Фея и Тот Самый Один

Я похвастаться даже таким сомнительным, с точки зрения бывшей семейки, происхождением не могла. Своего отца я не знала, в свидетельстве о рождении, в графе «отец», был указан некто мифический с фамилией моей матери, рандомным именем и отчеством.

Более-менее отчётливо я помнила себя лет с четырёх, тогда я жила с бабушкой. Мама же всплывала в памяти смутным, неясным пятном, скорее ощущением, что это некто близкий, родной. Позже она пропала.

Перед первым классом бабушка умерла, меня забрала родная тётка – сестра мамы, вкупе с комнатой бабушки. Она же добилась через суд признания пропавшей без вести умершей, в основном для выплат, которые полагались. У тётки было два ребёнка и не было мужа, по слухам, в свидетельствах о рождении двоюродных братьев фигурировали точно такие же рандомные «отцы», как у меня.

Через полтора года тётке улыбнулась удача, нашёлся добрый человек, готовый жениться, но только с условием, что она и ему родит ребёнка. Я же в схему счастливой семьи не вписывалась. Три ребёнка – много, четвёртому, то есть мне – места не нашлось. Так я оказалась в детском доме.

Слышала, как нянечки шептались за моей спиной, что домашнюю, здоровую девочку, хорошенькую, голубоглазую, белокурую и кудрявую, обязательно заберут в семью, но никто меня так и не забрал. Скорей всего из-за того, что я сама не хотела. За недолгую жизнь меня бросила мама, потом умерла бабушка, отказалась родная тётка, в то, что какая-то мифическая семья может приютить чужого ребёнка, когда бросают свои, поверить я не могла.

Естественно, в семь-восемь-девять лет я не могла сформулировать свои мысли, зато их здорово считывала вселенная, оставляя меня год за годом в оплоте стабильности – детском доме.

В восемнадцать лет, выйдя в никуда, я попыталась жить в комнате бабушки, которая располагалась в доме барачного типа с сортиром на улице. Мгновенно поняла, что не смогу жить там, где нет элементарных удобств, зато есть соседи-алкаши и тётка с тремя детьми без мужа – благоверный бросил несчастную через год после того, как меня отправили в детский дом. После тётка сменила, кажется, четверых сожителей, точнее я не знала, боюсь, она тоже.

Я рванула в крупный город, поступила в колледж учиться на парикмахера. Скиталась по общагам и комнатушкам в коммуналках, не роптала, в этом жилье хотя бы был туалет. Без устали работала, когда понимала, что заканчиваются силы, вспоминала, какое распрекрасное жильё и родня ждут меня на малой родине, тут же, как по волшебству, находила силы двигаться дальше.

С Родионом я познакомилась в ужасно пафосном и дорогом салоне, куда только-только устроилась на копеечную зарплату. Уцепилась за перспективу остаться после длительного испытательного срока. Клиентов мне не доверяли, в первое время я подносила кофе и хлопала ресницами, заодно поглядывая вокруг, мотая на ус.

Родион сразу пригласил меня в ресторан, приехал на дорогом автомобиле, подарил огромный букет, рассыпался в комплиментах и блистал эрудицией. Смотрел, правда, как на мальтийскую болонку, со смесью умиления и опасения, что нагадит мимо пелёнки, но всё равно я была сражена.

Бывший муж произвёл на меня оглушительный эффект, сомневаюсь, что кто-нибудь, когда-нибудь сможет поразить меня так же.

Провинциальная детдомовка, из внятных достоинств у которой имелось лишь милое личико и стройная фигурка, и прямо-таки наследный принц вместе. Ожившая сказка про Золушку!

Роман наш длился недолго, почти подходил к логическому завершению, когда болонка в моём лице не на шутку взбрыкнула. Категорически отказалась делать аборт, даже если в свидетельстве о рождении в графе «отец» будет указан рандомный набор фамилии, имени и отчества. Видимо, сказались гены. Традиция семьи, что поделаешь?!

Самое удивительное то, что Родион не только признал ребёнка, да, после пренатального ДНК теста, но ведь признал, но и сделал мне предложение, отправив в глубокий нокаут благочестивое семейство.

Мама заламывала руки, трижды до рождения Миши и нашей свадьбы с Родей попадала в клинику неврозов, потому что решительно не могла перенести свалившегося на семью позора. Отец молча смотрел на сына, как на Раскольникова, прикончившего старуху-процентщицу, когда мог убить английского лорда, захапать сто миллиардов фунтов стерлингов и молодую любовницу в придачу. Бабуля традиционно шипела, дед-адмирал, как оказалось позже, действовал.

– Ты не должна это есть, – заявила Ника, уставившись на сковороду с картофелем. – У тебя славянский типаж, а значит, деформационный тип старения, твоя главная задача – не потолстеть, – села она на своего излюбленного конька, деловито достала тарелку, положила себе приличную порцию, демонстративно поставила на стол.

– У тебя, значит, другая задача? – усмехнулась я.

– А у меня мелкоморщинистый морфотип, – улыбнулась Ника, демонстрируя достижения современной стоматологии. – Развитие подкожно-жировой клетчатки страхует меня от птоза, – важно подняла указательный палец. – Слушай, а сала у тебя нет? С чесночком, – демонстративно закатила глаза и облизнулась.

– Ты собралась вот это, – я показала на шампанское, отнюдь не народной марки, – заедать жареной картошкой с салом с чесноком? Богохульница! – засмеялась я.

– Не издевайся! Дай хоть здесь по-человечески поесть.

– Тебе вилку давать, или ложку лучше? – засмеялась я во всё горло.

– Поварёшку давай, – пропела Ника.

Мы засмеялись в унисон, представив лицо бабули-лингвиста, которую несчастной «поварёшкой» можно было довести до икоты, а «вехоткой» или «гомонком», попросту мочалкой и кошельком, отправить в кому.

– Я не просто так, – разливая шампанское, заявила Ника. – С благой вестью. Родиончик объявил о помолвке с достопочтенной Виталиной.

– Его здоровье, – ответила я под звон хрусталя.

– Свадьба планируется летом, в августе. Молодые уже присматривают совместное жильё. Представь только, Родиончик, наконец, решился съехать из родового гнезда.

– Не станет же Виталина жить со свёкрами, не для того мама ягодку растила, – нервно пожала я плечом.

Бывший муж, Виталина – любовница в бытность нашего брака, тем более их совместное имущество меня не волновали, были заботы важнее, но всё равно чувствительно царапнуло воспоминаниями.

Незадолго до нашей с Родей свадьбы выяснилось, что его квартиру пришлось продать – серьёзные финансовые затруднения побудили к столь сложному решению. После свадьбы мы поселились в загородном доме родителей, вместе с дедом-адмиралом и вечно шипящей бабкой. К тому же выяснилось, что у несчастного хронические проблемы с лёгкими. Он никак, совершенно никоем образом не мог жить в городе – выхлопные газы негативно сказываются на драгоценном здоровье Родички.

О совместном доме мы конечно мечтали, вернее, мечтала я, Родиону было хорошо в доме родителей, но средств категорически не хватало. Ведь дом его высочеству требовался не абы какой, а самый лучший, в том же посёлке, где живёт остальное семейство.