Фенрир. Рожденный волком

— Поторопимся, — предложил Фастар. — Конунгу Ролло не тер­пится отблагодарить Офети за то, что он сделал с его сыном. Где, ты говоришь, брод?

Жеан указал на то место, которое запомнил с детства, но берсер­керы никуда не пошли, а принялись вглядываться в подножие хол­ма. Он развернулся, желая увидеть, что их так заинтересовало. Вни­зу собирался отряд. Сколько там народу? Человек сорок, не меньше, и из лагеря подтягивались еще, некоторые на лошадях.

Офети пожал плечами.

— Он был взрослый мужчина, и он сам полез в драку.

— После того как ты заехал ему по лицу и выбил половину зубов.

— Но до того он обозвал меня бабой. Закон ясно говорит: я мог бы убить его, не сходя с места. Я же надеялся ограничиться сломан­ным носом. Он сам захотел драться.

— Как их много, — произнес Хольмгейр.

— Мы можем принять бой, — предложил Астарт.

Фастар помотал головой.

— Чтобы малый отряд победил большой, надо обратить боль­шой в бегство. Это воины Ролло, они будут драться насмерть. Мы не успеем убить столько, чтобы они отступили. Силы слишком не­равные.

— А давай, толстяк, мы просто скатим тебя вниз, и ты их раски­даешь, — предложил Эгил.

— Как скажете, — отозвался Офети. — Мне только на пользу лишний раз подняться на холм.

— Это Хвиткар, один из приближенных Ролло. Я однажды слы­шал, как он признался на пиру, что не понял ни слова из речей скальда. Мне кажется, тот, кто не понимает поэзии, не может быть хорошим воином, — сказал Астарт.

— Это верно, — подтвердил Офети. — Я однажды слышал, как он рассказывает об одержанной победе, так даже пес сложил бы песнь лучше. В нем вовсе нет ничего от духа Одина, так откуда это­му духу появиться в его людях?

— Их просто слишком много. Идем, — сказал Фастар. — Если двинемся по лесу на юг, они нас потеряют. А потом поищем брод.

— И что дальше? Украдем лодку? В монастырь можно попасть по этой реке, монах?

— Можно проделать по ней часть пути, — сказал исповед­ник. — Есть одна прямая дорога, с которой надо свернуть на ста­рую римскую дорогу, Трансверсаль, и идти, пока она не пересе­чется с дорогой на Саон, что на юге, а потом двигаться вдоль Роны до монастыря.

Жеан пересказывал то, что слышал от пилигримов, сам он ни­когда не ходил этими дорогами. Аббатство Сен-Морис находилось на самом коротком пути через горы в Ломбардию, Турин и в конеч­ном итоге в Рим.

— Пойдем пешком, — решил Офети. — На реках будет полно ла­зутчиков, которые высматривают норманнов. Вперед. Мы же не хо­тим, чтобы люди Ролло застали нас врасплох у брода. Река полная, переправиться будет непросто и без погони на хвосте. — Он взял мула за уздечку и размашисто зашагал вниз по склону.

Жеан обернулся. К отряду на краю лагеря присоединились всад­ники. Исповедник понимал, что его с берсеркерами схватят. Но это не особенно его пугало. Жеана терзали страхи иного рода. Вкус че­ловеческого мяса по рту все не проходил. Его подташнивало, но в то же время он ощущал странное воодушевление, как будто часть его существа радовалась той нечестивой трапезе. Еще он осознал, с изумлением и ужасом, что с удовольствием предвкушает гряду­щую битву. Рот наполнялся слюной, а руки и ноги делались легки­ми и проворными. Пока он шел через лес, следуя за викингами, он молился о том, что если ему придется убить, пусть это будет справедливое убийство и пусть оно не доставит ему удовольствия. Цер­ковь высказывалась ясно: убивать язычников — благое дело, но нельзя радоваться убийству.

Все вокруг казалось таким странным, столько перемен произо­шло, что ему требовалось время для осознания их. Он был уверен, что благословен. Господь поглядел на него, когда он страдал от пыт­ки, и освободил его от пут болезни. Все, что случилось после, мог­ло случиться только по божественному произволу. Все, что остает­ся ему, — молиться и принимать любые перемены, действовать так, как хочет от него Господь.

Еще Жеан заметил, что становится все сильнее. Движение ни­сколько не утомляло его, хотя викинги бежали. Он пытался молить­ся, и слова, утверждающие веру в божественную природу Христа, пришли ему на ум: «Бог от Бога, свет от света, истинный Бог от ис­тинного Бога, рожденный, а не сотворенный».

Они добрались до кромки леса и поглядели на долгий спуск, ве­дущий к броду.

«Воплотившийся от Духа Святого и Девы Марии».

Викинги стремительно спускались с холма, и Жеан вместе с ни­ми. Он постоянно оглядывался, но не видел за спиной никакой по­гони. Ему было радостно, он ощущал всю полноту жизни и стыдил­ся своей радости, вспоминая, что совсем недавно побывало у него во рту. Он ощутил прикосновение к плечу. Это толстяк, сопевший рядом, дотронулся до него.

— Не торопись, монах, — сказал он. — Ты же не желаешь, что­бы мы отстали.

Жеан пришел в себя и замедлил шаг. Но ему вовсе не хотелось останавливаться, ему хотелось мчаться в ночь, чтобы бурлящая внутри него энергия нашла выход.

Глава тридцатая СТРАХ

Элис ощутила удар по ребрам. Она проснулась и увидела, что над ней нависает полуголый молодой человек. Он обливался потом, его глаза вращались в глазницах. Она попыталась встать, но он сбил ее с ног, ткнув ножом между лопатками. На этот раз нож сломался, ударившись о кольчугу, которую скрывал плащ. Удар был сильный, поэтому она упала лицом в застланный тростником пол.

Народ вокруг вскочил с мест, дом наполнился шумом. Молодо­го человека, кажется, сильно обескуражило то, что его оружие при­шло в негодность, и он сел на пол.

Элис поднялась, и ее пронзила чудовищная боль. «Наверное, треснули ребра», — решила она, и сзади, и спереди, однако кольчу­га спасла ей жизнь.

Он нагнулась, чтобы поднять меч, но от боли ее движения сде­лались медленными. Крестьянский сын смотрел на нее снизу вверх так, словно видел впервые. В следующий миг он вскочил с пола, набросился на Элис и сбил ее с ног. Он вцепился ей в горло, одна­ко она уже успела вынуть из ножен меч Зигфрида. В глазах потем­нело, голова гудела, ребра горели огнем, но она воткнула меч в жи­вот противника и надавливала на него, пока гарда не уперлась юноше в пупок.

Взгляд туманился, голоса в комнате казались далекими и отдава­лись эхом. Руки на горле не разжимались. Послышался удар, и она сно­ва задышала. Купец стоял над парнем, который попытался подняться, но рукоять меча заскребла по полу, и он испустил жуткий крик. Па­рень потянул за клинок, силясь встать на ноги, словно пьяный, упер­ся в пол одной ногой, но другая подогнулась, отказываясь подчинять­ся. Секунду он стоял, а потом повалился вперед и упал на колени, держась дрожащими руками за рукоять крепко засевшего в теле меча.

Элис лежала, согнувшись пополам, тяжело дышала, кашляя и хватая воздух ртом, все еще сомневаясь, не ранена ли она, пото­му что боль была слишком сильной.

— Ты поплатишься за это, господин!

На Элис надвигался отец юноши с топором в руке, но Леший пре­градил ему путь, заслонив распластавшуюся на полу девушку. Ку­пец занес топор над головой, готовый ударить. Его окружала рас­серженная толпа из двух десятков крестьян. Жена хозяина, крупная женщина с обветренными щеками, рыдая, кинулась к сыну.