Феникс Его Высочества

Схватила Амона за отворот куртки и приблизила его лицо к своему.

– Послушай, Белобрысый, если хочешь остаться в пятерке, научись выполнять команды. Еще раз подставишь - вылетишь со скоростью света. Уяснил?

Блондин попробовал перевести все в шутку и сыграть на моей симпатии.

– Брось, куколка, мы славно уживемся вместе. Только будь добра, не зови меня белобрысым. Мне это не нравится.

Он положил ладони мне на талию и притянул к себе. Попробовал поцеловать.

Размахнулась и ткнулась лбом ему в нос. Аккурат попала: любовничек быстро утратил пыл. Охнул и выпустил меня из объятий.

– Забудь о том, что случилось на Земле, - потребовала я, нисколько не стесняясь присутствия других парней - и так все знают.
– С сегодняшнего дня мы только напарники. Правда, я бы предпочла видеть в пятерке гориллу - к ним у меня и то больше доверия.

Выдержала ненавидящий взгляд и продолжила:

– У нас в команде принято давать новичкам имена. Ты будешь Белобрысым.

Бобер и Дылда поддержали мое решение дружными овациями. Чистюля хлопнул по плечу и выдал:

– Так держать, Фартовая.

Мрачно кивнула. С одной стороны, знала, что поступила правильно. А с другой - нажила опасного противника в лице подчиненного. Эх, где наши не высаживались...

Медведь встретил нас недоуменным взглядом. Раскрыл рот, готовый отчитать за неподобающий внешний вид, но передумал. Пересчитал всех взглядом, облегченно выдохнул.

– Во что вы встряли на этот раз?
– деловито уточнил он, сложив руки на груди.

– На нас напали неизвестные, - отчитался Чистюля.
– Судя по снаряжению - не последние люди в Империи.

– Чего хотели?
– напрягся батя.

– Меня, - пояснил Чистюля.
– Похоже, эти ребята выискивают и похищают эмпатов.

Медведь задумчиво подвигал квадратной челюстью и выдал:

– Доходили до меня подобные слухи. Значит так, ребятня. Ты, - он указал на Чистюлю, - дуй к Ферруго и приводи себя в порядок. Покупателю не понравится ослабленный телохранитель. Фартовая, идешь со мной. Остальные свободны.

Поскакала за батей по коридору. Добралась до верхнего этажа. Здесь я бывала редко. В последний раз лет пять назад, на встрече с Рафом.

За прошедшие годы наземный этаж мало изменился, разве что гобелены и картины Медведь купил новые, да зеркал понавешал. Красотища! Но оно и понятно: покупателей принято встречать с размахом.

Мы миновали кабинеты преподавателей, личную библиотеку с древними бумажными книгами. Прошествовали мимо внушительных дверей главного зала. Вздохнула и с затаенной тоской покосилась на золоченые створки: там, в святая святых, проходили торги. Там решалась судьба заложников Тифона.

– Ничего, и твой черед настанет, - рявкнул Медведь.

И как он умудряется слышать спиной? Или все «птенцы» проходят мимо зала с теми же чаяниями.

Батя пригласил меня в свой кабинет. Усадил в кресло, обитое бархатом.

Поерзала. Не по мне эти старомодные громадины, будто на мешке с тряпьем сидишь. Слишком мягко и... непривычно.

Медведь сел напротив, облокотился на письменный стол: деревянный, выполненный по спецзаказу.

– Теперь расскажи все, что произошло на Земле. С подробностями.

Собралась с мыслями, вздохнула. И разрядила словесную обойму в притихшего командира.

– Кхм, - откашлялся он, дослушав.
– Надо завязывать с увольнительными.

– Совсем?
– я аж подпрыгнула. Последнюю радость, и ту отберут.

Медведь задумчиво стер невидимую пыль с поверхности стола, проворчал:

– Видишь ли, в чем дело, это не первый случай нападения на учеников. Так что на Землю больше ни шагу. Выбить лицензию на постоянное ношение оружия не могу, а отправлять вас «голышом» - все одно, что на смерть.

Ответ меня не утешил. Посещать Землю в планы и так не входило, но упоминание о нападениях раззадорило интерес.

– Кому и для чего мы понадобились? Я думала, берут только эмпатов.

Медведь вперил в меня немигающий взор и пробухтел:

– Думаешь, я пятерки абы как подбираю? В каждой группе есть эмпат - у одних дар средненький, у других и вовсе незаметен. Но такие ребята помогают команде сплотиться, да и за порядком следят.

– Получается, охота на эмпатов ведется давно?
– Я совершенно растерялась.

Медведь откинулся на спинку кресла и фыркнул:

– В цене сильные эмпаты, способные. Таких еще в детстве разбирают: кого на службу Империи, кого в частные компании. Слабеньких, вроде Чистюли, выбраковывают.

Грустно улыбнулась: прав Медведь, все мы - лишние винтики в кровожадной машине Империи. Кто с трещинкой, кто с рваной резьбой иль с перекосом. И только батькины лапы способны переплавить нас в новые, годные детали.

Скрипнул ящик стола, вырывая меня из раздумий. Медведь выставил жестяную банку с кварцевыми дисками. Порылся, выискивая нужный.

– Сейчас я еще раз покажу тебе галопроекции, будь внимательна. Возможно, после посещения Гранита твоя память всколыхнется.

Он вставил накопитель в считывающее устройство. Перед моим лицом развернулось трехмерное изображение длинного стола. За ним восседали двенадцать министров - важных, горделивых. Это в их руках заключена власть Империи. Это они диктуют волю Государю Млечного Пути и всему народу. Двенадцать шакалов, растерзавших Галактику.

– Ты видела их когда-нибудь? Они посещали Гранит, беседовали с твоим отцом?

Присмотрелась к министрам. Все они на одно лицо: прикрепи черную маску - вот тебе и преступник. Прислушалась: и голоса блеклые, безжизненные. Чешут мудрено, с придыханием. А глаза холодные, как океаны Плума.

– Нет, не помню, - призналась я.
– Не всколыхнуло...

Медведь недовольно крякнул, но не отстал. Прикрутил следующий диск.

– Еще посмотри.

Галопроекцию кабинета министров заменило изображение тренировочного зала имперской Гвардии. Десяток крепкого вида ребят отрабатывал приемы борьбы. Присмотрелась к каждому.

– Нет, не узнаю...

– А этого?
– Медведь ткнул пальцем в плечистого мужчину с седыми волосами и холеной бородкой.

– Так это ж Раф?
– не скрыла изумления.
– Конечно, я его помню, с детства еще...

На галопроекции начальник императорской гвардии вышагивал между учеников. Раздавал советы и оплеухи. Прям как наш батька.

Мерцающее изображение отбрасывало причудливые отсветы на лицо Медведя - сосредоточенное, мрачное. Брови его сошлись над переносицей, губы сжались в тонкую линию. Неужели батя подозревает его, своего лучшего друга?