FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит

В большом мире за пределами Kidder, Peabody and Company Джетт не имел такого звездного статуса, и, если говорить прямо, в 1993 году многие считали его одним из самых плохих продавцов на Уолл-стрит. Известным он стал только недавно, а его карьера на Уолл-стрит оставалась вообще незамеченной, пока он не перебрался в Kidder. До этого Джетт работал в тех же конторах, где и я: сначала в First Boston (младшим стажером), а потом в Morgan Stanley. Там его помнили как странного типа, которого однажды обнаружили задумчиво сидящим в туалете как раз над торговым залом. Только с приходом в Kidder Джетт расцвел и быстро дошел до директора-распорядителя, а по совместительству и начальника торговой группы. Для продавцов, которые разбогатели на сотрудничестве с Джеттом, столь необыкновенное продвижение оставалось совершенно необъяснимым.

Как говаривал известный инвестор Уоррен Баффитт, если ты не знаешь, кто лопух, значит, это ты и есть. В такой роли оказалась и Kidder, Peabody and Company, ибо вскоре после того как Джетт получил 9 миллионов долларов премиальных, выяснилось, что все его подвиги — чистая туфта. Джетт не только ничего не заработал, но, напротив, наколол Kidder на 350 миллионов. Компания тут же аннулировала премиальные и уволила Джетта. Правда, корпорацию General Electric, которая недавно приобрела Kidder как один из инструментов игры на финансовых рынках, эта история, казалось, не очень озаботила, так как не было до конца ясно, кто же считает неправильно — Джетт или Kidder.

Но потом плохие новости последовали одна за другой. В последующие месяцы Kidder раз за разом объявляла об очередных миллионных потерях и называла виновных — старшего продавца, неправильно оценившего условия свопа; вице-президента, давшего неверные сведения о комиссионных; двух трейдеров по правительственным облигациям, потерявших деньги на нехеджированной сделке. Последним по очереди (но не по значению) в этом скорбном перечне фигурировал Клиффорд Каплан, 28-летний вице-президент по структурированным облигациям. Выяснилось, что Каплан не только причинил фирме убытки, но одновременно числился еще в одном месте, занимая оплачиваемый пост консультанта в американском филиале La Compagnie Financière Edmond de Rothschild Banque. Всех поименованных Kidder уволила, но один лишь Джетт испил чашу славы до конца, появляясь на обложках разных журналов, в передаче «60 минут» и (через несколько месяцев) на процессе в федеральном окружном суде на Манхэттене; впрочем, Джетт ни разу не признал, что в чем-нибудь провинился.

Каплану тоже перепал глоток славы. Раньше он работал в Morgan Stanley, и, как мне рассказывали, устраивал себе длительные «рабочие поездки», которые проводил якобы на собственных виллах в Европе. В Kidder он, по слухам, получал 500 тысяч премиальных, хотя за ним числились два очевидных прокола. Во-первых, сложная итальянская операция под названием DELS (от derivative-enhanced asset-linked securities — «производные, привязанные к реальным активам») принесла убытков на 1,7 миллиона. Во-вторых, обнаружилось, что Каплан вел итальянскую сделку, не имея лицензии на операции с подобными ценными бумагами. По сообщению «Wall Street Journal», шеф Каплана приказал ему довести дело до конца, а уж потом пройти необходимые тесты.

Забавно, что уволили Каплана отнюдь не за это, а за сокрытие от начальства второй работы. В один прекрасный день банк Rothschild обратился к Kidder с просьбой возместить расходы по кредитке Каплана, который купил себе в числе прочего меховое пальто. Именно это пальто и принесло Каплану мимолетную известность. Через некоторое время после скандала, 2 июня 1994года, Каплан отправил письмо в «Wall Street Journal», где утверждал, что никогда не приобретал мехового пальто и тем более за него не платил, а начальство Kidder якобы прекрасно знало о его работе в Rothschild.

Обвинения против Джетта выглядели неизмеримо серьезнее. Как он смог потерять 350 миллионов долларов? Учетная система Kidder позволяла трейдерам крупно ловчить: они покупали, например, «голые» облигации, а потом продавали, но по отчетности проводили завышенную цену продажи. Дело в том, что на «голых» стояла номинальная цена облигации, с которой «обдирались» проценты, но поскольку они представляли собой только часть исходной облигации, то и стоили соответственно. Возьмем облигацию стоимостью 1000 долларов с таким же номиналом. «Голую» ее можно купить, допустим, за 200, но обозначенный на ней номинал остается прежним — 1000 долларов: разница между реальной стоимостью и номиналом очевидна. Помните «приведенную стоимость»? 200 долларов — это и есть «синица в руках».

