Феномен Локотской республики. Альтернатива советской власти?
Шрифт:
Драгунов и Григоров оделись в форму солдат немецкого карательного полка «Десна» и, согласно плану, двинулись на станцию Брасово, туда решили вызвать самого Каминского или его доверенное лицо.
После ухода товарищей на это задание потянулись мучительно долгие дни ожидания.
Как-то на рассвете меня поднял оперативный работник Комарической партизанской бригады Котов.
— Извините, что побеспокоил вас, — сказал он, — мы задержали одного подозрительного типа. Не желает ни с кем разговаривать, не называет себя, требует доставить к начальнику Особого отдела.
— Расскажите, зачем я вам понадобился? — спросил я задержанного, всматриваясь
— Меня послал к вам работник немецкой разведки Борис. Он приказал мне разыскать именно вас и обо всем подробно доложить вам, — торопливо ответил он.
— Кто вы? Расскажите о себе, — сказал я.
— Андрей Никитович Колупов, партизан, находился в плену у немцев, содержался в локотской тюрьме, — быстро заговорил он.
Я обратил внимание на забинтованную правую ногу Колупова. Он объяснил:
— Тут у меня бумаги, боюсь, что от сырости могли испортиться.
Бинт сняли, и я увидел бланки со штампами и печатями для прохода и проезда по оккупированной территории, несколько аусвайсов — удостоверений личности, подробные сведения о бригаде Каминского, о главном штабе разведки и контрразведки «Виддер». О шпионском центре «Виддер» сообщалось, что он переехал из Орла в Карачев, далее следовал перечень сотрудников «Виддера» с указанием их примет и характеристик. Отмечалось, что все руководители отделений «Виддера» хорошо владеют русским языком. Очень важными были сведения об агентуре, которую готовили для заброски к партизанам и в тыл Красной Армии. Названы были фамилии и клички агентов, их приметы, экипировка и предполагаемые районы выброски.
Сообщения Бориса представляли большую ценность. Однако не исключена была и возможность провокации со стороны фашистов, поэтому документы мы подверши тщательной проверке, а Колупову предложили продолжать свой рассказ. И тогда он рассказал, как был завербован немецкой разведкой для выполнения шпионского задания в партизанском крае.
Каратели задержали его во время облавы на партизан. Около месяца его держали в тюрьме. Много раз допрашивали. Потом две недели не тревожили. А когда вызвали, допрос вел работник разведоргана Борис.
— Кажется, ваша мать в тюрьме? — спросил Борис.
— Нет, — ответил Колупов.
— Напрасно скрываете, — усмехнулся Борис, — ваша случайная встреча с матерью в тюрьме зафиксирована. Люди видели и доложили. Говорите правду, так будет лучше.
— Ничего я больше не знаю, — упрямо повторял Колупов.
Три раза вызывал его Борис, и наконец предложил выполнить небольшое задание в партизанском крае.
Колупов перепугался и отказался наотрез.
— Задание простое, — успокоил Борис. — Зато мать будет освобождена.
Колупов подумал и согласился. «Уйду к партизанам, — размышлял он, — больше не вернусь. Мать тоже уведу».
Через некоторое время Колупова доставили в кабинет, где находились Гринбаум и Борис. Гринбаум внимательно осмотрел партизана, удивляясь его молодости.
— Вы дали согласие возвратиться к партизанам с нашим заданием? — спросил немец. — А о серьезности и ответственности думали?
— Я еще не знаю, какое задание, поэтому затрудняюсь ответить на этот вопрос, — смело глянул в глаза Гринбауму Колупов.
Гринбаум обернулся к Борису:
— Вы разве не разъяснили?
— Нет, — ответил Борис.
— Ну что ж. Если он дал согласие, то пусть напишет обязательство.
Обязательство под диктовку Бориса было написано. Гринбаум посмотрел, похвалил почерк Колупова, спросил об образовании. Партизан ответил,
что закончил девять классов.— Ваша мать освобождена и отвезена в деревню. Ее там никто не тронет, — сказал Гринбаум и, пригцурясь, добавил: — Откровенно говорю, ее жизнь будет зависеть от вашей преданности нам, немцам.
Последние слова не на шутку встревожили Колупова.
Гринбаум и Борис подробно проинструктировали партизана, какие методы следует применять при выполнении задания. Они подчеркнули, что особую важность представляют собой данные об организации охраны командно-политического состава и характеристики на работников Особого отдела.
— Не знаю, насколько это правдоподобно, — закончил свой рассказ Андрей Колупов, — но Борис мне показался работником советских органов разведки. Когда он провожал меня к вам и мы пересекли железную дорогу, а затем зашли в глубь леса, он вдруг спросил меня: «Ты, конечно, не будешь выполнять задания Гринбаума?» Я растерялся. Он, заметив это, сказал: «Андрей, не бойся меня. Задание выполнять не следует. Никому ни слова. Добирайся до начальника Особого отдела Засухина и расскажи ему о себе все, как есть». После этого он достал из кармана пачку бумаг и бинт и, приложив их к моей ноге, стал забинтовывать. При этом предупредил, что разбинтовать я могу только в Особом отделе. Кроме того, он просил передать лично вам вот эту бумажку.
Андрей Колупов подал аккуратно свернутую записку. Я развернул и прочел: «Прошу личной встречи». Далее были указаны дата, час и место и подпись: «Борис».
Андрей Колупов сообщил, что вместе с Борисом они нашли место для тайника, где и должна состояться встреча.
У меня сразу мелькнула мысль: «Это работа Андрея Елисеева».
В назначенный день я вызвал Андрея Колупова, начальника отделения Особого отдела бригады Кожемяку, семь автоматчиков, и мы отправились на встречу. Путь предстоял долгий и нелегкий. Шли цепочкой с интервалами между группами, прислушиваясь к таинственному шуму необъятного леса. К месту встречи пришли на три часа раньше. Осмотрелись. Расставили автоматчиков и стали ждать. Все было спокойно вокруг. Со станции Холмичи, находившейся недалеко от леса, доносились гудки маневровых паровозов, лязг буферов, звуки рожков стрелочников.
Почти с точностью до минуты в конце просеки, уходившей от железной дороги в глубь леса, появилась одинокая фигура человека в форме немецкого офицера, с автоматом, висевшим на шее. Шел он спокойно, уверенно, не оглядываясь по сторонам.
Мы насторожились.
— Это он, — шепнул мне Колупов, когда человек был уже совсем близко.
И мы вышли к нему. Перед нами стоял парень 25–27 лет, среднего роста, плотного телосложения, брюнет, лицо круглое, с усами, быстрый в движениях.
— Наконец-то своих вижу! — обрадованно воскликнул он и тут же поблагодарил Колупова за точное выполнение его указаний. Познакомились и сели на ствол сваленной бурей сосны. Андрей Колупов ушел. Мы остались вдвоем.
Когда я назвал незнакомца Борисом, он сказал, что это его псевдоним, присвоенный еще в орловской немецкой разведывательной школе, которую он окончил в 1942 году.
— Кто же вы? — спросил я.
— Роман Антонович Андриевский.
— А это точно или надуманно?
— Это точно, и вы можете убедиться, если найдете моих родных.
— Ну что ж, буду верить. А теперь скажите, какие мотивы привели вас сюда?
— Ваш разведчик Елисеев посоветовал мне связаться с вами.
Упоминание имени Елисеева меня взволновало.