Филин
Шрифт:
– У богатых свои причуды".
«Подонок, даже не поинтересовался, куда я еду!» – Лифт чуть слышно гудел, опуская манекенщицу на первый этаж.
Станислава проехала на машине два квартала и, увидев большой киоск с цветами, остановила машину прямо на троллейбусной остановке. Она выбрала две ярко-красные розы на длиннющих стеблях, зажала их между большим и указательным пальцами. Вернулась к машине, возле которой уже топтался гаишник с полосатым жезлом в руках.
– Стоянка и остановка тут запрещены.
– Вы что, не видите, куда я еду? На кладбище! – глядя поверх
Молодой лейтенант тут же смутился. Куда только девался его вечно наглый тон, заставлявший тушеваться самых уверенных водителей?
– У вас служба, я понимаю, – Станислава, проходя мимо лейтенанта, как бы невзначай коснулась его плечом, села в машину и укатила.
– Ну и штучка! – пробормотал гаишник, понимая, что даже его провинциальной наглости не хватит на то, чтобы оштрафовать шикарную женщину. – Досталась же кому-то такая штучка!
– Козел, – глядя в зеркальце заднего вида, – произнесла Станислава. – Губу раскатал. Купи себе губозакаточную машинку, иначе слюной изойдешь.
Она вложила в проигрыватель компакт-диск. В салоне зазвучала музыка – сборка, под которую Станиславе предстояло выходить на подиум.
Приехала она к кладбищу чуть раньше, чем рассчитывала. Гроб с телом Николая только выгружали из автобуса. Народу на похороны собралось немного, человек двадцать пять. Женщина, сидя в машине, дождалась, пока гроб внесут на кладбище, пока провожающие зайдут в ворота, и лишь тогда покинула машину с двумя алыми розами в руке.
«Незачем с родственниками встречаться».
Окажись Станислава возле гроба, все приехавшие на похороны мужчины смотрели бы на нее, а не на покойника.
Впереди процессии шел священник. Под длинной рясой мелькали абсолютно земные остроносые туфли, очень стильные и дорогие. Станислава медленно брела, стараясь держаться у самого края дорожки. Кладбище было довольно старым, но на нем все еще оставались свободные места, и предприимчивый кладбищенский начальник умудрялся пристраивать свежих покойников за небольшую мзду – триста долларов себе и пятьсот официально переведенных на счет кладбища. Новые могилы выделялись богатством отделки. Даже временные надгробия, установленные здесь, внушали уважение к покойным.
Гроб установили на металлической подставке, священник принялся читать молитву. Станислава ступила на дорожку, посыпанную крупным песком, прислонилась к дереву.
Глаза ей затуманили непритворные слезы. Плакать она не боялась: хорошая косметика не растеклась бы даже под воздействием ацетона. Как женщина, живущая эмоциями, она даже не задумалась над тем, почему так спешат с похоронами, почему не возражает против этого следствие. В контексте скорбного ритуала она видела лишь себя, облаченную в изящный черный наряд, настолько красивую и шикарную, что далеко не каждый мужчина решится к ней подойти.
Послышался хруст песка, осторожный, легкий.
Женщина обернулась и замерла. По дорожке к ней шел незнакомый мужчина, чем-то смутно напомнивший ей покойного Николая. Сходство было не в чертах лица,
не в походке, не в манере держаться, а всего лишь в нескольких деталях – зачес волос, покрой одежды. Всего несколько деталей.., но их было достаточно, чтобы лишний раз вспомнить о Николае. В руке мужчина нес две белые калы.Серебров остановился подле Станиславы и перекрестился:
– Пусть земля будет ему пухом.
Женщина ожидала чего угодно, но не крестного знамения, поэтому даже не нашлась, что ответить.
– Пусть будет, – сказала она и неумело перекрестилась.
Это движение далось ей с трудом, словно накладывала она его против воли. Серебров приложил палец к губам и, стоя рядом с женщиной, выразительно посмотрел на гроб и собравшихся возле него, а затем уже совсем некстати, как показалось манекенщице, вытащил из кармана сотовый телефон, продемонстрировал его Станиславе и выключил питание.
– Не понимаю… – начала женщина.
Но тут Серебров приложил палец уже к ее губам и вновь показал, как выключается трубка мобильного телефона. Если бы незнакомец отдаленно не напомнил ей Николая, она бы послала его к черту, но неуловимое сходство парализовало Нестерову.
Поневоле задумаешься, если приходишь на кладбище хоронить близкого человека и видишь кого-то, напоминающего его.
– Вы хотите сказать, – негромко произнесла женщина, затем мягко улыбнулась. – Ах, да, – из сумочки она вытащила «мобильник» и выключила его.
– Теперь – отлично, – кивнул Серебров.
– В чем дело?
– Разве вы не знаете, что включенный «мобильник» работает как микрофон для прослушивания?
Можно сканировать все, что говорится рядом с вами в радиусе десяти метров.
– Что вы!? – изумилась манекенщица.
– Наверное, это и погубило Николая. Вы же всегда носите при себе телефон?
– Он тоже носил.
Женщина рассматривала цветы в руках Сереброва – он умел, если нужно, держать вещи так, чтобы они не бросались в глаза, если же требовалось – ненавязчиво выставлял их напоказ.
– Тоже четное число, – задумчиво произнесла Станислава. – Вы почему не со всеми?
– Мне кажется, что там, – Серебров кивнул в сторону собравшихся у гроба, – очень много людей, которых Николай не хотел бы видеть рядом с собой при жизни. А здесь… – он выразительно посмотрел на женщину.
– Вы кем ему приходитесь?
– Дальний родственник, – не моргнув глазом соврал Нестеров.
– Он мне о вас не рассказывал.
– Мне о вас он, кстати, тоже не рассказывал. Но я догадался.
Пока еще Станислава настороженно относилась к незнакомцу. Во-первых, он не представился, во-вторых, говорил странные вещи. Его вполне мог подослать муж.
– Не бойтесь, – Серебров настойчиво взял манекенщицу за руку, – с вашим мужем я даже незнаком.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Вы прекрасно все понимаете.
Тем временем гроб уже опустили в могилу. Кладбищенские служащие сделали это оперативно. Напористо, молча они оттеснили родственников, тут же прикрыли гроб крышкой, вогнали в нее гвозди. Не успели родственники промокнуть слезы, как гроб уже оказался на дне ямы.