Феникс поневоле

— Я так испугалась, впервые увидев Индарсу, — зачем–то призналась Шазаль. — У нас в деревне не было сумасшедших.

— Правильно! — Валли кривовато усмехнулся. — Твоим односельчанам некогда было сходить с ума. Они с первых же дней жизни были сильны и лишены излишних душевных тонкостей.

Девушка вздохнула:

— И ты тоже умеешь судить о людях, которых никогда не видел. А я так не могу. При встрече с Индарсой мне стало так плохо! Я не знала, что надо делать. А ты знаешь, что с ней случилось?

— С теткой? — уточнил Валли таким топом, словно речь шла о вещах обыденных и знакомых каждому. — Неужели тебе никто не поведал? Странно, как это они удержались?.. Индарса была первым ребенком Китарлиса, от его самой первой жены. Жена давно умерла. Я надеюсь, тебе не надо о ней рассказывать?

— Нет.

— И чудненько! Так, тетушка Инда… — на лице подростка появилось и пропало жалостливое выражение. — Насколько я понимаю, дед носился с первой дочкой, как с редким самоцветом. Я слышал, она была умна и так далее. Росла девочка Инда, росла и добралась до того возраста, когда ее начали интересовать мальчики. Ничуть не сомневаюсь, что ей с первых дней жизни говорили о том, что она — исключительная и принадлежит к необыкновенной семье, у нее — возможности и все такое прочее. По юношеской дурости тетушка Инда слегка загордилась. И много лет убила на то, чтобы отыскать среди людей самого достойного. Похоже, нашла. Но опять же, по причине молодости, Инда долго задирала нос перед этим несчастным, мол, я такая, избранная и что ты должен… Не знаю, чего именно она от него добивалась, каких таких подвигов, но длилось это много лет. Я имею в виду — по человеческим меркам. Тот мужчина, когда познакомился с Индой, вовсе не был пылким юношей, ему уже пора было, опять же по человеческим меркам, жениться и завести детей. А вместо всего этого, связавшись с избранной Индой, он мучился долгие годы, стараясь прыгнуть выше головы, чтобы доказать ей, что… ну, он подходит для высокой чести быть ее возлюбленным. И он умер. Он не был стариком, но… думаю, надорвался или просто заболел. Он умер.

— И она сошла с ума от горя? — еле слышно спросила Шазаль.

— Нет, — Валли принялся выгребать из углей пропекшиеся ракушки. — Тогда она решила, что поумнела, и начала искать следующего. На этот раз дело происходило значительно быстрее. Кандидат нашелся, и тетушка быстренько его приблизила к своему заждавшемуся телу.

Шазаль покоробила его грубость, но девушка промолчала. Ей хотелось дослушать рассказ до конца.

Подросток, отодвигая ракушки подальше от огня, чтобы они немного остыли, сделал паузу и продолжил:

— Этот кандидат под номером два оказался весьма ушлым. Он, в отличие от первого, быстренько сообразил, что именно означает «избранность» его возлюбленной. И, насколько я представляю себе эту ситуацию, начал требовать от Индарсы чудес. Типа, «ах, любимая, я тебя недостоин, я так беден и стыжусь своего рванья…», «Ах, счастье мое, я не могу быть рядом с тобой, поскольку родился в семье сапожника пьяницы и оскорблю своей родословной твоих родителей…». Короче, сестренка, кандидат номер два стал богатым и знатным и… завел себе молоденькую любовницу, которая восторженно смотрела ему в рот, пила воду с его ног и ничего не говорила о своей собственной избранности.

— Не может быть! — не сдержавшись, воскликнула Шазаль.

— Может, — буднично ответил Валли, пододвигая к ней готовые ракушки. — Ешь, я скоро закончу эту душещипательную историю… Тетушка Инда страшно возмутилась, пару лет метала громы и молнии, а потом взялась за поиски кандидата номер три. Она нашла и его. Уже не было речи о гордости или о чем другом. Инда и так потратила слишком много времени. Уже Тибор был далеко не ребенком, а наш дед, похоронив первую жену, положил глаз на Джэриту. Ну, ты слышала о ней? Это мать Хэргал и Райвана… Индарса, наверное, считала себя одинокой и обиженной жизнью. Она быстренько нашла третьего парня и, недолго думая, привела его знакомиться с Китарлисом. А тот, едва взглянув на вероятного зятя, сверкнул очами и высказал все, что он думал о дочери и об этом кандидате, причем не в самых мягких выражениях. Тибор однажды обмолвился о том, что третий возлюбленный Индарсы был едва ли не в таком же состоянии, как она сама сейчас. Но, говорят, он ее любил… Она начала возмущаться, но с дедом не особенно–то и поспоришь. Наверное, Китарлис был прав, отсылая этого несчастного подальше и лишая его памяти об Индарсе и Черном замке, в котором он имел неосторожность побывать. Тетушка разыскала женишка, но тот ее, естественно, не узнал. Вот и все.

