Философия права. Учебник для вузов

Но природа и свойства социалистической собственности в принципе исключают саму возможность конкретизации субъекта социалистической собственности, а тем более признания нескольких субъектов в отношении объектов (всех или части) этой собственности. Это было бы равносильно допущению частной собственности, отрицаемой всем смыслом исторического процесса социалистического отрицания капитализма.

Поэтому государство не субъект социалистической собственности (в экономическом и юридическом значениях), а лишь официальный держатель ее объектов, единственный официальный представитель общества, народа, т. е. тех, кому принадлежат обобществленные средства производства.

Вместе с тем социалистическая собственность (т. е. весь процесс уничтожения частной собственности, обобществления средств производства, их функционирования и т. д.) невозможна и без ее выражения в общегосударственной (и, следовательно, огосударствленной") форме, без фигуры государства-представителя общества (народа, "всех вместе"), без условной конструкции государства как квазисубъекта. С одной стороны, у социалистической собственности по сути дела не может быть настоящего конкретного субъекта собственности в подлинном смысле слова, но, с другой стороны, нужна условная конструкция квазисубъекта этой собственности в лице государства как олицетворения политической конкретизации общества в целом. Причем лишь государство в целом (а не отдельные его органы, составные части и т. д.) как властно-политическая форма выражения всего социалистического общества может выступать в такой представительской роли квазисубъекта всей социализированной собственности. Если бы таких государственных субъектов собственности было бы несколько (в виде не только государства в целом, но и отдельных органов государства, национально-государственных и территориально-государственных образований и т. д.), то это уже были бы не условные субъекты социалистической собственности, а неизбежно, по логике вещей, настоящие субъекты соответствующих обособленных частей десоциализированной (приватизированной) собственности.

Такая конкретизированная и обособленная по субъектам и объектам собственность — это уже по существу частная (групповая или индивидуальная), а не социалистическая собственность, согласно которой все обобществленные средства производства (как единый фонд) принадлежат "всем вместе" (всему народу, обществу), а их ("всех вместе") может представлять лишь одно единственное лицо (квазисубъект) — государство в целом.

Из сказанного ясно, что в качестве субъектов социалистической собственности не могут выступать не только отдельные звенья и части государства, но и отдельные составные части советского общества (например, те или иные индивиды, группы, слои, классы и т. д.). Обособленная собственность подобных отдельных, конкретизированных субъектов была бы частной, а не социалистической собственностью, не собственностью общества в целом, "всех вместе".

Кстати говоря, поэтому фактически "огосударствленной" (подобно всей социалистической собственности) оказалась и собственность колхозов и других кооперативных организаций. Известно, что уже в Конституции СССР 1936 г., закрепившей итоги фактически полной социализации средств производства и тем самым победу социализма в стране, утверждалось (в ст. 5), что "социалистическая собственность в СССР имеет либо форму государственной собственности (всенародное достояние), либо форму кооперативно-колхозной собственности (собственность отдельных колхозов, собственность кооперативных объединений)". В статье 7 Конституции отмечалось: "Общественные предприятия в колхозах и кооперативных организациях с их живым и мертвым инвентарем, производимая колхозами и кооперативными организациями продукция, равно как их общественные постройки, составляют общественную, социалистическую собственность колхозов и кооперативных организаций".

Аналогичные положения содержались и в Конституции СССР 1977 г. Так, в статье 10 говорилось: "Основу экономической системы СССР составляет социалистическая собственность на средства производства в форме государственной (общенародной) и колхозно-кооперативной собственности". Далее, в статье 12 утверждалось: "Собственностью колхозов и других кооперативных организаций, их объединений являются средства производства и иное имущество, необходимое им для осуществления их уставных задач... Государство содействует развитию колхозно-кооперативной собственности и ее сближению с государственной".

Но если бы эти конституционные положения носили бы не фиктивный и декларативный, а реальный характер и соблюдались в жизни, то собственность колхозов и других кооперативных организаций была бы на самом деле — вопреки конституционному утверждению — не социалистической собственностью, а, напротив,, собственностью конкретно-определенной группы людей (членов колхоза или иной кооперативной организации), т. е. групповой частной собственностью, обособленной от социалистической собственности всего общества, "всех вместе".

Реальное бытие и функционирование такой колхозной (т. е. групповой, обособленной, частной) собственности означало бы реальное сохранение многоукладности в стране и обществе: социализма — в городе, капитализма (пусть ограниченного и контролируемого диктатурой пролетариата) — в деревне. Одна часть общества (политически господствующая при диктатуре пролетариата и взявшая в свои руки командные высоты в экономике) оказалась бы при этом в условиях полной социализации и полного отчуждения от индивидуализированной собственности на средства производства, а другая часть общества сохраняла бы собственность на средства производства индивидуально определенной группы лиц (т. е. групповую частную собственность членов соответствующих колхозов, кооперативов).

