Ферма

Цецилия вот уже некоторое время говорила без умолку. Губы у нее пересохли и потрескались. Я забеспокоилась, что она переутомилась, и попросила ее оставаться на скамейке, а я пока принесу ей чего-нибудь прохладительного. До конца дней своих я буду сожалеть о своем решении. Мне ни в коем случае не следовало прерывать ее. Когда я вернулась с чашкой кофе, на прежнем месте ее уже не было. Скамейка была пуста, а на берегу пруда я увидела небольшую толпу. Цецилия забрела в него и стояла по пояс в воде, но при этом выглядела на удивление спокойной. Она даже скрестила руки на груди. Белое больничное платье промокло насквозь и облепило ее, напомнив мне картину крещения в реке, когда послушница ждет священника, который окунул бы ее в воду. Но вместо этого прибежал санитар и подхватил Цецилию на руки. Она наверняка была легкой как пушинка. Я последовала за ними к дому престарелых, где ее поспешно унесли в кабинет врача на осмотр. Воспользовавшись всеобщим замешательством, я вернулась к Цецилии в комнату и обыскала ее от пола до потолка, поражаясь тому, как мало у старушки обнаружилось личных вещей. Очевидно, почти все ее имущество было пущено с молотка. В выдвижных ящиках комода лежали книги, но это были сборники сказок и детских рассказов; ни Библии, ни каких-либо романов я там не увидела. И лишь в гардеробе я нашла вот эту кожаную сумочку. Раньше Цецилия работала учительницей и, наверное, в ней она носила учебники и тетради. Я взяла ее, поскольку мне требовалась нормальная вместительная сумка, в которую можно было сложить мои заметки и улики, а не непрактичный и нелепый дамский ридикюль…

* * *

Мы с матерью вскочили на ноги одновременно, когда снизу донесся шум — кто-то пытался войти в квартиру. Вот открылась входная дверь. Мы услышали, как лязгнула дверная цепочка, поначалу громко, а потом — намного тише, после второй, более осторожной попытки вторжения. Я собственными глазами видел, как, вняв моей просьбе, мать сняла цепочку с двери, но, очевидно, вновь накинула ее, когда я отвернулся, будучи убеждена в том, что отец непременно явится без приглашения и предварительного звонка. Нам было слышно, как чья-то рука шарит внизу, возясь с цепочкой и пытаясь открыть замок. Мать воскликнула:

— Он здесь!

Она в панике принялась собирать все свои улики и доказательства, поспешно складывая их обратно в сумку. Мелкие предметы она распихивала по передним кармашкам, а те, что покрупнее, включая ржавую железную коробку, укладывала в сумку, причем в строгом порядке. Мне стало ясно, что она уже проделывала это раньше, причем неоднократно, держа улики под рукой и готовясь бежать при малейшей опасности. Не прерывая сборов, мать метнула взгляд на дверь, ведущую в сад на крыше:

— Нам нужен запасной выход!

Отец обманул нас. Он солгал, прилетел прямым рейсом, раньше, чем обещал, и застал нас врасплох, как и предполагала мать, — таковы были мои первые мысли, навеянные, правда, ее панической реакцией. Однако чуточку опомнившись, я отогнал их прочь. У отца попросту не было ключей. Так что единственным, кто мог войти к нам, был Марк.

Собрав сумку, мать уже готовилась повесить ее на плечо, когда я накрыл ее руку своей.

— Это не папа.

— Это он!

— Нет, не он. Пожалуйста, подожди меня здесь.

Я оборвал ее довольно-таки резко. У меня больше не было сил сохранять спокойствие, и я жестом предложил матери оставаться на месте, сомневаясь, правда, что она выполнит мою просьбу. Сам же я поспешно сбежал по лестнице вниз, в прихожую. Марк перестал сражаться с дверью и, просунув ногу в щель, пытался расширить ее, одновременно прижав к уху телефон и, очевидно, собираясь позвонить мне. Я, увлекшись рассказом матери, совсем забыл о нем. А ведь мне следовало догадаться, как Марк отреагирует, — он уже и так выразил беспокойство из-за того, что я остался с ней один на один. Понизив голос, я сказал:

— Извини, что не позвонил, но ты очень не вовремя.