— И она сошла с ума?

— Да, причем затаив обиду на Китарлиса, хотя дед, на мой взгляд, ни при чем. А ты как думаешь? И вообще, ешь!

Шазаль нерешительно поднесла ко рту одну створку разломанной раковины, на которой лежал маленький кусочек пропеченного, нежного мяса улитки.

— Мне ее жалко. Это все ужасно… — пробормотала девушка.

— Естественно, тетушку жалко, — энергично кивнул Валли. — Но, поверь мне, сестренка, она, обладая той самой избранностью, могла повернуть судьбу в нужном ей самой направлении. Иначе зачем, к драконьим хвостам, ей нужны силы? Чтобы в конце концов сойти с ума, да еще и обвинять в этом отца?

— Но Лис не должен был… — робко начала было девушка, но брат, махнув рукой, прервал ее:

— Чего именно дед не ДОЛЖЕН БЫЛ ДЕЛАТЬ? Надо было оставить этого деревенского дурачка в замке и позволить, чтобы любимая старшая дочь просто от тоски нарожала идиотов?

— Но она его любила?

— Сомневаюсь, — поморщился Валли. — Я сомневаюсь в этом.

— Откуда ты можешь знать? — не выдержала Ша заль. — Тебе всего тринадцать лет! Что ты понимаешь?

Валли, и не подумав обидеться, пожал плечами:

— У меня такая особенность. Я с самого детства впитываю все. Понимаешь? Я не забываю ничего из того, что видел и слышал, и делаю выводы. Я много чего про них знаю, поэтому они меня и не жалуют.

— Тебя любит отец. Он искал тебя…

— Конечно, он меня любит. Потому что я очень похож на Кину, мою матушку. Я — живое напоминание о ней.

— А Сакеш?

— А про того отец не успел ничего решить, — цинично ответил Валли. — Сакеш был слишком маленьким, когда мать погибла. Отец погрузился в свое горе, и мой меньшой братец на некоторое время перестал для него существовать.

Шазаль, ощутив на языке отвратительную горечь, выплюнула улитку и непроизвольно отодвинулась подальше от брата. Валли показался ей чудовищем.

— Что такое? — Валли заметил ее движение. — Я шокировал тебя? Но почему? Ведь все, что я говорю, — это мое мнение, это мои выводы. Я вовсе не настаиваю на том, чтобы ты думала так же, как и я.

— Но так нельзя…

— Кто тебе сказал? В нашей семейке все можно.

— Я не хочу есть! — решительно заявила девушка, поднимаясь на ноги. — Я устала и хочу спать. Вообще–то я сегодня нанырялась до одури, вытаскивая тебя.

— Конечно, — гут же согласился Валли, пристально глядя в лицо сестры. — Вон там, под скалой, есть неплохой уголок, ложись. И забудь, в конце концов, о моих словах!

Но это оказалось не так просто сделать.

Набросав на песок веток, Шазаль опустилась на это импровизированное ложе, закрыла глаза и… принялась ворочаться с боку на бок. Ей давно уже не приходилось спать на голой земле, все было неудобно, да и в голове, словно обкатанные водой камушки–голыши, постоянно перекатывались слова Валли.

Девушка пыталась их выбросить из головы, не думать вообще ни о чем. И вдруг ей представилось, что тем самым таинственным врагом семьи вполне может быть сумасшедшая тетка. Ведь Индарса не понимает, что делает, она обижена на отца.

Да, но при чем здесь остальные? И сама Шазаль, в конце концов. Она ведь просто физически не могла чем–то задеть Индарсу!

Почему–то именно эта мысль ее успокоила и усыпила. Шазаль действительно слишком устала за этот долгий–долгий день.

Проснулась она внезапно, как бывало всегда, когда поблизости раздавался любой звук, выбивающийся из общего неумолчного шума, которым заполнена жизнь.