Фиалка в чертополохе

— Какое твоё дело до того, кого мы убьем? — медленно и зло проговорил он, вставая. Остальные не видели, но Фиалка, вдруг каким-то обострившимся зрением заметила проблеск сожаления на его лице. — Ты что, забыла своё место?

Он вырос перед ней, как гора, от которой Фиалка невольно попятилась. Краем глаза она увидела стоявшую в дверном проеме подсобки Пусю, на лице её был страх.

— А ну. Пошла. На место! — раздельно и громко проговорил Чертополох.

— Нет! — холодея от ужаса, сказала Фиалка. — Не смей трогать этих людей!

В наступившей тишине, казалось, что трещит подвешенное в воздухе напряжение.

Она ожидала, что он ударит. Страх перед физической болью затопил её, отодвинув в сторону и опасение за своих и переживания за чужих. Она уже видела, как Чертополох заносит свою огромную руку, как стремительно летит вперед пудовый кулак. Как хрупкие кости её лица, привыкшие к пальцам массажистов и косметологов, поддаются и разлетаются на куски под страшной силой, которую невозможно остановить…

Но Чертополох не ударил. Он молча шагнул мимо, одним движением сорвал цепь с кольца на стене и намотал конец на кулак.

— Прошу прощения, — глухо сказал он сидящим за столом. — Я скоро.

С этими словами он рванул цепь, так что Фиалка со сдавленным вскриком полетела на землю, и пошел за порог столовой, легко волоча её за собой. Ошейник врезался ей под подбородок, задрав голову и начав душить. Фиалка вцепилась в него руками, закатив глаза, судорожно пытаясь вдохнуть вдруг ставший дефицитом воздух и скребя ногами по траве, пока Чертополох, словно упряжной битюг, тащил её сквозь луг к своему дому.

Он швырнул её на пол в «её» комнате и навис над ней всей своей массой.

Фиалка сжалась в комок, закрывшись руками и лихорадочно пытаясь отдышаться. Подъем по лестнице на цепи следом за взбешенным Чертополохом дался ей нелегко. Болела шея, руки, которыми она цеплялась за жесткую кожу ошейника, чтобы не сломать себе шею.

Несколько раз он почти ударил её. По крайней мере движения его фигуры сказали Фиалке, что она в одном мгновении от сокрушительного удара или ударов. Но в последний момент что-то останавливало его. Причем девушка видела, что это не просто показуха, а в нем действительно борется желание ударить её с чем-то другим. Внезапно её разобрала злость.

— Ну давай! Ударь меня! Я же подходящий противник, да? — выкрикнула она ему в лицо.

Чертополох резко отвернулся и выпрямился. По пробежавшей по его телу дрожи и сжатым трясущимся кулакам Фиалка поняла, что именно в данный момент ему потребовались все силы, чтобы сдержаться и не убить его. Перевитые мускулами руки расслабились, и пудовые кулаки медленно разжались. Оборотень медленно обернулся и опустился рядом с ней на одно колено. Его обманчиво-спокойный вид напугал её больше, чем его ярость. Фиалка почувствовала, как вся её внезапная злость скапливается противным комком в горле, затыкая ей рот.

Словно молния, рука Чертополоха метнулась вперед и мягко, но стальной хваткой, его пальцы обхватили ей шею. Фиалка судорожно схватилась за эту руку, ощутив, что никаких её сил не хватит, чтобы предотвратить… предотвратить своё убийство.

— Говорю тебе последний раз, — спокойным голосом произнес Чертополох, но по едва уловимой дрожи девушка поняла, чего стоит ему спокойствие. — Если хочешь жить, не смей оспаривать мои слова или решения.

Гордость взметнулась в ней все сметающей волной, и Фиалка прохрипела:

— Ты можешь посадить меня на цепь… Но ты никогда не получишь меня без моего согласия!

— Ха! Я легко получу тебя прямо сейчас, если захочу! — процедил он. — И ничье согласие мне не нужно.

Фиалка разжала руки и раскинула их в стороны.

— Да, можешь. Можешь получить только вожделенный кусок мяса. Но таких кусков у тебя может быть предостаточно, верно?

