Феникс
Шрифт:
– Нужно записать, - промямлила я, теряясь от его хмурого, внимательного взгляда.
Он закатил глаза, бросил в телефон:
– Перезвоню, Дим, - и уже мне. – Ну что вам?
Я даже сморщилась от его пренебрежительного тона.
– Мне – ничего, - ответила я грубовато, - а вот вам нужно оставить номер телефона.
– Мой?
– Мой мне известен, - огрызнулась я, возвращаясь в игровую за свой столик.
Мужчина фыркнул, назвал цифры. Я быстро записала.
– Имя ребенка, - продолжала я формальности.
– Катя. Платить сейчас?
– Нет. По факту. Первый час сто
– Что еще за ключ? – совсем нахмурился он.
– Ключ от шкафчика. Можете оставить детские вещи, чтобы не таскать с собой.
– О, круто. Спасибо.
Мужчина принял ключ с брелоком в виде мишки и запер в шкафу с изображением идентичного животного рюкзак и кролика, которых я также ему отдала. У него опять зазвонил телефон. Я сморщила нос, глядя, как он уходит в сторону банкоматов. Неприятный тип.
Я старалась следить за Катей во все глаза, чтобы предотвратить конфликты, предугадать опасные ситуации. Уж очень не хотелось иметь повод набрать ее отца, который вряд ли последует моему совету. Но девочка и не собиралась влипать в стандартные детские катастрофы. Она тихо играла на кухне, потом в домике, попрыгала на батуте, скатилась с горки в шарики пару раз, заинтересовалась мольбертом, и я выдала ей мелки для рисования. Не ребенок, а мечта.
Я поглядывала на нее чаще, чем на остальных, но Катя увлечено водила мелом, пробуя разные цвета, стирая губкой, и снова покрывала доску детскими каракулями, в которых угадывались то солнце, то цветы, то тучки с дождиком.
За это время у меня разобрали почти всех маленьких посетителей. Я глянула на часы. Скоро домой.
– Катарин, на выход, - услышала я мужской голос.
Девочка не реагировала, увлеченная рисованием.
– Катя, - позвал ее папа снова, но малышка продолжала закрашивать странную фигуру синим мелом.
– Дайте ей закончить. Всего пару минут, - вступилась я за юную художницу.
Мужчина махнул рукой.
– Она так часами может залипать, а нам домой надо.
– Потому что у вас работа, да? – зачем-то укорила я. – И две минуты, конечно, вопрос жизни и смерти.
Я не имела права так с ним разговаривать. Никакого. Но слова сами рвались с языка, словно под гипнозом.
Он посмотрел на меня, сузив глаза, и я тут же пожалела, что ляпнула лишнее. Какое мне дело вообще? Так поступает большая часть родителей, задавливая ребенка авторитетом, не считаясь с его потребностями. В какой-то степени это понятно, но я не была поклонницей жесткой дисциплины и безоговорочного послушания. Возможно, потому что отец меня избаловал, а может перечитала новомодных книжек про новые подходы к воспитанию.
– Две минуты, - бросил мужчина, уселся на лавку, открыл телефон и снова пропал для общества.
– Катюша, - обратилась я к девочке, которая и впрямь очень увлеклась. – Катя, папа пришел. Ты заканчиваешь?
– Да, еще минуточку, - ответила мне девочка и, прикусив от усердия язык, продолжила штриховку.
Я не без интереса следила за ней. Мелок Катя держала крепко, уверенно, рисовала совсем не как трехлетка. Повидала я их мазню. Дети ее возраста вообще быстро устают
от подобных занятий, а она вот на удивление с удовольствием задержалась у яркого пластикового мольберта. Возможно, поэтому и говорит так хорошо. Связь моторики и развития речи давно доказана.Закончив картинку, Катя послушно поспешила к выходу.
– Повеселилась, детка? – спросил ее отец, удосужившись отвлечься от гаджета, услышав голос дочери.
– Да, пап. Рисовала Флинта и Бобсика.
– Супер, - ответил он. – Обувайся и пошли. Домой пора.
– Я вырасту и буду художником, как папа, - заявила мне девочка, опять мучаясь с кроссовками. Я не выдержала и сама присела у лавки, чтобы помочь ей, пока папаша тыкал в телефон.
– Да-да, главное, чтобы не как мама, - пробормотал он еле слышно, чтобы ребенок не слышал. Видимо сам с собой, но я уловила.
Взгляд тут же метнулся к его пальцам. Кольца не было. Боже, зачем я вообще смотрю? Какая разница?
– Сколько я вам должен? – спросил он, не поблагодарив даже за помощь Кате.
Я вернулась к журналу, уточнила время и назвала сумму.
– Почему так много? – возмутился мужчина. – Она была тут полтора часа.
– Почти два, - поправила я его.
– Час сорок пять.
– Считается, как два.
– Вы поэтому заставили меня ждать, пока она дорисует? – наезжал недовольный отец.
– Что? Нет. Конечно, нет. Я даже времени вашего не помнила, пока в журнал не посмотрела.
– Ну, конечно. Очень умно придумали. Вам платят с выручки, похоже.
– Нет, у меня фиксированный оклад.
– Да-да. Безусловно, - фыркнул он, взял ребенка за руку. – Пойдем, Кать.
Я проводила их взглядом, уселась обратно на стул, нашла глазами всех своих подопечных и только потом позволила себе буркнуть под нос:
– Ну и придурок.
– И вам доброго здоровья, - услышала тут же.
Вздрогнув, подняла глаза. Мужчина хлопнул ладонью об стол, оставив таким образом ключ от шкафа. Видимо, он вернулся за Катиной джинсовой курточкой, которую оставлял в шкафчике.
Я даже извиниться не успела, он уже ушел.
Проклятье.
Глава 2
До самого конца рабочего дня меня не оставляло неприятное чувство стыда. Вроде бы и заслужил тот грубиян свое нелицеприятное прозвище, но я не должна была его озвучивать. В конце концов, вокруг дети, могли услышать. Какой пример я подаю? И его дочка уж точно не должна была узнавать это о папе от какой-то нелепой няньки из игровой. До зубного скрежета меня изводила потребность извиниться. В конце концов, я же записала его телефон, когда принимала Катю. Но позвонить так и не осмелилась, решила, что буду мучиться.
Очень скоро всех маленьких посетителей забрали родители. Я расставила по местам разбросанные игрушки, протерла детскую мебель в игровой, взялась за шкафчики. В одном из них нашла рюкзак, из которого торчали уши плюшевого кролика. «Господи, это же Катин», - озарило меня.
Обычно я откладывала забытые вещи в специальный ящик, но в этот раз прекрасно помнила, кому принадлежит пропажа. Сам бог велел позвонить. Листнув журнал, нашла номер татуированного папаши, набрала.
Пф, естественно, занято.