Феникс поневоле

— Не уверена, — мрачно ответила девушка. — Это все — случайности.

Как выяснилось в дальнейшем, столкновение с прибрежным хищником оказалось единственным серьезным испытанием. Но Шазаль хватило и этого. Даже по прошествии нескольких дней после схватки на берегу она вздрагивала при малейшем шорохе. Но постепенно это прошло.

Дорога в Черный замок оказалась долгой и довольно скучной. Сначала Шазаль с Валли пробирались по берегу между скал, питаясь тем, что выбрасывало на берег море. Временами казалось, что весь мир состоит из серого камня, рокота волн и криков чаек. Но потом скалы сдались и уступили место ровной сухой степи, сползающей прямо в море. Еще через три дня пути рельеф местности изменился, появилась трава, растительность, птицы и даже яркие бабочки.

К исходу десятого дня брат с сестрой вышли к небольшому рыбацкому поселку.

Едва издали заметив крыши и тонкие струйки дымков над ними, Шазаль преисполнилась какого–то горького ожидания. Она слишком хорошо помнила, каким образом Хэргал и тот же Юан общались с людьми, и приготовилась к тому, что Валли начнет притворяться заезжим вельможей, на которого напали разбойники…

Ничуть не бывало.

Он ВООБЩЕ не стал о себе ничего рассказывать. Валли вежливо осведомился, не продает ли кто в поселке лодку, и, получив отрицательный ответ, уточнил, где ее можно купить. Пока собеседник, седобородый, но еще крепкий рыбак объяснял, как добраться до соседнего городка под названием Яхсаррау, Шазаль, стоя в сторонке, не верила своим ушам. Валли разговаривал очень почтительно, ни разу не повысил голоса и ничем не унизил своего собеседника.

Когда приземистые домишки рыбаков и огромные сети, растянутые для просушки, остались далеко позади, девушка, не выдержав, спросила:

— Послушай, а ты всегда так разговариваешь?

Валли даже не понял ее вопроса. Притормозив, он окинул сестру взглядом:

— Госпожа преемница, изъясняйтесь поточнее.

— А вот Юан…

Валли взвыл и совсем остановился.

— Послушай меня, — проговорил он тихо, с ясно различимой угрозой в голосе, — ты что, влюбилась в этого маменькиного сынка? А я был о тебе лучшего мнения!

— Я не влюбилась! — ошеломленно возразила Шазаль. — Просто мне непонятно! Он всегда…

— Я не желаю звать, что он всегда! — начал было Валли, потом осекся, прищурился и спросил: — А что, кстати, он делал, пока вы путешествовали? Я, признаться, никогда в жизни не видел его где–либо, кроме как возле мамашиной юбки. Мне очень интересно, продолжай. Ну?! За язык тебя тянуть? Ты что–то хотела узнать, да? Я что–то, к счастью, сделал не так, как Юан?! Что?

— Он всем говорил, что он — принц, а я — герцогиня.

— Ну? И почему ты решила, что я буду поступать так же? Дорогая сестрица, как подобный вывод пришел тебе в голову? Я разве похож на него? Нас зовут по–разному, мы родились от разных родителей. Общего у нас с красавчиком — только дед. Так, во имя небес, с чего ты взяла, что мы с ним будем думать и поступать одинаково?

Шазаль настолько не ожидала подобного взрыва, что некоторое время просто стояла, глупо хлопая ресницами.

— Я… не знаю. Я что, тебя обидела? Но… чем? Ведь Хэргал тоже так делала.

— Как — так? — язвительно выдохнул Валли. — Тетушка Хэргал умна и никогда не станет присваивать себе чужих титулов. Они ей ни к чему! Ерунда и мелочи. Хэргал испепелит взглядом город, если ей что–либо не понравится, но не будет прикидываться кем–то только ради того, чтобы люди бегали перед ней на цыпочках. Поняла?

Шазаль глубоко вздохнула. Он опять был прав!

Откуда–то из глубины души вдруг поднялось четкое осознание того, что ей, Шазаль, никогда не суждено смириться с новой жизнью и всем сердцем принять родственников. Она навсегда останется Абешей из Северного Захолустья, умевшей по–настоящему только одно: выживать. Она останется чужой среди них.

— Ты прав, — медленно проговорила Шазаль, чувствуя, что почему–то не может смотреть брату в глаза. — Ты во всем прав. А я — деревенская дурочка.

Ей стало горько–горько. Шазаль, отвернувшись от Валли, сделала шаг в сторону. И вдруг глаза ее сделались влажными, и обжигающие капли поползли по щекам.

Слезы. Ядовитые так же, как слюна и кровь.

Девушка подняла было руку, чтобы вытереть их, но тут же передумала. Если слезы прожгут ей кожу на лице — пусть. Какая разница?

Но ничего подобного не произошло. Шазаль моргнула, из глаз выкатились еще две слезы, стало немного горячее, но боли не было. Зато потянуло дымом, и подскочивший Валли рявкнул:

— Твоя рубашка горит! Великие небеса, ты плачешь? — он протянул было руку, но девушка успела увернуться:

— Без кожи останешься.

— Ты прожгла рубашку своими слезами, — с какой–то непонятной для Шазаль интонацией проговорил Валли. — Либо… снимай ее, либо перестань плакать.

Но остановиться девушка не могла. Слезы катились и катились, а судьба красивой рубашки, единственного одеяния, оставшегося после ночевки в «окаменевшем» доме, ее не интересовала. Шазаль душила обида, но на что или кого именно, она не понимала.

Валли стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу, виновато шмыгая носом и явно не зная, что предпринять.

— Ну, сестренка, — виновато бурчал он, — ну, перестань, пожалуйста. Ну, прости меня, дурака безмозглого, у тебя же сейчас от рубашки один подол останется. Я сболтнул по привычке, не ожидая, что кто–то из родственников так близко примет к сердцу мои слова. Прости, я забылся. Я же тебя совсем не знаю, прости…

— Я всем чужая, — всхлипнула Шазаль. — Я попала к вам совершенно случайно, меня Хэргал взяла в проводники. И мне все говорят, что я не такая, что дочь Райвана должна…

Валли вздохнул:

— Да-а, а ты с рождения жила в Северных Горах и не знаешь, что на родственников можно махнуть рукой. У тебя же есть своя голова, своя душа. Почему ты должна их слушать?

— Но я правда ничего не знаю! — вырвалось у Шазаль. — Я чувствую, что говорю глупости, что делаю что–то не то. Я же вижу, как они на меня смотрят!

Губы у Валли задрожали. В эту минуту он ничем не отличался от сотен своих сверстников — тринадцатилетний мальчишка, не выносящий девчачьих слез.

— Просто рядом с тобой никогда не было людей, которые бы говорили тебе о… ну, тебе самой… — заметил он.

— У меня была-а ма–а–ма… — всхлипнула девушка. — Но ее давно убили, а потом выяснилось, что она была не мое–ей…

— Это плохо. Моя тоже погибла. Перестань, прости меня… Никакая ты не дура. Это просто они все слишком умны. — Валли невесело улыбнулся, — Сестренка, пожалуйста, не плачь. Не по чему, и… рубашка твоя покроется та–акими узорчиками, что нам будет сложно появляться в людных местах. Послушай, я обещаю, что больше никогда–никогда не буду доводить тебя до слез, расстраивать… не имея запаса одежды.