FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит

Воспроизводя итальянскую сделку, Morgan Stanley столкнулся с двумя проблемами при подготовке документации. Первая, традиционная — подбор подходящего названия. Поскольку спецкомпании нашего лондонского филиала регистрировались, как правило, где-нибудь в Люксембурге или Нидерландах, список предполагаемых названий нужно было подавать на утверждение за несколько дней до регистрации. Этот список рассматривался, и по истечении приблизительно пяти рабочих дней вам сообщали, годится ли из него хоть что-нибудь. Однажды наши продавцы представили почти тридцать вариантов, но голландцы забраковали все. В последний список отчасти ради шутки включили название Gopher (имя персонажа из телесериала «Корабль любви») и, по иронии судьбы, именно его и утвердили. Один клиент из Японии узнал, что продукт будет называться Gopher, спросил, что это такое, и к своему ужасу обнаружил, что gopher — это грызун 11 . В Японии грызуны считаются плохой приметой, поэтому суеверный японец решил не участвовать в игре. В итальянской операции дело пошло легче. Из дюжины названий быстро отобрали вариант, предложенный одним старшим менеджером в Лондоне, — Eagle Pier: это было название карибского курорта, которое никому не резало слух.

11

Сумчатая крыса или суслик. — Примеч. переводчика.

Второй проблемой всегда оставалось агентство S & Р. Никто, разумеется, специально не фиксировал рейтинг итальянских государственных облигаций в американском агентстве. Итальянская экономика была далеко не первой в Европе, но рейтинг ААА для бумаг, деноминированных в лирах, никогда не вызывал сомнений. Для большинства стран действует следующее правило: если их кредитный рейтинг по иностранной валюте AA или выше (адля Италии так оно и было), то по собственной валюте им автоматически присваивается рейтинг AAA. Деноминация, безусловно, имеет значение, поскольку той же Италии легче напечатать лиры для выплат, чем аккумулировать валюту под долги в долларах. S & P находило вполне убедительным, что если облигации получили рейтинг AAA в одной валюте, банковский перевод в другую валюту тоже имеет рейтинг AAA, значит, и новые облигации достойны того же. Иными словами, итальянское дело проходило. Оставалась только одна загвоздка: кто-то должен был заплатить S & P, чтобы оно присвоило рейтинг итальянским облигациям в лирах.

Лондонские коллеги просили кого-нибудь переговорить с S & P на месте по поводу Eagle Pier, и я связался с аналитиком агентства. Он повел себя очень уклончиво, заявляя, что кредитный рейтинг AAA по лирам для Италии он не может ни подтвердить, ни опровергнуть, а кроме того, не имеет права давать официальные заключения, поскольку оценку итальянского рейтинга никто не заказывал и не оплачивал. Pаз, продолжал он, Morgan Stanley идет на операцию с итальянскими государственными облигациями, то они получат AAA, если мы за это заплатим. A присвоение рейтинга мелким производным стоило неизмеримо дешевле, чем оценка кредитоспособности целой страны, и мы, конечно, не собирались платить за AAA для всей Италии.

К счастью, S & P охотно шло на компромиссы. Мы предложили не квалифицировать нашу сделку как операцию с итальянскими облигациями, а вместо этого считать, что в ней участвуют бумаги одной из семи европейских стран, долговые обязательства шести из которых уже получили рейтинг AAA. Pазумеется, все прекрасно знали, что на самом деле мы имеем дело именно с итальянскими облигациями, но S & P вполне устраивала неопределенность выбора из семи стран. Они соглашались присвоить нашим бумагам рейтинг AAA без комиссионных за всю Италию, поскольку Eagle Pier, по мнению агентства, не дает основания считать, что AAA относится к Италии. Если бы у кого-то возникло подобное подозрение, S & Р вполне могло заявить, что в операции задействованы облигации одной из шести стран, уже имеющих оплаченный рейтинг AAA. Таким образом, наше изделие напоминало револьвер с одним патроном в барабане. B ситуации «русской рулетки» S & P за соответствующие комиссионные готово было присвоить продукту рейтинг AAA, хотя и понимало, что, когда Morgan Stanley нажмет на курок, из ствола может вылететь только итальянская пуля.

Изощренность наших последних RAV приводила в изумление меня самого. Знал ли хоть кто-нибудь об этих сумасшедших сделках? А что, если бы о них пронюхали, скажем, в «Wall Street Journal»? Может, они до сих пор ничего не знают, или это мы что-то проморгали? Мне захотелось выяснить, что же на самом деле журналисты думают о нашем бизнесе. B «Wall Street Journal» как раз готовилась большая конференция по производным, и мне удалось раздобыть туда приглашение.

На конференции присутствовали многие известные комментаторы, писавшие о последних катастрофах с производными; были на ней и представители большинства ведущих инвестиционных банков. Вел конференцию Дуглас Сиз, шеф отдела рынков и финансов «Wall Street Journal». Из числа прочих сотрудников газеты мне попались на глаза штатные репортеры — Барбара Доннели Гранито, Лаура Джерески, Стив Лайпин и Джеффри Тейлор; они ежедневно выпускали заметки на самые разные финансовые темы — по поводу банков, регулирования, хеджинговых фондов, акций высокотехнологичных компаний и, конечно, производных. Эти люди принадлежали, несомненно, к числу самых информированных финансовых журналистов в мире. Еще я заметил кое-кого с Уолл-стрит — Фреда Чепи, начальника отдела маркетинга производных из Chase Manhattan Bank, Патрика Томпсона, президента New York Mercantile Exchange, и Лесли Pала, управляющего из Capital Markets Risk Advisers (он консультировал по производным как жертв, так и мошенников). Кто-нибудь из них, думал я, обязательно заведет речь по крайней мере о видах производных, которые мы продавали. Любопытно, что спросят журналисты, и смогут ли банкиры отделаться словами «не знаю»?

