Фиаско
Шрифт:
– Ну, деньги-то у меня как раз есть.
– В твердой валюте?
Она согласно кивнула:
– Отец много ездил по свету и подолгу жил за границей.
– Понятно. Тогда есть шанс, что торговцы возьмутся за поиски и помчатся по следу, как хорошие гончие.
– И этот шанс я не могу упустить, – твердо заявила она, и влажные глаза ее сразу высохли от решимости.
Я подошел к телефону, вынул из кармана газовую зажигалку – на ней был написан номер телефона клуба «Парадиз» – и попросил Аркадия Баркина разыскать Рафика. Баркин ответил, что не видел его с того самого утра на Воробьевых горах, и посоветовал поискать Рафика в кафе «Граница» в Серебряном Бору – это
Таня Чуркина согласилась подкинуть меня туда. Ее яркая «Лада» последней модели мигом домчала нас до Хорошевского моста, перекинутого через канал в Серебряный Бор. Пейзаж вокруг, что называется, специфический – скованный льдом камыш и кустарник, растущий на мелководье.
Уже смеркалось, когда мы подъехали к кафе «Граница», оказавшемуся типичной припортовой забегаловкой, сложенной из неотесанных связанных тросами бревен, с узкими оконцами, похожими на амбразуры. Я вышел из машины и направился к входу. В воздухе уже заметно похолодало, изнутри доносился активный звон пивных кружек и перестук метательных дротиков. Остановившись в дверях, я принялся внимательно разглядывать присутствующих. Рафика не было видно. Я пробрался на другой конец пивнушки – тот же результат. Уже собрался было уходить, как вдруг в кучке гогочущих метателей дротиков заметил приметную твидовую кепку.
– Катков! – Рафик тоже увидел меня. – А я читал твой очерк. Здорово написано.
– Спасибо за комплимент.
– Вот уж никогда не думал, что я «таинственный тип среди елок», но спасибо, что не назвал фамилии.
– Мы же об этом договорились.
– Но ты ведь заявился сюда не для того, чтобы выслушивать похвалы? – Теперь он смотрел на меня с сомнением.
– Конечно, не за этим. Имеется капуста.
Легким кистевым броском Рафик метко послал последний дротик в цель и повел меня к столику, стоящему в сторонке.
– Капуста, капуста, – шел и приговаривал он, имея в виду не эту овощную культуру, а конвертируемую валюту. – Капуста – это ключ.
– Не будь таким уваренным. Этих торгашей обозлили до чертиков, до того, что они, паразиты, чуть не прикончили меня, Может, теперь они и не захотят иметь с нами дело.
– Да они запросто поубивают друг друга из-за таких денег, уж поверьте мне.
– Шевченко считает, что эти ордена стоят здесь порядка тридцати миллионов рублей.
– Стало быть, по нынешнему курсу это, черт побери, тридцать тысяч долларов. А заказчик достанет такие деньги?
– Уверен. Даже больше, если потребуется.
– Может потребоваться больше, если не поторговаться как следует.
– Вы хотите сказать, что если тот человек, у которого сейчас ордена, узнает, что нам требуются именно они и только они, что конкурентов у него нет и что цена…
Я замолк, заметив, как в зал через боковую дверь быстро проскочил какой-то человек. Да это же тот самый тип в узком пальто! Он крадучись приближался к нам, вытащив из наплечной кобуры пистолет. Прозвучал выстрел.
Я рыбкой нырнул под стол и, перевернув его, прикрылся им как щитом. Рафик же выхватил из кармана пистолет и открыл ответный огонь. Посетители с криками и воплями бросились в поисках укрытия, бесприцельный огонь усилился. Выстрелы следовали один за другим почти беспрерывно – шестой, седьмой, восьмой… Пули так и впивались в дерево, отскакивали рикошетом
от бетона. Я скрючился за столом, вздрагивая при каждом выстреле. Тишина наступила разом, в зале повис дымок, запахло порохом, послышался стук и шум отодвигаемой мебели, люди поднимались с пола. Я потихоньку выбрался из-под перевернутого стола.Несколько речников склонились над телом стрелка, распростертым на полу. У него была прострелена грудь, кровь заливала лацканы пальто. Пуля уложила его наповал, и люди вокруг него, не теряясь, тащили мало-мальски ценные вещи.
Я пробился сквозь кучку мародеров и увидел, что Рафик привалился спиной к стойке бара, прижимая ладони к животу. Рубашка у него намокла от крови, сочившейся между пальцев.
– Вызовите «скорую помощь»! – крикнул я в толпу.
– Не надо, – прохрипел Рафик сквозь зубы. – Никакой больницы. Там сразу же докладывают милиции об огнестрельных ранениях. Они…
– Вызовите, черт бы всех побрал, вызовите!
– Нет, – умолял Рафик, морщась от боли. – Милиция… Они…
– Ты что, умереть хочешь?
Он решительно кивнул головой и попытался выпрямиться:
– Да лучше сдохнуть, чем попасть за решетку, на нары…
– Нет, ты не пойдешь в тюрьму и не умрешь. – Я помог ему встать и повел к выходу.
Таня Чуркина, должно быть, решительно настроилась заполучить назад отцовские награды, ибо пальба и шумиха в забегаловке ее не испугали, она ждала меня. Но когда я вывалился из двери в обнимку с раненым Рафиком, у нее даже челюсть отвисла. Мы заковыляли к машине, и она с готовностью бросилась ко мне, помогая усадить Рафика на заднем сиденье. Похоже, ее совсем не волновало, что кровь может запачкать новенькую обивку «Лады».
– Поедем как можно скорее, прямо по осевой. Адрес: Мясницкая, 63.
– Зачем? – опасливо встрепенулся Рафик, он побледнел, едва Чуркина прибавила скорость. – Что там такое?
– Там живет доктор.
– Лучше найти такого, который заткнется, если дать ему на лапу, – слабым голосом пошутил он.
– Он еще лучше – ему можно довериться.
– Ты уверен?
– Нет. Но я когда-то был женат на этом докторе.
13
«Лада» Тани Чуркиной мчалась по Садовому кольцу, затем повернула на Мясницкую и покатила уже по старой Москве. Заметно темнело.
– Последний дом справа, – подсказал я Тане. – Поворачивайте в этот проулок.
Как и многие дома в исторической части города, дом 63 реставрировался, поэтому его фасад закрывали леса, а у парадного подъезда громоздилась куча всякого строительного мусора. Лихо выкручивая руль, Чуркина подъехала к ступенькам лестницы, ведущей к служебному входу.
Поставив тормоза машины на ручник, она быстро выскочила и побежала вперед, чтобы открыть дверь.
– Надо перевязать рану, чтобы прекратилось кровотечение, – объяснил я Рафику, приводя его в сидячее положение. В уголках рта у него мелькнула слабая улыбка. Он был очень бледен и вот-вот мог потерять сознание. Я уже просунул под него руку, чтобы он не завалился, но в этот момент подбежала Чуркина.
– Дверь заперта, – сообщила она.
– Вот черт! Посидите с ним.
Подбежав к двери, я дернул ее изо всех сил – да что толку. Я вскарабкался по шатким лесам наверх и заглянул в окно – там оказался приемный покой, народу полным-полно – все стулья заняты. Несколько больных стояли в очереди к регистрационному столику, за которым усталая медсестра что-то торопливо записывала в журнал. Да, моя бывшая жена была права, когда решила избавиться от меня и от бремени политической обузы, связанной с моим диссидентством.