Фиаско 1941. Трусость или измена?
Шрифт:
Далее, на новой советско-германской границе были две крупные крепости, которые могли стать узлами приграничной оборонительной системы: Брест и Перемышль. Первая крепость была построена еще в Российской империи, хотя реально оборонялась только польскими войсками 14–17 сентября 1939 года. В Первую мировую войну она была оставлена и частично взорвана русскими войсками при отступлении в августе 1915 года, а в межвоенный период поляки использовали ее в качестве военных казарм, складов и политической тюрьмы. До сих пор в Кобринском укреплении Брестской крепости сохранились бывшие казармы 30-го полка легкой артиллерии польской армии, которые потом занимал 125-й стрелковый полк Красной Армии, встретивший здесь войну. Вторая крепость – австро-венгерская осаждалась Русской армией в сентябре 1914 – марте 1915 года и капитулировала после того, как гарнизон расстрелял все боеприпасы. Несмотря на то что обе крепости были старыми и сильно разрушенными, тем не менее они могли бы стать мощными узлами приграничных укрепрайонов. Однако в 1939 году граница была проведена таким образом, что крепости оказались разделены на части. В Бресте немцам
Это указывает на то, что при разделе польской территории об обороне не думали, потому что в противном случае или добились бы передачи крепостей целиком, или же договорились бы о срытии остатков укреплений. Если же «думали о наступлении» и для этого провели границу с образованием Белостокского выступа, то вот пусть Марк Солонин нам объяснит, почему это 10-й армии Западного ОВО (99 тысяч человек, 571 танк и 964 орудия), располагавшейся на острие этого самого выступа, в апреле 1941 года была поставлена задача на оборону? Сам же Солонин пишет: «Оборона на пассивных участках (3-я и 10-я армии) органически включалась в общий оперативный план первых операций Западного фронта (наступление силами 4-й и 13-я армий от Бельска – Бреста на Варшаву – Радом и оборона силами 10-й и 3-й армий в центре и на северном фланге фронта)» [199] . Мы прекрасно помним, что Брест и Бельск находились у южного основания Белостокского выступа, и эти утверждения Марка Солонина, которые он вписал в свою книгу сам, полностью разбивают все его утверждения, а заодно и утверждения Виктора Суворова о том, что якобы наступление будет из Белостокского выступа (и там «сбились в кучу» мехкорпуса) и что якобы границу провели с каким-то там расчетом. К этому еще стоит добавить свидетельство Л.М. Сандалова, что 13-я армия на границу не прибыла, в результате чего оказывается, что на 22 июня 1941 года Западный ОВО был совершенно не готов к наступлению и мог только обороняться, да и то с призрачными надеждами на успех.
199
Солонин М. 23 июня: «День М». М.: Яуза, Эксмо, 2008. С. 243.
В конце 1939 – начале 1940 года высказывались разные мнения по поводу обороны новой границы, и, по словам Л.М. Сандалова, зимой 1939 года Генеральный штаб Красной Армии начал работы по подготовке строительства линии укреплений, во многом под влиянием опыта Финской войны. Линия Маннергейма наглядно показала, что долговременные укрепления могут надолго задержать вражеские войска. Оказывал также влияние французский опыт укреплений в Первую мировую войну и строительства линии Мажино. Идеи долговременной обороны буквально носились в воздухе. Так, в марте 1940 года первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко предлагал Сталину строительство системы укреплений.
Тогда высказывалось две точки зрения на строительство укреплений в Белоруссии. Первая точка зрения состояла в том, чтобы строить непосредственно у границы, а вторая – в том, чтобы строить в 25–50 км от границы по рубежу рек Бебжа и Нарев. Второй вариант выглядел как будто более привлекательным: приграничная полоса превращалась в предполье укрепрайонов, строительство можно было вести скрытно на выгодном оборонительном рубеже. Обычно решение о строительстве укреплений на границе рассматривают как «волевое» решение Сталина, то есть как ошибку. Однако первый вариант также имел веские преимущества. Он опирался на крупные водные преграды: Западный Буг и Августовский канал, а также линия обороны прикрывала важные железнодорожные узлы: Брест, Бельск, Белосток и Гродно, на которые было завязано снабжение армий, а также созданные в этих же городах крупные военные склады.
Наконец, наиболее важный момент в истории приграничных укреплений состоит в том, что активное строительство укреплений началось летом 1940 года. Документы очень скупо освещают вопрос о подготовке этого строительства. В «Акте о приеме Наркомата обороны Союза ССР тов. Тимошенко С.К. от тов. Ворошилова К.Е.», датированном 7 мая 1940 года, указывается, что план строительства укрепрайонов на 1940 год не был утвержден и отсутствуют исчерпывающие директивы на этот счет. Из этого документа видно, что план строительства укрепрайонов был подготовлен, но не был введен в действие. Хотя, в более поздней недатированной записке (не позднее 25 июня 1940 года, во всяком случае после передачи Наркомата обороны) Сталину и Молотову К.Е. Ворошилов ставит вопрос о создании второй линии обороны из укреплений на бывшей советско-польской и советско-финской границах, а также предлагает дать задание Наркомату обороны разработать в месячный срок план строительства укрепрайонов до конца третьей пятилетки [200] .
200
http://www.rkka.ru/handbook/doc/nko—250640.htm
Видимо, в этот момент шла интенсивная дискуссия в высшем руководстве об обороне западных границ, поскольку 30 июня 1940 года Наркомат обороны направляет записку Сталину и Молотову об устройстве полосы предполья и с предложением строительства новых укрепрайонов (в частности, Струмиловского и Коломыйского УР). Однако документы прямо не указывают на то, какова была судьба плана строительства укрепрайонов на 1940 год и какие конкретно по нему были приняты решения.