Чертополох промолчал, молча сверля её взглядом.

— Так что не строй из себя всемогущего победителя! Ты всего лишь жалкий главарь жалкой банды наркош! И никогда не станешь никем иным!

Она не ждала ответа, но вдруг лицо Чертополоха исказила гримаса, и он глухо проговорил, делая четкие паузы между словами, выбрасывая их изо рта, словно отвратительных насекомых:

— Я уже был кем-то иным! — внезапно он отпустил её шею и его ладони обхватили лицо Фиалки. Чертополох приблизил губы к её губам так, словно собирался впиться в них поцелуем. Но вместо этого почти зашипел: — Да как ты смеешь судить меня! Ты, ничего обо мне не знающая! Ты составила мой портрет по этим трем дням? А что ты видела? Что? Ты только слегка поскребла поверхность, поняла? Ты не можешь заглянуть глубже! Ты видишь только то, что тебе показывают! Ты совершенно, совершенно не знаешь меня!

— Я только вижу, как ты измываешься над людьми и отправляешь их на смерть!

— Над людьми? — в его фиолетовых глазах зажегся огонь. — Ты считаешь себя человеком? Сколько тебе лет? Что ты сделала за это время своими руками? Что узнала о жизни, о мире? Живешь за чужой счет! Не помогла ни одному человеку за свою жизнь! Думаешь, самое время начать?

Фиалка молчала, подавленная горячностью в его голосе.

— Ты обвиняешь меня в жестокости? Осуждаешь мой образ жизни? Наверное, считаешь, что я живу в грязи и мерзости? Похоже, тебе не нравятся традиции моей жизни. А что ты скажешь о себе и своих дружках? Вы, гребанные мажоры. Паразиты на теле своих родителей и общества! Бесполезные, бестолковые вши! Для вас чужая жизнь тоже не значит ничего, если не приносит прибыль в том или ином виде! Если нет выгоды! И ты наверняка думаешь, что ты лучше остальных? Что ты не такая. Но вот скажи, у тебя наверняка есть служанка? А! По глазам вижу, что я угадал! Держу пари, ты даже про себя не называешь её служанкой. Ты обращаешься с ней не как со слугой, а как с помощницей, верно? Уважительно, по-человечески. Верно? Верно… — хмыкнул он, увидев выражение ее лица. — И знаешь, что самое поганое? Хоть раз, но ты похвалила себя за это, верно?

Фиалка молчала, задетая за живое. Она действительно гордилась тем, что не называла марту служанкой даже про себя, а относилась и разговаривала с ней скорее, как с подругой, а не прислугой. Несмотря на разницу в возрасте. Фиалка не нашлась, что ответить.

— Прежде чем осуждать меня и мой образ жизни, задумайся о своём. Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о тех людях, кого уже успела пожалеть. Поверь мне, они заслужили сегодняшнюю роль.

С этими словами он пристегнул цепь к проушине в стене и вышел. Движения его были резкими и отрывистыми, словно в нем клокотала сдерживаемая ярость.

Фиалка сидела одна и думала.

На неё произвела сильное впечатление его эмоциональная речь. В целом восприимчивая к эмоциям, в том числе и в силу возраста, Фиалка прекрасно поняла, что за этой речью стоит нечто большее. И сейчас, оставшись в одиночестве, она попробовала отбросить эти самые эмоции и спокойно подумать. Причем ей пришлось заставить себя это сделать. Так как девушка с удивлением поняла, что даже в то время, как он выкрикивал ей в лицо свои обвинения, в глубине ее живота образовалась предательская легкость. Он был так близко. Он был чистой, неприкрытой эмоцией, даже — в какой-то степени — страданием, если она правильно поняла то, что промелькнуло в его голосе в какой-то момент. Нечто глубинно-природное в нем задевало какие-то струны в ее душе и теле. В нем словно не было ничего наносного. Так, легкий налёт цивилизации. Под которым было истинное, натуральная суть. Может быть, думала Фиалка, ее и влечёт знание того, что под обликом мужчины на самом деле скрывается зверь? И не в переносном, а в полном смысле этого слова. Волк.