По сути дела, учетная система Kidder позволяла купить «голую» облигацию за реальную цену и тут же «продать» ее по номиналу; так вот и рождались фиктивные прибыли. Но в действительности-то «голая» продолжала стоить 200 долларов, а вовсе не 1000; иначе говоря, реальная прибыль здесь невозможна. Неясно, был ли Джетт единственным тайным пользователем этой двойной бухгалтерии или его покрывал кто-то из высшего начальства. Тем не менее факт остается фактом: во-первых, учетная система Kidder не смогла предотвратить махинации на 350 миллионов долларов, и, во-вторых, Джетт до увольнения возглавлял в Kidder всю торговлю «голыми». Выходило также, что сколько-то из потерянных 350 миллионов перекочевало в First Boston и фигурировало в тамошней отчетности как часть 50-миллиoннoй прибыли на «голых».

Скандал в Kidder, Peabody and Company стал достоянием общественности, но мало кто знал, что и в других банках многие занимались фальсификацией отчетности для раздувания своих успехов. Конечно, по сравнению с Kidder это была сущая мелочевка. Максимум, что могли трейдеры в других банках, — это от случая к случаю записывать завышенную продажную цену и в какой-то день получать «больше», чем на самом деле. Хотя подобные «наценки» оставались весьма распространенным и практически неуловимым явлением, обычно они ограничивались каким-нибудь днем. Очевидная незаконность подобных операций мало кого волновала, и если они не получили достаточно широкого распространения, то лишь потому, что многие учетные системы безошибочно отлавливали более или менее крупные расхождения. В First Boston трейдеру ни за что не удалось бы (по крайней мере, как я себе представляю) выйти сухим из воды, если бы он утаил потери в 35G миллионов.

И вот теперь мне тоже предстояло вписать главу в длинное сказание о «голых». Я знал, что у Lehman Brothers все прошло хорошо, но вместе с тем относил значительную толику успеха на счет удачного акронима. Их бумаги назывались BIGS 5 , от Brady Income Government Securities («правительственные ценные бумаги с доходом Brady»), они всем нравились, и компания продала их более чем на 100 миллионов долларов.

Я предложил превратить неликвидные NPC в нечто вроде BIGS. Сумма основного долга в NPC имела рейтинг AAA (как и в облигациях Brady). Если мы поместим облигации NPC в траст вместе с некоторым количеством «голых», нам, вполне возможно, тоже удастся убедить S & Р присвоить всему «пирогу» рейтинг AAA. Во всяком случае, шансы у нас есть.

5

В переводе с англ. «big» — большой, крупный. — Примеч. ред. 

Продавцы стали зубоскалить насчет того, что это чистой воды надувательство. Я с ними не спорил: в конце концов, многие наши производные были таким же надувательством. Но когда все уяснили, что эта операция (пусть и надувательская) вполне реальна, продавцы из ГПП пришли в полный восторг: если наш трюк пройдет и S & Р присвоит высший рейтинг хлипким филиппинским бумагам, NPC вполне можно будет загнать.

Застолбить за собой идею операции было нелегким делом. Тем не менее я был полон решимости заслужить эту честь, даже если я и не совсем заслуживал ее на фоне более старших по званию коллег. Любые RAV, включая тот траст, который мы делали для NPC, нужно было хорошо назвать. Бермудскую компанию для PLUS мы в свое время назвали PLUS Capital Company; BIDS шли через NTN Capital Company. Чтобы зафиксировать мою роль навечно или хотя бы на те пятнадцать лет, которые отводились на погашение облигаций, я умолил боссов назвать бумаги моими инициалами. Операция называлась FP Trust; для публики это было подано как First Philippines Trust, но в ГПП все знали, что FP на самом деле означает Frank Partnoy.

Теперь, когда NPC именовались в мою честь, я должен был обеспечить им успех и выступал примерно в роли главного администратора FP Trust. Я приложил все усилия, чтобы ввести продавцов Morgan Stanley в суть операции, регистрировал заинтересованных клиентов и участвовал в многочисленных переговорах. Сама по себе операция выглядела исключительно простой. По NPC платили 9,75% годовых, а мы только добавляли 0,5% казначейских «голых» («глазурь»), чтобы довести годовую ставку до 10,25%. Но в этом и заключалось все дело. Основную сумму гарантировал Всемирный банк, а облигация в целом (или существенная ее часть, если присмотреться к уведомлению) имела от S & Р рейтинг AAA. Мы тщательно изучили нашу базу клиентов и нашли почти сотню самых разных, кому можно было предложить такие бумаги.