Фейк

– А с знакомыми нормально разговариваешь? – хитрит Алекса, заставляя его кивнуть. – И много у тебя знакомых девушек?

– Теперь две, – ухмыляется он.

– Станешь моим другом? – она спрыгивает с одной темы на другую и наклоняет голову на бок, заискивающе заглядывая ему в глаза.

Даня оглушено кивает. Лучше молчать, иначе снова будет позорно заикаться. С Александрой невозможно оставаться спокойным. Все, что она делает, говорит, не укладывается в голове. Прошло дней десять со смерти ее отца, но она порой словно забывает об этом и заливисто смеется, чтобы через минуту разрыдаться.

– И все-таки ты должна позвонить родным, – выдавливает из себя Даниил. – Они будут тебя искать.

Алекса только отмахивается от его слов и обхватывает колени. Нахмурившись, смотрит в окно, за которым бушует метель. Она залепляет стекло, будто маленькие снежинки пытаются пробиться в дом. Даня подавляет вздох. Обстановка идеальна и так и просится на холст.

– Александра?

– Зови меня Алексой, мне так больше нравится.

Он знает. Он каждый день читал ее блог.

– В семье почти все называет меня Лекси, кроме Гали. Она – добрая душа, и зовет меня Сашей. Как и отец, – голос Алексы хрипит, – звал. Часто говорил: Сашенька… – Алекса переводит дыхание. – Не переживай, они не станут меня искать. Дня два-три форы точно есть, – и она вытягивается на кровати, демонстрируя широкую улыбку.

– Как это? После того, что случилось, и они не будут тебя искать?

– Я часто сбегала из дома. Конечно, потом мне влетало по первое число, но обычно оно того стоило, – Алекса сдвигается к краю кровати и закидывает руки за голову. – Ложись рядом, а то сидишь, как бедный родственник.

Очередной перескок с темы на тему сбивает Даню, и он вздрагивает от ее предложения:

– Л… лечь рядом?

– Да, – Алекса вскидывает бровь. – Просто лечь, Даня. Я вижу по глазам, что ты уже нарисовал продолжение, но давай не будем торопить события, – и она томно улыбается.

– Что?! – щеки обжигает от смущения. – Д…да я бы… Никогда! Это же… – не хватает слов и кислорода. Но после фразы Алексы навязчивые мысли шепчут: интересно, какие на вкус ее губы? А что почувствуешь, если коснешься волос? Кожи…

– Успокойся, – смеется Алекса. – Я пошутила. Ложись и я расскажу почему сбегала из дома.

Даня поджимает губы и молча ложится на самый край кровати, рискуя свалиться. Между ними пропасть, но по неизвестным причинам у него обострены все чувства. Запах корицы становится удушающе сладким, ее дыхание запредельно громким.

– Я из тех детей, которые любят доказывать родителям свою независимость. В первый раз сбежала лет в четырнадцать. Отец тогда поднял на уши всю полицию, и к полуночи я была уже дома. А ведь всего лишь хотелось пожить пару дней у подруги. С тех пор мы не общаемся, – Алекса буравит потолок отсутствующим взглядом. – Потом были десятки неудавшихся попыток, прежде чем отец сдался. Даже в Москву к маме сбегала. Так что семья не станет меня искать. Они подумают, что у меня очередной бзик, к тому же после смерти отца, – она фыркает. – В последний раз я убегала примерно месяц назад. Жила у подписчицы почти неделю.

– Зачем ты это делаешь? – Даня зачарованно смотрит на сгруженные в углу спальни картины, перевернутые холстом к стене. Надо унести их отсюда.

Алекса пожимает плечами:

– Мой отец – сосредоточие власти. Диктатор во плоти. Был им… Иногда я шутила, что он – реинкарнация Гитлера, – шепчет она, и постепенно ее шепот перерастает в шипение. – Я должна была быть идеальной во всем. От прически до макияжа. На фотографиях и в жизни. Он желал мне добра, но не видел, что творит на самом деле. И я начинала задыхаться. Поэтому сбегала в самоволку. Благодаря этим моментам отдыха, или тому времени, когда я жила в Москве у мамы, не свихнулась окончательно. Порой я даже мобильный не брала с собой. Впрочем, как и в этот раз…

Даня зажмуривается, прогоняя образ матери.

– Звучит ужасно, но смерть отца – это избавление, – еще тише произносит Алекса. – Ты когда-нибудь думал о чьей-нибудь смерти с этой точки зрения? Умер человек и нет проблем.

В голосе Алексы звучит обречённость, словно ее слова – это непреложная истина.

– Ты имеешь в виду врагов?

– Без разницы. Порой мне кажется, что от врагов меньше проблем, чем от родственников, – Алекса поворачивается на бок и складывает ладони под голову.

– Когда человек умирает, возникают другие проблемы. Люди – это сплошное сосредоточение проблем.

Повисает глухая тишина. Лишь их размеренное дыхание, звучащее в унисон. Даня столько лет любовался ее фотографиями, но не подозревал, что у девочки из Инстаграма бродят такие мысли в голове.

– Даня, – Алекса пристально смотрит на него, – моего отца убили, а сегодня ночью пытались убить меня. Мне как никогда нужна помощь друга. Ты со мной?

От столь прямолинейного вопроса Даниил теряет дар речи. Смотрит на Александру, проклиная свою растерянность и нервозность. И шумно выдыхает.

– Да, но… – он говорит медленно, чтобы не заикаться, – ты должна рассказать мне все, что знаешь.

Если уж он заставил Алексу прийти к нему, то больше ее не отпустит.

Глава 6. История Александры Вольф

Даня умудрился приготовить какао с маршмэллоу. Когда влюблен, готов совершить любую глупость, и порой ему кажется, что ради Алексы он готов даже убить.

И вот сейчас она сидит на кровати, натянув на ладони длинные рукава свитера, и крепко держит кружку с какао. А сверху горкой громоздится белая пастила. Как жаль, что он сейчас не может запечатлеть ее на картине. Черные длинные волосы падают на плечи, задумчивый взгляд раскосых глаз направлен в окно. Но он запомнит этот момент до мелочей. А затем нарисует…

– Моя спальня находится рядом с комнатой отца. Раньше он делил ее с первой женой Лизой, которая умерла при родах тройняшек. Галина и Злата выжили, а вот Святослава – третья девочка, нет. Как и Лиза, – Алекса затихает.

Даня делает глоток какао, размякшее маршмэллоу облепляет губы, и он с трудом их облизывает. Боится шелохнуться лишний раз. Боится спугнуть Алексу.

– Я думаю, он очень любил свою Лизоньку. Наверное, поэтому их брак с моей мамой не задался. Мама – сильная женщина, сделала карьеру дипломата в Москве, и не смогла смириться с ролью второй жены. Поэтому вскоре после моего рождения они развелись.

– А ты осталась здесь? – вырывается у Дани. Он сердито прикусывает себе язык.

Алекса утыкается взглядом в кружку и неловко улыбается:

– Для мамы карьера была на первом месте. А уже потом я. Да и отец не отдал меня. Он очень любил своих детей, пусть и своеобразно, но думаю это была любовь. Когда я была маленькая, она приезжала в Снежный, затем я подросла и стала проводить каждое лето в Москве, – она вздыхает. – Мама идеальна во всем. Мне очень хотелось быть похожей на нее. И видимо отцу тоже.