Фея придёт под новый год

Джоджо была на подхвате, а я взбивала, смешивала, отмеряла и… старалась думать только о хорошем. Этот секрет вкусного бисквита мне открыла мама — чтобы торт получился лёгким и сладким, надо чтобы мысли были такими же.

В те годы, когда я жила в родительском доме, мы редко могли позволить себе такую выпечку, и когда я смешивала тесто для бисквита, всегда думала, как обрадуются мои младшие братья, как потянутся к разрезанному торту, торопясь схватить первый кусочек.

И хотя сейчас я видела других детей, которые изнывали в ожидании лакомства так же, как мои братья, я думала совсем не о братьях. И даже не о родном доме, и не о маме. Я вспоминала о господине Десинде, и от этого на сердце становилось легко-легко, а в груди разливалось волной тепло.

— Сударыня, — обратилась я к Джоджо, — откройте духовку, пожалуйста. Дети, а вы сидите смирно. Заклинаю вас всеми святыми силами — никакого баловства.

Я взяла форму с тестом, чтобы поставить её в печь, и тут раздался довольный голос госпожи Бониты:

— Вот она, наша Лилибет. Не служанка, а настоящее золото. Мой брат балует её, но она и в самом деле сокровище.

Обернувшись к двери, я увидела, что в коридоре толпятся нарядные дамы. Они смотрели на меня с беззастенчивым любопытством, а впереди стояла госпожа де Монтальви и насмешливо кривила губы.

Я застыла посреди кухни, забыв, что собиралась поставить бисквит печься, а кто-то из гостей наивно спросил:

— Так это она была на маскараде?

— Она, — подтвердила торжественно госпожа Бонита. — Мой брат такой проказник и шутник!.. Недаром он носит фамилию Десинд.

Дамы сдержанно засмеялись, прикрывая лица веерами.

Мне стало холодно, несмотря на то, что печь была открыта.

Нет, я ничуть не испугалась, и стыдиться мне было нечего, но эти женщины застали меня врасплох, когда я так нежно думала о господине Тодеу, когда мне было так хорошо, так радостно…

— И всё же это была слишком грубая шутка, — заметила одна из дам.

— Зато представьте, в какое негодование придут мужчины, когда узнают, что сражались за право танцевать с кухаркой! — засмеялась другая.

Я продолжала держать форму с тестом, пока эти пёстрые пташки обсуждали меня, даже не потрудившись понизить голос. Хотя, какие они пташки? Больше похожи на куриц. И квохчут точно так же.

Мне страшно захотелось разжать пальцы и выпустить форму из рук. В моём воображении это уже произошло — грохот, брызги жидкого теста на нарядных платьях, визг и возмущение тех, кто считал позорным присутствие служанки рядом с прирожденными аристократками.

Вот пусть и идут в свои аристократические дома, и там едят бисквиты…

В реальность меня вернул голосок Черити:

— А папа говорит, — сказала она невозмутимо, — что смешно задирать нос, если ещё вчера ходили с голыми задами.

В этот раз никто не одёрнул её и приказал замолчать.

Госпожа Бонита застыла, продолжая указывать на меня, гости потеряли дар речи, и только потом до меня донеслось сдержанное хихиканье.

— Простите, надо поставить торт, — сказала я дамам, прошла мимо Джоджо, которая смотрела на меня сочувствием и жалостью, и поставила форму в духовку, стараясь не встряхнуть. — Ну вот, — я выпрямилась, отряхивая ладони, — теперь можно и поговорить. Значит, все вы почувствовали себя оскорбленными? Из-за того, что пришлось дышать одним воздухом со служанкой?

Дамы заметно смешались, некоторые предпочли просто уйти, но госпожа де Монтальви осталась.

— Как интересно, — протянула она со снисходительной улыбкой. — Получается, вы — отъявленная лгунья, сударыня? Как ловко вы обманули нас в тот день.

«Это вы — отъявленная лгунья», — можно было ответить ей и блеснуть знаниями высшего света. Ну да, можно блеснуть, а потом останется только пойти в полицию и сдаться,

— Чем же я вас обманула, госпожа? — ответила я мягко. — Разве я убеждала всех, что принадлежу к высшему свету? Я всего лишь танцевала.

Мои слова поняла только сама Хизер де Монтальви. Улыбаться она не перестала, но теперь смотрела на меня очень внимательно, по-змеиному прищуривая глаза.

— Вы как разговариваете с гостями, дерзкая девчонка! — прорезался голос у Госпожи Бониты. — Вот погодите, мой брат узнает, как вы испортили праздник Ванессе!.. И о твоих словах, Черити, он тоже узнает, — напустилась она на девочку. — Так грубо!.. Фу!..

Значит, вот для чего нужен был этот маленький спектакль. Чтобы я сорвалась, наговорила чего-нибудь лишнего гостям, а потом это будет представлено господину Тодеу, как то, что я испортила всем настроение.

Нет, оскорблять в ответ я никого не собиралась, но сказала бы, наверное, что праздники портят гости, которые суют нос, куда не следовало, и хозяева, которые раскрывают всем семейные тайны. Только сказать я ничего не успела, потому что среди дам произошло лёгкое шевеление, и вперёд вышла Ванесса, решительно раздвигая пёструю, блестящую и спесивую толпу.

— А что тут происходит? — спросила дочь хозяина не менее решительно. — Почему вы здесь? Мы там решили играть в фанты, а вас, тётушка, зачем-то потянуло в кухню?

— Нам ещё играть в фанты не хватало, — фыркнула госпожа Бонита.

— Не сердитесь, Ванесса, — мягко поддержала её Хизер де Монтальви, — ваша тётя сегодня сделала благое дело, изобличив лгунью. Мне жаль, что мы все не поверили вам на балу. Что ваш отец решил вывести в свет кухарку.

Ванесса покраснела и упорно смотрела на госпожу Хизер, даже не взглянув в мою сторону.

— Я — не лгунья, — отчеканила я, приготовившись защищаться, но госпожа де Монтальви даже бровью не повела.

— …конечно, лгунью, — продолжала она. — Мы сейчас все в этом убедились. Признаться, вы даже меня смогли провести, пустив пыль в глаза. Я тоже поверила, что вижу перед собой благородную, прекрасно воспитанную даму. Что ж, это нам всем урок не быть слишком наивными.

— Что вы такое говорите? — презрительно выпятила нижнюю губу Ванесса. — По-моему, вы бредите.

Вот это было сказано грубовато, но госпожа де Монтальви не позволила себя смутить.

— Вам что-то не нравится? — спросила она. — Разве не вы первой раскрыли нам истинное лицо обманщицы?

— Да, признаюсь, — щёки Ванессы всё ещё алели, но смотрела она уверенно, — я сделала глупость тогда, на маскараде. Но с каким же удовольствием вы подхватили мою глупость! Не ожидала от тебя, тётя, — последние слова относились к госпоже Боните, и она сразу схватилась за сердце.

— Вы всего лишь сказали правду, — сказала Хизер, словно пытаясь утешить Ванессу. — Правда — это не глупость. Не надо сердиться на вашу тётю за правду. Говорить правду — это благородно и смело.

— А папа сказал, что это — не правда, — опять встряла Черити, внимательно слушавшая взрослые разговоры. — Потому что правду не говорят, чтобы унизить другого и возвыситься самому.