Даты документов позволяют судить, что к
рассмотрению вопроса о готовности Красной Армии и строительстве укреплений высшее руководство подвигли события в Европе. Апрель 1940 года – немецкая операция в Норвегии и Дании, и в этот момент происходит детальное рассмотрение боеготовности Красной Армии, выразившееся в «Акте передачи Наркомата обороны Союза ССР». Норвежская операция показала, что Германия вовсе не собирается останавливаться на достигнутом и продолжит свои территориальные захваты, а СССР вполне может стать объектом нападения. Следовательно, надо быть готовыми, и в рамках этой подготовки была проведена проверка армии и смена руководства, и, как оказалось, очень своевременно. Акт о передаче наркомата был подписан 7 мая 1940 года, за три дня до германского вторжения во Францию.После быстротечной французской кампании и разгрома британских и французских войск вопрос об обороне встал ребром, и здесь разгорается дискуссия о строительстве укрепрайонов. Ворошилов в своей записке прямо ссылается на опыт обороны линии Мажино, указывая, что одной линии укреплений недостаточно – немцы ее или прорвут, или обойдут. Ворошилов предлагает создать целую систему укреплений: две основные полосы («линия Молотова» и «линия Сталина») с отдельными узлами обороны между ними.
Отказались ли от этой идеи или нет? Можно подумать, исходя из документов, что отказались, но другие документы показывают, что идея Ворошилова не только была принята, но и даже существенно развита. В записке от 15 мая 1941 года содержится указание о начале строительства линии обороны в глубине советской территории, на подступах к Москве, а недавно была обнаружена «Схема укрепленных районов третьего рубежа по линии: Осташков, Ржев, Вязьма, Спас-Деменск», датированная 17 мая 1941 года. На ней был обозначен план строительства четырех укрепрайонов (Ржевский, Вяземский, Спас-Деменский и Брянский УР) в составе 4878 ДОС, причем 2439 ДОС должны были достроить к 1 января 1942 года [201] . Была определена также смета строительства. Но работы так и не начались. Карта была обнаружена случайно среди документов и карт Западного фронта, откуда она и попала в архив и была рассекречена вместе с остальными документами фронта.
201
http://gistory.livejournal.com/4280.html
Таким образом, получается, что к маю 1941 года планировалось создавать три линии долговременной обороны: приграничная, на бывшей советско-польской границе и по рубежу рек Волга, Днепр и Десна. В 1940 году все силы были брошены на строительство самой западной линии укреплений. Наркомат обороны СССР, то есть С.К. Тимошенко, окончательно обосновал строительство укреплений вблизи границы, и в записке от 30 июня 1940 года есть ясное указание на мотивы этого решения:
«4. УР создаются в непосредственной близости к государственной границе в следующих случаях:
а) если по оперативным соображениям отход от госграницы нежелателен;
б) если госграница проходит по естественному рубежу, представляющему собой серьезную преграду (реки, озера, болота и т. д.), или тактически выгодному рубежу (господствующие высоты);
в) когда отнесение оборонительного рубежа от госграницы угрожает промышленным, административным центрам или узлам путей сообщения» [202] .
Действительно, ослаблять оборону крупных железнодорожных узлов в Западной Белоруссии и Западной Украине, которые и без того имели недостаточную пропускную способность и этим влияли на развертывание войск и их снабжение, было совершенно недопустимо. Похоже, что именно в это время окончательно оформилась концепция прикрытия границы: создание приграничной линии обороны с долговременными укреплениями, которая будет усилена полевой обороной и стрелковыми частями армий прикрытия, с основной целью максимально возможно задержать немецкие войска в начале вторжения и тем самым обеспечить мобилизацию и развертывание Красной Армии по штатам военного времени. И это решение было принято после падения Франции, то есть в тот момент, когда обстановка в Европе для Советского Союза стала наихудшей, чем было учтено в каких-либо предвоенных планах. Это было вынужденное решение, продиктованное обстановкой, и оно стало одним из звеньев целого ряда вынужденных решений, принятых в предвоенный период.
202
http://www.rkka.ru/handbook/doc/nko—300640.htm
Конечно, командование Красной Армии вовсе не рассчитывало отсидеться за линией укреплений, поскольку перед глазами был свежий пример того, как немцы обошли линию Мажино, да и у Красной Армии был свой опыт проламывания долговременных укреплений, вполне поддающихся интенсивному обстрелу гаубичной артиллерией. Если посмотреть на состав 13 укрепрайонов «линии Молотова», то видна интересная закономерность. Из ее состава три укрепрайона: Ковельский, Владимир-Волынский и Струмиловский УР были заметно слабее остальных. Остальные УР включали в себя от 300 до 600 долговременных огневых сооружений (ДОС), например Каунасский – 599, Гродненский – 606, то вот эти три укрепрайона имели 138, 141 и 180 ДОС соответственно.
Вряд ли это случайно. С одной стороны, эти три укрепрайона прикрывали с запада огромный труднопроходимый район болот и лесов Припяти, который делил театр военных действий на две части. «Припятская проблема» занимала важное место в планировании операции «Барбаросса», поскольку с нею был связан выбор направления главного удара – севернее или южнее припятских лесов, в Белоруссию или на Украину. Потому вроде как особо оборонять этот участок границы не имело смысла, удары все равно бы пошли севернее или южнее припятских лесов и болот.