К моему разочарованию, вопросы и ответы отличались крайней банальностью. Никто и словом не обмолвился ни о каких производных, хотя бы отдаленно напоминающих наши последние операции. Pепoртеры о них явно ничего не знали, а банкиры если и были в курсе, то хранили молчание. Правда, в один момент всплыл вопрос, в какой мере последние производные приемлемы для инвесторов. Прозвучало несколько историй об инвесторах, которые пошли на экзотические свопы, подразумевавшие, например, возведение в куб индекса процентной ставки, скажем ЛИБОP. Подобные сделки были, естественно, чистой спекуляцией, ибо «кубические» обязательства клиентов по ЛИБОP фактически не страховались столь же «кубическим» свопом по ЛИБОP. Но представители банкиров не захотели признать, что для определенных инвесторов такие свопы неоправданно рискованны. На вопрос, какого рода страховку (hedge) может подразумевать своп с «кубическим» индексом, Фред Чепи полусерьезно ответил, что своп и есть страховка с «кубическим» индексом. Эта увертка несколько развеселила публику, и один профессор-юрист заметил в заключение, что самые приятные ограды (hedge) — в японских садиках. Прискорбный уровень обсуждения свидетельствовал, что никто из присутствующих, похоже, не докопался до наших сделок. Что же нужно, чтобы об этом заговорили?

Глава 7 Не поминай Аргентина!

Мария Эва Дуарте Перон, более известная как Эвита, жена аргентинского политика Хуана Доминго Перона, скоропостижно скончалась в 1952 году, не дожив до 34 лет. Ровно через 40 лет после ее смерти Республика Аргентина выпустила самые гнусные облигации в своей истории. Если бы Эвита дожила до этого дня, то, пожалуй не только была бы оскорблена в своих лучших чувствах, но и умерла бы от осознания происходящего безобразия.

Выпущенные на неимоверную сумму 5,5 миллиарда долларов облигации получили название Bonos de Consolidacirin de Deudas Previsionales, но в народе немедленно родилась аббревиатура BOCON, что по-испански означает пустозвон. Центральный банк Аргентины эмитировал «пустозвоны» 1 сентября 1992 года в качестве законных требований, консолидировавших общую задолженность правительствам провинций, поставщикам, отставникам, пенсионерам и выигравшим гражданские иски к правительству. Было выпущено несколько серий новых облигаций, причем наигнуснейшей из них стала «пустозвон» Pre4.

В чем же крылись причины, позволившие дать это довольно резкое определение? Прежде всего, в течение первых шести лет после эмиссии по облигациям серии Рrе4 проценты не выплачивались. Конечно, это было более чем удобно для Центрального банка Аргентины, но отставники и пенсионеры в восторг не пришли. Инвесторов, согласных купить облигации, на каком-то этапе бесприбыльные, найти вообще-то можно, если облигации эти эмитированы кем-нибудь достойным доверия, но к Аргентине последний термин вряд ли применим. Далее, при начислении прибыли использовался метод сложных процентов: приобретая Рrе4, вы могли рассчитывать на 100 долларов дохода, в следующем месяце— уже на 100 долларов 43 цента, в следующем — на 100 долларов 79 центов и т.д. Становилось проблематичным просто удержать в памяти стоимость облигаций. И наконец, с того момента как вам все-таки начинали выплачивать проценты, общая сумма долга, накопившаяся за шесть лет, уменьшалась. По мере того как в течение 48 месяцев вам выплачивалась основная сумма долга, ваши процентные платежи, исчисляемые от суммы долга на данный момент, сокращались, причем совершенно непредсказуемым образом. Таким образом, вы полностью теряли ориентировку в выплачиваемых вам в течение 48 месяцев суммах. Через шесть лет после эмиссии вы имели бы 2,08% поступлений от общей суммы долга (какой бы она ни была) ежемесячно вплоть до 48-го месяца, за который вы должны были получить 2,24%, причем проценты высчитывались по сложной формуле исходя из оставшегося долга. Довольно хитрая схема, не так ли? Эвита от такого вряд ли пришла бы в восторг.

Владельцы «пустозвонов» Рrе4, за небольшим исключением, были не в состоянии определить, обманывают их или нет, и облигации популярностью не пользовались. Но и это еще не все, поскольку потенциальным инвестором следовало подумать о том, действительно ли через шесть лет Аргентина начнет выплачивать прибыль или возьмет и передумает. Большинство инвесторов считало риск дефолта по облигациям Рrе4 очень и очень высо- ким, и «пустозвоны» доверия не вызывали. Были и другие малопривлекательные аспекты. Налог на прибыль по облигациям, если бы, допустим, таковая вдруг все-таки начала выплачиваться, был непостоянным; Центральный банк имел право выкупить ценные бумаги в любой момент, причем без штрафных санкций. В сложившейся ситуации наблюдался лишь один просвет: номинал Рrе4 был установлен в долларах СШA, но особой роли это не играло, так как аргентинское песо не так давно было привязано к доллару из расчета один к одному.