу главного бухгалтера Маргариты
— Это тебе, Марго.
— Серёжа…
— Бери, не надо сцен, — подмигнул и, напевая что-то весёлое, вышел, под внимательным взглядом Маргариты.
Марго, видимо, не стала долго думать, и зашла в кабинет Сергея, проигнорировав просьбу секретаря Леночки не беспокоить Сергея Павловича.
Он всё так же бесцельно смотрел в экран монитора, на типовую заставку Виндоус, по какой-то причине он так и не поставил никакую картинку на рабочий стол. Когда-то там была фотография Марины, на десятилетии их брака.
— Зачем на работу вышел? У тебя три заместителя, нашлось бы, кому конверты раздать, отсиделся бы… год всё же.
— Всё нормально, не беспокойся.
— Нормально, так нормально, что-то ты быстро убежал, с Новым годом, — она присела на стул рядом, пододвинув почти вплотную к компьютерному креслу, на котором сидел Сергей. — Василий тебе передаёт.
Сергей распечатал упаковку дорогого французского коньяка.
— Спасибо передавай, шикардос, конечно, дай, поцелую, — он нагнулся и сухо коснулся губами щеки.
— Тут вот детям. Это от всех нас…
— Оу, ну, спасибо ещё раз, балуешь, — Сергей улыбнулся. Почти лучезарно, уверенно и даже покровительственно. Если бы рядом сидела не Марго — это бы сработало.
— Может, угостишь? — Марго встала, взяла со стойки бокал и протянула Сергею, показывая глазами на коньяк.
Усмехнувшись, он наполнил ёмкость и протянул Марго.
— Закуски нет, прости. Можно Лену дёрнуть, но я её уже отпустил… устроит сейчас бурную деятельность…
— Себе?
— Не, не пью, — отмахнулся, — за рулём, — дежурная отмазка.
— Точно, всё время забываю, — она отпила пару глотков, поморщилась, ещё отпила, — ну и дрянь!
— Сухой, — согласился Сергей, — и должен быть таким, — нагнулся, чтобы достать бутылку воды, налил Марго и себе. — За Новый год.
— За Новый, — чокнулись.
Маргарита смотрела, как ловко Сергей достал пару таблеток, подумал, добавил ещё одну и запил водой.
— Видишь, какой у меня нынче коньяк, — засмеялся.
— Ой, да не прибедняйся, всю жизнь с этой патологией жил и ещё сто лет проживёшь. Надо было лечь тогда в больничку, не глотал бы сейчас таблетки горстями.
— Не говори ерунды, какая больничка? — Сергей нахмурился и встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен, остановился. — Какая больничка? Мне тёщу было оставить разбираться со всем этим? Отца? Детей?.. Да всё ты понимаешь, Марго. Как случилось. Не помираю, к лету в санаторий съезжу или ещё чего-нибудь, — прокрутил в руках сигарету, —
видишь, бросаю, — улыбнулся.— Вижу, Серёжа, всё я вижу, — на долгое время замолчала, потом, переводя разговор. — Как дети-то?
— Нормально всё.
— И тут нормально… что из тебя клещами-то тащить всё нужно…
— Что ты хочешь знать? — он, наконец, присел обратно на кресло, перестав мять сигарету и измерять шагами комнату.
— Юляша у бабушки?
— Да, — Сергей зажмурился, — год почти к психологу в Москву возил её, сейчас спокойней стала, учителя хвалят, у доски стихотворение читала, позвонила тут же, похвасталась, — засмеялся, — прямо на уроке, разрешили же.
— Ещё бы, школа-то платная.
— А что делать было, Марго? Не тянула она, как откатилась, ставить клеймо на ребёнке? Учитель не волшебник, у неё их тридцать, перевёл и не жалею. Не те деньги, чтобы даже разговор вести. Тут и программа индивидуальная, кстати, Юля уже не только догнала, но и на усиленную перешла, и заполняемость классов меньше. Всё пучком, в общем. Но живёт у бабушки… приходят домой, когда сама Юляшка захочет… только, похоже, не очень-то она и хочет.
— Потерпи, тяжело ей… может, тяжелее всех вас.
— Да, на её глазах, считай, — он зажмурил глаза и надавил пальцами на белки, как всегда, когда выплывало воспоминание о худенькой девчушке, качающейся на кривобоком табурете под порывами ледяного ветра …
— Илья как? В училище? Так и не вернулся в школу? — перевела тему, увидев ставшее моментально почти синюшным лицо, потерявшее свои черты где-то в закоулках боли.
— Колледж это теперь называется. Ты знаешь, я всегда был против. ПТУ и мой сын!
— Да ладно — «ПТУ», техникум, если по-нашему.
— Ты ж понимаешь, это же мой сын — только институт. Но тут… полгода, считай, в школу не ходил, от рук совсем отбился, этого же за ручку к психологу не отведёшь. Я и плюнул, пусть хоть где учится, а этот колледж при институте, куда он всегда хотел, преподаватели оттуда, предметы специализированные у них. Посмотрел я, поговорил, знаешь, так ещё и лучше получается. Он всегда знал, чего хотел, просто раньше начал обучение. Потом в институт пойдёт, их там мотивируют — мама не горюй… Плохо, что в Москве один, Маришка бы с ума сошла, узнай она, зато самостоятельный, взрослый, не узнать. Снимаю ему квартирку, приезжаю, часто не предупреждая. Срач, конечно. Но еда есть, алкоголя нет, сигарет даже не видел… конспекты, проекты какие-то. Что ещё надо?..
— Девушка уже, наверное, есть?
— Не говорил. Я не лезу в личное, думаю, захочет — сам скажет.
— Верно всё, не расспрашивай. Сам как?
— Что со мной будет?
— Ну да, ты ж у нас бессмертный пони…
— Марго, давай не будем, — он на корню пресекал какую-либо попытку разговора по душам, он противился любому собеседнику, который нарушал границы его личного пространства. Той стены, что выстроил вокруг себя: из благополучных улыбок и доброжелательного отношения к окружающим.