Объявление колхозной (и иной кооперативной) собственности разновидностью социалистической собственности, наряду с государственной (общенародной) формой, это лишь декларативная фикция и словесная конструкция, не снимающая антагонизма между ними.

Историческая практика становления и утверждения реального социализма показывает, что этот антагонизм был решен фактическим "огосударствлением" колхозной (и иной кооперативной) собственности и основанной на ней формы хозяйствования — при внешнем сохранении декларативно-словесной формулы об особой (не общенародной) форме собственности колхозов и кооперативов. По сути дела речь шла лишь о разных формах в принципе единой социализации всех производительных сил страны методами и средствами диктатуры пролетариата: в городе — непосредственной, в деревне — через ряд опосредовании (раскулачивание одних, кооперирование других, фактическое "огосударствление" колхозов и т. д.). В реальной действительности кооперирование (включая и создание колхозов) как форма исходного и "малого" обобществления средств производства в сельском хозяйстве (в пределах данной группы, коллектива членов кооператива, колхоза) фактически представляло собой процесс приведения частнособственнической деревни (и крестьянства) к виду, удобному для социалистического "логарифмирования". В условиях капиталистически не развитой, мелкобуржуазной деревни, где частная собственность не была еще капитализирована и отсутствовала развитая, необходимая для социализации всех средств производства дифференциация на полярные противоположности (капитал — наемный руд, капиталист — пролетарий), с помощью форсированного насильственного кооперирования был осуществлен своеобразный социалистический вариант первоначального накопления капитала для одновременной его фактической социализации ("огосударствления").

Диктатура пролетариата тем самым "подтянула" деревню к городу, реально подчинив всех без исключения жителей страны единому социалистическому принципу отношения к обобществленным средствам производства — "все вместе, никто в отдельности".

Сама по себе кооперация — это объединение и обобщение индивидуальных средств производства и формирование групповой (коллективной) частной собственности персонально определенных, конкретных лиц (членов кооператива, колхоза), форма концентрации и капитализации собственности. Но в условиях диктатуры пролетариата эта капитализация осуществляется как социализация, поскольку при отрицании частной собственности (и индивидуальной, и групповой) обобществление средств производства фактически означает их "огосударствление". Кооперирование означало одновременно пролетаризацию крестьянства и социализацию их обобществляемого имущества (кооперативного "капитала"). Созданные в результате насильственной коллективизации крестьянства колхозы и иные кооперативные предприятия стали по существу сельскими вариантами социализированных заводов и фабрик города. При диктатуре пролетариата такое кооперирование совпадает с социализмом.

Социализация средств производства в городе и особенно в деревне осуществлялась при помощи такого беспрецедентного насилия и произвола, по сравнению с которыми меркнет все остальное в жестокой и кровавой истории человечества. Лишить всех индивидов собственности и вместе с тем заставить их работать за нищенский потребительский паек абсолютно невозможно без тотального и постоянного насилия — этой, говоря словами Маркса, "повивальной бабки" нового строя, представшего в облике реального социализма. Так "работает" история. Причем мы здесь говорим об объективных корнях насилия и тоталитаризма, порождающего процесс социализации и порождаемого им, не затрагивая вопрос о субъективных аспектах этого процесса и злоупотреблениях наличными средствами и возможностями насилия в интересах тех или иных групп, слоев, лиц. Характер и формы субъективных злоупотреблений средствами насилия в ходе исторического процесса — явление, в общем и целом определяемое насильственной природой самого этого процесса.

Поскольку социализм невозможен без насильственного уничтожения частной собственности и обобществления средств производства, он не может быть другим (в том числе и в плане насилия), а принципиально другой социализм, отличный от исторически сложившегося реального социализма, не возможен.

Последствия установления и действия государственной формы социалистической собственности в условиях реального социализма заметно отличаются от представлений и предсказаний марксистской теории на этот счет. Но теория и практика совпадают тут в главном: уничтожение частной собственности и установление общественной собственности возможны лишь как насильственное сосредоточение всех средств производства в руках государства (пролетарской политической власти, диктатуры пролетариата во главе с коммунистической партией). Такое отождествление социалистической, общественной и государственной собственности присуще и теории, и практике социализма. В силу такого принципиального совпадения марксистской теории и практики реального социализма в фундаментальном моменте характеристики нового строя можно уверенно утверждать: теория и практика здесь едины настолько, насколько это вообще возможно, и если по теории предполагалось, что при реализации положений этой теории будет "хорошо" (наступят такие-то позитивные последствия в жизни людей и т. д.), а практика реализации данных положений (в нашем случае — установление общественной, социалистической собственности в форме государственной собственности) оказалась "плохой" и дала иные результаты (негативные, "не предусмотренные" теорией последствия и реалии), то это вовсе не означает, что практика "отклонилась" от теории, что реальный социализм — это не реализация марксисткой теории или что осуществление данной теории может привести к иным реалиям, к какому-то другому реальному социализму.