Феномен хищника

Глядела с дерева, помогая очам внутренней силой. Сперва было очень интересно – ведь у чужих всё по-иному, начиная с одежды. Тогда впервые увидела штаны – две длинные матерчатые трубы для ног, вверху сшитые вместе. Такие же длинные, до земли, балахоны деревенских женщин. Первое показалось неудобным, второе – некрасивым.

Следующим отличием, бросившимся в глаза, было обилие детворы, и то, что люди всё время занимались какой-то работой. Я не видела никого без дела, кроме детей и совсем уже древних стариков.

Ещё одно открытие – у деревенских люди жили очень долго, явно уже неспособные охотиться. Кстати, я не видела, чтобы кто-то из деревни уходил на охоту, у них был противоестественный способ добычи еды. Видимо, эффективный, коль столько людей кормились в одном маленьком месте, но совершенно изуверский по отношению к животным. Всех их там держали взаперти.

Поняв это, я тогда решила немедленно освободить, кого смогу. Дождаться ночи, когда деревенские заснут – и сломать дверные запоры. Однако потом, всего за один день, я увидела столько, что к вечеру передумала вмешиваться.

«В каждом Доме свои порядки», – справедливо говорили старшие. Мы же не учим, например, муравьев, как им обустраивать жизнь.

Животные в деревне имели весьма непривычный для меня облик, в лесу таких не было, и я усомнилась, что они смогут выжить. Сплошь травоядные, ни одного хищника, кроме жалких подобий волков. Каким мрачным, жестоким колдовством деревенским удалось превратить могучих красавцев в ничтожных трусливых уродов? Тут уж я ничего не могла поделать – как расколдовать волков, я и сейчас не знаю. Надо будет спросить у подруг.

А тогда я едва дождалась темноты, чтобы как можно скорее вернуться в лес. Так было мерзко и противно, словно узрела червей на трупе, словно целый день дышала смрадом разложения.

Я поняла: жизнь деревенских намного более несвободна. Особенно тяжело их женщинам и животным. Женщины всё время беременны и всё время работают, а животные сидят взаперти до тех пор, пока их не убьют, чтобы съесть. Самое непонятное – похоже, они каким-то образом размножаются в своих душных, мрачных узилищах!

В общем, тогда мне хватило дурных впечатлений, чтобы возвращаться домой не три, а четыре дня – настолько отягощали ум мрачные мысли.

И вот теперь я увидела этих полулюдей-полуживотных вблизи. Нет, я неправа, даже в мыслях роднить их с животными – оскорбление Лесу! Скорее, они наполовину безумцы, одержимые эгоцентризмом до умопомрачения. Неужто мы хоть в чём-то на них похожи?

– Девки-бабы, жрать охота! – вслух заявил бугай.

Я довольно долго наблюдала за ними, никак не могла поверить – неужели Лес лишил деревенских способности передавать мысли и чувства? Наверное, это наказание за жестокость к животным. Что ж, справедливо… Дик высунулась через борт лодки с каким-то мешком в руке.

– Афоня, лови! – и бросила вниз.

Тщедушный мужичонка живо обернулся в надежде углядеть красавицу без одежды. Увы, она уже была в косоворотой белой рубахе, такой, как на обоих деревенских.

Видимо, решила замаскироваться, чтобы в пути не выдать себя необычной одеждой. Не имея длинных волос, мы вполне могли издалека сойти за мужчин.

– «Нашу одежду хочу поберечь», – отозвалась Диксон –«В ней удобней идти пешком. А в лодке можно и в этой».

Схватив еду, дохляк не удержал равновесия даже сидя, свалился набок, застонал.

– Чего ты? – удивился второй.

– Да ты же сам, гад, ногу мне вывернул, а теперь спрашиваешь!

– Ну жаль, башку не скрутил…

«Из-за этой паскуды мною девки командуют», – возникла в голове Ивана мысль, породив новую волну злобы.

Порывшись в мешке, Афанасий вытащил тряпицу с куском сала, что-то коричневое, угловатое, и жёлтое круглое. Ещё поискал в мешке…

– А ножик-то? – крикнул наверх.

Небольшой грубо сделанный нож Дик вертела в руке, взвешивала – сгодится ли, чтобы метнуть? Покачав головой, на всякий случай сунула острый кончик между досок настила. Тонкое лезвие жалобно тенькнуло, обломилось.

Нож упал возле изменника, тот торопливо схватил, глянул, кисло скривился.

– Дурень ты, – насмешливый голос подруги комментировал разочарование Афони. –Кто ж предателю острый нож в руки даст? Иван злорадно заржал.

– Сюда давай! – выхватил мешок.

Квадратная еда оказалась довольно мягкой, губчатой, резалась легко. Поверх коричневого куска здоровяк уложил ломоть сала, очистил сухую шелуху с жёлтого клубня растения. Внутри тот оказался белым, закапал сок. Пища отправилась в рот, с хрустом перемалываемая мощными челюстями, над берегом поплыл острый пряный запах.

Афанасий тоже чавкал, уныло глядя в другую сторону. Из-за лодки появилась Диксон с пустым холщовым мешком и ворохом одежды в руках. Кроме рубахи на ней теперь полотняные штаны, подвёрнутые до колен. Издалека не отличишь от деревенского.

В этой одежде подруга показалась ещё сексуальнее – с загорелыми крепкими икрами, босыми ногами. В ворот рубашки легко запустить руку… Или обе руки снизу, она ведь такая свободная.

Читая мысли, Дик широко улыбнулась. Стала укладывать зелёную одежду в мешок, снаружи привязала пару обуви за шнурки. Мешков оказалось три – каждая из нас получила по одному плюс чистые штаны и рубаху в придачу. Выходит, я стирала напрасно…

– «Ничего, и те пригодятся. Потом не надо будет стирать», – глянула Диксон. –«На лодке это нашла – переоденьтесь, а своё в мешки завяжите. Не так жарко в холщовом, ну и маскировка…»

Укрывшись от посторонних глаз, я надела штаны и рубашку. Непривычно ощущать между ногами грубую ткань. Пожалуй, идти в них по лесу не смогла бы – до крови натрут кожу. Ну а в лодке, может, ничего.

Рубашка села лучше – такая же свободная, как на Дик, внутри ветер гуляет.

Раздеваясь на ходу, появилась Джессика. Я только глянула на её крупные налитые груди, разукрашенные следами поцелуев, и тут же сграбастала подругу в объятия. Слабый стон, сладкая истома были мне ответом.

– «А как же ты, Диксон?» – спросила старшая, ловко стаскивая с меня штаны.

– «Пока втроём не получится», – ответила Дик. –«Но мысленно я с вами».

Одновременно ощутили на губах её поцелуи. Так можно целоваться сразу втроём!

За несколько минут так перепачкались в мокром песке, что пришлось снова идти мыться. А солнце скрылось, быстро уж не обсохнуть. Стали промокать друг друга майкой Джессики – только что мы любили друг друга, а эти невинные прикосновения милых рук опять родили в душе огонь. На влажную кожу надели рубашки и штаны: мне показалось, жар тела высушил капли воды за несколько мгновений. Позвали подругу: