Философия в будуаре

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Она проглотит... Она проглотит, я обещаю тебе. А впрочем, если из ребячества... Да мало ли по какой причине... она пренебрежёт обязанностью, накладываемой похотью...

ДОЛЬМАНСЕ, (очень возбуждённый.) - Я бы никогда ей этого не простил, мадам, ей не было бы прощения!.. Примерное наказание... Я клянусь, она будет выстегана... выстегана до крови! Ах, еби вас в рот! Я спускаю... малафья идёт!..

Глотай, глотай, Эжени, всё до капли! А вы, мадам, позаботьтесь о моей жопе: она готова для вас... Разве вы не видите, как она зияет? Разве не видите, как она зовёт ваши пальцы? Ёбаный Бог, я абсолютно счастлив... засовывай глубже, до самого запястья! Встанем, не могу больше... Эта восхитительная девочка высосала меня, как ангел...

ЭЖЕНИ.
– Мой дорогой, мой обожаемый наставник, ни капли не пропало.

Поцелуйте меня, любовь моя, ваша сперма теперь у меня в животе.

ДОЛЬМАНСЕ.
– Она восхитительна... И как эта девчонка кончила!..

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Она вся мокрая... но что я слышу? Стучат. Кто же осмелился нас потревожить? Это мой брат... Безрассудное существо!

ЭЖЕНИ.
– Но, дорогая, это же предательство!

ДОЛЬМАНСЕ.
– Неслыханное, не так ли? Не бойтесь, Эжени, мы ведь стараемся исключительно ради вашего удовольствия.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– И мы очень скоро её в этом убедим. Подойди поближе, дорогой братик, и посмейся над стыдливостью этой девочки: она от тебя прячется.

ДИАЛОГ ЧЕТВЁРТЫЙ

ГОСПОЖА де СЕНТ-АНЖ, ЭЖЕНИ, ДОЛЬМАНСЕ, шевалье де МИРВЕЛЬ.

ШЕВАЛЬЕ.
– Умоляю, прелестная Эжени, не сомневайтесь в моей абсолютной порядочности. Вот моя сестра и вот мой друг - оба могут поручиться за меня.

ДОЛЬМАНСЕ.
– Я вижу только один способ разом покончить с этими смешными церемониями. Шевалье, мы воспитываем эту красавицу, учим всему, что обязаны знать девушки её возраста. А для лучшего обучения мы прибавляем немного практики к теории. Ей требуется наглядное пособие со спускающим хуем. Не хотите ли послужить нам натурщиком?

ШЕВАЛЬЕ.
– Это предложение настолько лестно для меня, что я не посмею отказаться, а прелести мадемуазель будут залогом скорого достижения цели наших занятий.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Тогда продолжим - за дело!

ЭЖЕНИ.
– О, это уже слишком! Вы злоупотребляете моей неопытностью... за кого меня примет этот господин?

ШЕВАЛЬЕ.
– За очаровательную девочку, Эжени... за самое восхитительное создание, когда-либо виденное мною. (Он целует её, и его руки скользят по всем её прелестям.) О Боже! Как всё свежо, как сладко... пленительно!..

ДОЛЬМАНСЕ.
– Поменьше болтовни, шевалье, давайте действовать! Я буду заведывать сценой, это моя обязанность. Наша цель - показать Эжени механизм семяизвержения. Но так как ей будет трудно наблюдать за этим феноменом хладнокровно, мы, все четверо, устроимся рядышком. Вы, мадам, будете дрочить свою подругу, а я позабочусь о шевалье. Когда речь идёт об онанизме, мужчина предпочтёт довериться другому мужчине, а не женщине. Мужчина знает, что нравится ему, а значит, он знает, что понравится другому. Итак, займём же позиции! (Все располагаются.)

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Не слишком ли близко мы оказались?

ДОЛЬМАНСЕ (уже завладев шевалье).
– Невозможно быть слишком близко, мадам. Грудь и лицо вашей подружки должны быть залиты доказательствами мужественности вашего брата, надо, чтобы он попал, как говорится, не в бровь, а в глаз. Я, как хозяин насоса, буду направлять струю так, чтобы окатить её с головы до ног. А пока дрочите её, ласкайте все её похотливые места. Эжени, дайте полную свободу своему воображению, представляя самый изощрённый разврат. Думайте о том, что вам предстоит увидеть восхитительную тайну, которая будет раскрываться прямо перед вашими глазами. Забудьте всякую сдержанность, преступите все ограничения: скромность никогда не была добродетелью. Если бы Природа пожелала, чтобы мы прятали какие-то участки нашего тела, она предприняла бы для этого меры. Однако она создала нас голыми, а значит, она хочет, чтобы мы ходили голыми, и всё, противоречащее этому, есть надругательство над её законами. Дети, у которых ещё нет никакого понимания сути наслаждения, а следовательно, и необходимости рапалять его скромностью, не прячут ничего. Иногда встречаются обычаи ещё более странные:

есть края, где скромность нравов полностью отсутствует, но тем не менее там принято носить одежду. На Таити девушки ходят одетыми, но по первому требованию скидывают одежду.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Что я люблю в Дольмансе, так это то, что он не теряет ни минуты: посмотрите, как разговор не мешает ему действовать - с какой нежностью он изучает великолепную жопу моего брата, как он сладостно дрочит прекрасный хуй этого молодого человека... Не будем медлить, Эжени.

Наконечник насоса поднят, скоро он нас окатит.

ЭЖЕНИ.
– Ах, моя дорогая, какой чудовищный член! Он едва помещается у меня в руке!.. Боже праведный! Они все такие огромные?

ДОЛЬМАНСЕ.
– Вы видите, Эжени, - мой значительно уступает ему в размерах.

Такие снаряды - грозное оружие для юной девушки, и вы прекрасно понимаете, что углубление его в вас окажется весьма опасным.

ЭЖЕНИ (уже дрочимая госпожой де Сент-Анж).
– Ах, я не устрашусь ничем ради того, чтобы им насладиться.

ДОЛЬМАНСЕ.
– И вы будете правы: девушка никогда не должна пугаться таких вещей. Природа придёт к вам на помощь, и волны наслаждения, которые вскоре на вас обрушатся, легко возместят незначительные неудобства, испытанные вначале. Я видел девушек моложе вас, которые выдерживали куда более могучие хуи. Смелость и терпение преодолевают все препятствия в жизни. Это безумие воображать, будто девушку следует лишать девственности только маленькими хуями. Я придерживаюсь мнения, что девственницу нужно атаковать самыми большими снарядами, и тогда плева порвётся быстрее, а значит, и скорее она начнёт испытывать наслаждение. Правда, если девушка привыкнет к такому меню, ей будет нелегко возвращаться к менее пикантным и более посредственным. Но если она богата, молода и красива, она найдёт их столько, сколько пожелает. Вместе с тем, у неё должно хватить сообразительности, чтобы, наткнувшись на хуй среднего размера и всё-таки пожелав его, вставить его себе в жопу.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– А для усиления наслаждения она должна пользоваться и большим, и тем, что поменьше, одновременно. Пусть её полости услаждают своим движением хуй, блаженствующий в пизде, и одновременно приближают восторг того, что у неё в жопе, и, затопленная малафьёй обоих, пусть она истечёт соком сама и умрёт от наслаждения.

ДОЛЬМАНСЕ, (следует отметить, что дрочение происходит во время всего диалога.) - Мне кажется, что в описываемую вами картину, мадам, надо поместить ещё два или три хуя: разве эта женщина не могла бы держать хуй во рту и по одному - в каждой руке?

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Она может зажать несколько под мышками и ещё - в волосах. Вокруг неё должно собраться тридцать хуёв, если бы это было возможно. Тогда она должна иметь их, касаться их, поглощать только их и должна быть залита всеми одновременно в тот миг, когда спускает сама. Ах, Дольмансе! Каким бы развратником вы ни были, я делаю вам вызов сравняться со мной в этих сладостных битвах... В этой голове я проделала всё, что только возможно.

ЭЖЕНИ, (которую по-прежнему дрочит подруга, в то время как Дольмансе дрочит шевалье.) - Ах, моя сладкая... у меня кружится голова!.. Я тоже могу вкусить таких наслаждений! Я тоже могу послужить... целой армии мужчин!..

О, какое счастье!.. как ты дрочишь меня, дорогая... ты сама богиня наслаждений... а как набух этот чудесный хуй и как увеличилась и покраснела его царственная головка!

ДОЛЬМАНСЕ.
– Приближается развязка.

ШЕВАЛЬЕ.
– Эжени... сестрица... ближе... О, какие божественные груди! Какие мягкие, пухленькие ляжки! Спускайте! Спускайте обе, мой сок сольётся с вашим!

Он течёт, выплескивается! О, Иисусе! (В этот критический момент Дольмансе заботливо направляет потоки спермы своего друга на обеих женщин, но особенно на Эжени, которая вся оказывается залитой.)