Я вовсе не хотел, чтобы это прозвучало столь агрессивно. Марк явно растерялся. Я же ударился в панику: я долгие годы выстраивал свой обман и сейчас понимал, что эта насквозь прогнившая ложь рушится на глазах, причем я вряд ли успею придать хотя бы видимость приличия ее коллапсу. Уже не владея собой, я взмахом руки попросил его отойти на шаг, захлопнул дверь, снял цепочку и распахнул дверь настежь. Марк собрался было заговорить, но тут же замер с открытым ртом, глядя поверх моего плеча.

В дальнем конце коридора стояла мать, сжимая в руках сумочку. В переднем кармане ее джинсов я заметил очертания деревянного ножа. Мы втроем застыли как вкопанные, глядя друг на друга. Наконец мать сделала маленький шаг вперед, оценивающе оглядела дорогой костюм и туфли Марка, и осведомилась:

— Вы врач?

Марк покачал головой:

— Нет.

Обычно вежливый и разговорчивый, он ограничился коротким односложным ответом, явно не зная, как вести себя.

— Это Крис прислал вас?

— Я живу здесь.

Я пришел ему на выручку:

— Это Марк. Это его квартира.

Слишком поздно я сообразил, сколь жалко прозвучали эти слова после того, как я долгие годы мечтал о том, как познакомлю его со своими родителями. И все закончилось тем, что я представил его как домовладельца, а не своего возлюбленного. Мать переключила внимание с его одежды на лицо и сказала:

— Меня зовут Тильда. Я — мама Даниэля.

Марк улыбнулся и собрался было шагнуть вперед, но вовремя спохватился, поняв, что перемирие пока еще очень хрупкое.

— Рад познакомиться с вами, Тильда.

По какой-то причине матери не понравилось, как он произнес ее имя, и она осторожно отступила на шаг. Стараясь взять себя в руки, она поинтересовалась:

— Вы хотите, чтобы мы ушли?

— Вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите.

— А вы?

Марк покачал головой:

— Нет. Дайте мне одну минуту, и я уйду.

Мать уставилась на него, что при других обстоятельствах выглядело бы крайне невежливо. Марк выдержал ее взгляд с безмятежной улыбкой. Мать первой отвела глаза и, глядя себе под ноги, пробормотала:

— Я буду наверху.

Перед тем как выйти из прихожей, она окинула Марка взглядом, а потом кивнула, словно подправляя собственное мнение об окружающем мире.

Мы молча ждали, пока мать поднимется по лестнице, прислушиваясь к ее тяжелым шагам. Оставшись один, я повернулся к Марку. Встреча, которой я долго страшился, все-таки состоялась, причем так, как мне не могло привидеться и в страшном сне — мать и мой партнер познакомились, но как-то не по-настоящему, словно понарошку. Я же вновь прибег к обману и, вместо того чтобы прямо сказать: «Это мужчина, с которым я живу», смог пролепетать лишь: «Это его квартира». Это была полуправда, сильно смахивавшая на ложь. Подобное развитие событий глубоко опечалило Марка — от этой встречи он ожидал гораздо большего. Но, оставив в стороне собственные чувства, он негромко спросил:

— Как она?

— Не знаю.

Пока что я не видел особого смысла в том, чтобы передавать ему суть нашего разговора. Он сказал:

— Дэн, я должен был убедиться, что с тобой все в порядке.

Он никогда бы не пришел только для того, чтобы познакомиться с ней, или потому, что чувствовал себя обделенным. Он явился, чтобы предотвратить катастрофу и подстраховать меня на случай, если ситуация выйдет из-под контроля. Он наверняка бы согласился с моей матерью в том, что на меня нельзя рассчитывать в трудную минуту. Я согласно кивнул: