Фердинанд Врангель. След на земле
Шрифт:
Прежде чем окончательно покинуть остров, Врангель зашел вместе с англичанином Редоном к пленнику колдуну Кеотете.
— Отпустите меня, — мрачно глядя на вошедших в каюту, попросил татуированный туземец. — В обмен вам вернут вашу лодку.
— И тела убитых на острове? — уточнил Врангель.
Колдун отрицательно качнул головой:
— Нет, тела не вернут, как и черепа: это военный трофей.
— Тогда и вам придется остаться с нами, — заключил беседу Врангель.
Однако утром обнаружилось, что Кеотете сумел тайно бежать с корабля. Как удалось ему освободить руки и ноги от крепких пут — осталось нераскрытой тайной. Некоторые матросы «Кроткого» поговаривали, что Кеотете помогли в этом его чудодейственные способности: недаром же соплеменники считали его колдуном.
Глава
Через пять месяцев после ухода со злополучного острова Нукагива бриг «Кроткий», зайдя по пути на Камчатку, наконец достиг столицы Русской Америки Ново-Архангельска.
В Петропавловске Врангель сдал порученный ему груз, но более недели откладывал отплытие в ожидании писем от друзей и родственников. Дошедшие до порта известия из Петербурга вызывали тревогу и множество вопросов. Кончина Александра I и вступление на престол Николая I сопровождались, по слухам, невиданной смутой — восстанием на Сенатской площади нескольких полков, отказавшихся принять присягу на верность новому императору. Говорили о массовых арестах бунтовщиков, среди которых было вроде и немало флотских офицеров. Не пострадал ли кто-либо из общих знакомых? Это мог бы прояснить Федор Литке. Но, увы, пришлось уйти из Петропавловска, так и не дождавшись почты.
21 сентября, руководствуясь указаниями прибывшего из селения лоцмана, Врангель ввел «Кроткий» в Ситхинский залив и поставил корабль на якоря.
Впервые пришедшие к этим далеким российским владениям матросы и офицеры брига с любопытством озирали высокие окрестные горы, лесистые островки, разбросанные по глади залива, селение с возвышавшимся над ним домом главного правителя, прочный палисад со сторожевыми башнями, из которых выглядывали жерла орудий.
Лишь трое из экипажа «Кроткого», Врангель, Матюшкин и штурман Козьмин, уже приходили сюда ранее на борту шлюпа «Камчатка», и каждый из них по-своему переживал новое свидание с американской землей. Врангелю вспомнилась встреча с легендарным Барановым [25] , правившим здесь почти три десятка лет. Как радовался Александр Андреевич, узнав, что на «Камчатке» прибыло молодое пополнение для службы в Русской Америке: лейтенант Деливрон и вольные штурманы Шмидт и Этолин. Однажды Баранов пригласил молодежь шлюпа к себе в «замок», как называли в селении дом главного правителя. Хваля выбор места службы волонтеров компании, уже съехавших на берег и обживающих предоставленные им квартиры, Баранов, лукаво глядя на гостей: Врангеля, Литке, Матюшкина и Козьмина, — с задором говорил: «А вы тоже подумайте, чтоб годика через два-три сюда вернуться. Работы здесь молодым морякам — непочатый край. Мы лишь с одного краешку Аляску пока изучили. А ее надо бы кругом обойти и описать, как положено, в дальние реки проникнуть, что текут из глубин материка. Сердцем чую, что многими сокровищами эта земля богата, да чтоб добраться до них, силенок пока нет».
25
Баранов, Александр Андреевич (1747—1819) — русский купец родом из Каргополя, первый главный правитель Русской Америки, где прожил 28 лет. При его правлении там был построен Ново-Архангельск, ставший столицей русских владений в Америке, заложена крепость Росс в Калифорнии, сделана попытка обосноваться на Гавайских (Сандвичевых) островах.
Штурман Адольф Этолин, которого вспомнил, глядя на селение Врангель, был легок на помине и первым, приплыв на шлюпке, приветствовал гостей. Высокий, голубоглазый, шведский финн по происхождению, Этолин за эти годы почти не изменился. Он радостно обнял бывших спутников по плаванию на «Камчатке» и сообщил, что лишь ненамного опередил их: этим утром прибыл из Охотска на компанейском бриге «Чичагов». А ушел отсюда в прошлом году на фрегате «Крейсер» под командой Михаила Лазарева. Маленько погостил в родных краях — и тут же назад, сухопутным путем через Сибирь, до Охотска.
— Аляску,
поди, вдоль и поперек уже исходил? — радуясь свиданию с Этолиным, весело спросил Врангель.— Да уж кое-где побывал, — скромно заметил штурман и рассказал, что несколько лет назад, при главном правителе Муравьеве, был в экспедиции по исследованию берегов Аляски со стороны Берингова пролива. Ходили на пару с мичманом Хромченко, тот — на бриге «Головнин», а сам Этолин — на куттере «Баранов». Кое-что удалось сделать: открыли новые бухты, проливы, описали залив Кускоквим и устье реки Нушагак. Во все эти годы неоднократно совершал плавания по компанейским делам и в Калифорнию, и к Сандвичевым островам.
Врангелю тоже пришлось в ответ дать краткий отчет о последних его странствиях.
Прежде чем съехать на берег и представиться главному правителю капитан-лейтенанту Чистякову, Врангель с нетерпением прочитал привезенные Этолиным письма. Дурное предчувствие его не обмануло. Касаясь происшедшего в Петербурге на Сенатской площади, Литке назвал все случившееся, включая развитие событий после подавления восстания, одной из мрачнейших эпох русской истории. Упомянул он и имена некоторых заговорщиков, находившихся под следствием: «Не обольется ли твое сердце, любезный Фердинанд, прочтя имя Бестужева, этого единственного человека, красы флота, гордости и надежды своего семейства, идола общества, моего 15-летнего друга? Прочтя имена 3-х его братьев, прочтя имя Корниловича, анахорета, жившего только для наук?»
Вовлеченным в мятежные события оказался и младший брат Литке. «Кроме участия во всеобщей горести, писал Федор, — имеем мы и свою собственную. Брат Александр попал было в эту историю как кур во щи. Ты увидишь, что гвардейский экипаж был также уведен и мой брат вместе со прочими был арестован».
Какая трагедия! — мрачно думал Врангель. А что же Батеньков, уцелел или тоже арестован? Вспоминая последние встречи с ним в Петербурге, Врангель был уверен, что и Гаврила Степанович, при его либеральных убеждениях, мог оказаться в рядах заговорщиков.
От прекрасного настроения, с каким он прибыл в Ново-Архангельск, не осталось и следа. И все же придется взять себя в руки: Чистякову раздражение и тоску демонстрировать не следует. Разговор предстоит важный, и не исключено, что уже сегодня выяснится, задержится ли бриг в Америке для охраны российских владений или, сдав груз, сразу отправится в обратный путь.
Встреча с главным правителем Петром Егоровичем Чистяковым развеяла надежды на то, что по служебной необходимости экипажу брига будет поручен надзор за выполнением иностранными судами условий конвенций, подписанных Россией с Англией и Соединенными Американскими Штатами.
— Много ли, Фердинанд Петрович, — с горечью говорил Чистяков, — может сделать здесь русский военный корабль, ежели условия конвенции дают бостонским, равно британским, корабельщикам полную свободу вести торговлю с дикими в наших владениях? Запрещается продавать туземцам лишь оружие, спиртное и порох, но не изволь при этом обыскивать американские суда или конфисковывать запретный товар — хлопот не оберешься! А с поличным-то за незаконные сделки пойди их поймай! О чем думали в Петербурге, подписывая такие соглашения, ума не приложу. И потому, Фердинанд Петрович, нет никакого смысла задерживаться вам у этих берегов. Пустая трата времени.
— Раз так, — с досадой согласился Врангель, — пойдем обратно.
Пока судно стояло в заливе, запасаясь водой и дровами, Врангель неоднократно возвращался мыслью к событиям в Петербурге. Конечно, невероятно жаль, размышлял он, что среди восставших оказались близкие ему и глубоко уважаемые люди. Но правы ли они были, посягая на основы давно установленного в России государственного строя? Как бы поступил он сам, ежели б тогда, при их петербургских встречах, ему предложили бы вступить в ряды заговорщиков? Нет, эта бунтовщическая идея не могла бы его вдохновить. Все его воспитание в традициях служения отечеству и, стало быть, императору отвергало подобную возможность. Даже не зная деталей замысла заговорщиков, он никак не мог склониться на их сторону.