Ферма механических тел
Шрифт:
— Генрика, знаете ли вы, по какой причине двадцать первого декабря тысяча девятьсот двадцать шестого года вы арестованы Бюро общественной безопасности? — участливо, явно издеваясь, полюбопытствовала дроу.
— Не имею понятия, — ответила я чистую правду. Слишком много вариантов приходит на ум, трудно с уверенностью выбрать один из них. Знаю лишь, что этот фарс с арестом нужен исключительно для моего эмпатического сканирования в целях поиска чертежей автоматона. А вот как бобби его обставят, вопрос.
— Вы обвиняетесь в осуществлении врачебной практики без государственной
Что? Дед пропал? А эти подонки хотят на меня еще и террор повесить! Пусть доступа к воспоминаниям у меня и нет, но чувства было не обмануть. Я совершенно точно к этому непричастна.
— Согласны ли вы с выдвинутыми обвинениями?
Так, Гаечка, осторожно. Следи за формулировками. Если я сейчас выкрикну «нет!», это расценят, как несогласие со всеми обвинениями. А, учитывая, что несогласна я лишь с двумя последними, это окажется дачей ложных показаний.
— Частично, — резко осипшим голосом выдавила я, старательно отгоняя от себя мысль о смертной казни, положенной террористам. А ведь это они еще до моего дезертирства с войны не докопались.
Я замолчала, чтобы не наговорить случайно себе еще на пару лет приговора. Барти, спасая меня от трибунала, учил, что в общении с представителями силовых структур отвечать надо только на те вопросы, что задают. Остальное обязательно будет использовано против меня.
— С чем именно вы не согласны? — распахнув в неискреннем изумлении голубые глаза, уточнила Ллос.
— Я не причастна к взрыву на фабрике и похищению мастера Дедерика, — как можно ровнее пояснила я, не став уточнять, что даже не в курсе пропажи изобретателя. Кажется. Виски предупредительно заломило.
— Апелляция принята, — так легко согласилась мамбо, что мне сразу стало понятно: она ни во что не ставит эту апелляцию, потому что не верит ни единому моему слову. — В случае подтверждения вашей причастности ваши слова будут учитываться, как ложные показания. Следующий вопрос. Имя Анри Ландрю вам о чем-нибудь говорит?
Я нахмурилась. Туман в голове всколыхнулся, но виски снова ударило молнией, и я, поджав губы, дала отрицательный ответ. Ну не сообщать же, что почему-то это незнакомое имя ассоциируется у меня с какой-то медсестрой?
— Блестяще, — внезапно обозлившись прошипела Ллос, выключая диктофон и отворачиваясь от меня. — Продолжим в Бюро.
Оставшиеся полчаса мы проехали в молчании. Вышли из бронированного паромобиля на окраине Казенного квартала, перед навевающим уныние серым, похожим на коробку зданием с зарешеченными окнами-бойницами. Мне саркастично подумалось, что не хватает лишь надписи над входом «оставь надежду, всяк сюда входящий».
Меня провели по довольно оживленным для такого унылого места
коридорам в одну из допросных комнат, оснащенную астральными детекторами, фотоаппаратом и эхографом. Усадили на металлический стул, сохраняющий след ауры задержанного, за стол, такой же серый, как и стены, пол и потолок в допросной. Ллос опустилась напротив, включила диктофон и хищно прищурилась.Молчали долго. Мамбо, видимо, пыталась давить на меня психологически, но тут она просчиталась. Общение с Тешем привило мне стойкий иммунитет к разного рода ментальным изнасилованиям.
— Твоя жертва напрасна, — не дождавшись от меня реакции, сменила тактику Ллос. — Я знаю, что ты намеренно сдалась тайной полиции, чтобы заполучить от Тадеуша Шабата фотографии пост-мортем для Лиги антиимпериалистов.
Тайная полиция состоит не из одних идиотов — тоже мне новость!
— Только вот даже с их помощью автоматон не двигается.
А, нет, с выводами насчет «не идиотов» я поторопилась. Конечно, не двигается, ведь кроме самой фотографии, которая просто подселит призрака в механический остов, нужен еще… виски заломило. Ллос, заметив мою гримасу боли, прищурилась. Я мысленно выматерилась и состроила морду «кирпичом», чтобы не дать мамбо подсказку, где и что искать в моих мозгах.
Помолчали еще. Спустя какое-то время в допросную зашел парень с незапоминающимся лицом в сером мундире с колораткой, опустил на стол латунный протез ноги и, сложив руки на груди, сел рядом с Ллос. Инквизитор?
«В Церкви агентов тайной полиции не меньше, чем в парламенте». Чьи это слова, сказанные голосом туберкулезника?
— Генрика, признаете ли вы свою причастность к созданию данного изделия?
Я мазнула взглядом по скрытому в бедре протеза спусковому крючку, активирующему выстрел пули из дула в голени через пятку, и скрипнула зубами.
— Признаю.
— Этот протез был изъят с места преступления после взрыва на ферме механических тел. Что вы скажете по этому поводу? — Ллос чуть подалась вперед.
— Скажу, что я работала подмастерьем мастера Дедерика, — уже не в силах сдерживать нервозность, огрызнулась я. — Разве это преступление?
— Разумеется, учитывая, что трудоустроены вы были нелегально и не отчисляли налоги с дохода, — скучающим тоном откликнулся инквизитор, а я поняла, что этой прогнившей системе проиграю в любом случае.
— Я требую адвоката, — голос предательски дрогнул, руки, скованные за спиной, сжались в кулаки.
— Допрос лиц, обвиняемых в терроризме и государственной измене, может проводиться без присутствия адвоката, — отрубил инквизитор.
Знаю, но попробовать стоило.
— Вы обвиняете меня без доказательств? — вопросила я только, чтобы оттянуть неизбежное.
По правилам, пока моя вина не будет доказана, я считаюсь лишь подозреваемой, а не обвиняемой. Но для бобби правила не писаны. В суде они оправдают нарушение порядка протокола добытыми доказательствами. Потому что на их допросах кто угодно признается в чем угодно.
— Доказательства предоставит эмпатическое сканирование, — подтверждая мои мысли, прошипела Ллос.