Философия в будуаре

ЭЖЕНИ.
– Прекрасное зрелище! Как оно благородно и величественно... Я вся покрыта... она попала мне даже в глаза!..

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Подожди, милая, дай мне собрать эти бесценные жемчужины я натру ими твой клитор, чтобы ты скорее кончила.

ЭЖЕНИ.
– Ах, моя дорогая, да, это прекрасная идея... сделай это, и я кончу в твоих объятиях.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Божественный ребёнок, целуй меня, целуй... Дай мне сосать твой язычок... дай мне пить твоё дыхание, разгорячённое страстью!

Ах, блядь! Я спускаю сама... Братец, помоги мне кончить, умоляю!..

ДОЛЬМАНСЕ.
– Да подрочите свою сестру, шевалье!

ШЕВАЛЬЕ.
– Я бы лучше её выеб... у меня ещё стоит.

ДОЛЬМАНСЕ.
– Ну, ладно, всуньте, а мне дайте ваш зад: я вас выжоплю во время этого сладостного кровосмешения. Эжени, вооружившись этим индийским резиновым хуем, выжопит меня. Когда-то ей придётся сыграть все роли в спектакле разврата, так что она должна радеть на уроках, которые мы ей даём, и одинаково хорошо выполнять все упражнения.

ЭЖЕНИ, вооружившись искусственным членом.
– О, с удовольствием! Вам не в чем будет меня упрекнуть, если это касается разврата отныне он - мое единственное божество, единственное правило моего поведения, единственная основа всех действий. (Она пронзает Дольмансе.) Так, дорогой мой наставник? Я делаю правильно?..

ДОЛЬМАНСЕ.
– Восхитительно!.. И впрямь, маленькая плутовка ебёт меня, как мужчина!.. Прекрасно! Мне кажется, что мы слиты воедино все четверо: теперь пора действовать.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Ах, я умираю, шевалье!.. Невозможно выдержать удары твоего славного хуя!..

ДОЛЬМАНСЕ.
– Но ведь эта проклятая, эта прелестная жопа доставляет мне наслаждение!.. Ах! Ебём, все ебём! Кончим все одновременно. Бог хуев!

Умираю, издыхаю! Ах!.. в жизни не спускал сладостнее! Ты уже излил сперму, шевалье?

ШЕВАЛЬЕ.
– Посмотри на эту пизду, она вся измазана, измарана, не так ли?

ДОЛЬМАНСЕ.
– Ах, дружище, ну почему не оказалось столько же у меня в жопе?

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Передохнём, я изнурена.

ДОЛЬМАНСЕ, целуя Эжени.
– Эта неподражаемая девочка выебла меня, как бог.

ЭЖЕНИ.
– Действительно, мне было весьма приятно.

ДОЛЬМАНСЕ.
– Если ты развратник, то все излишества доставляют удовольствие, и самый лучший совет женщине - это умножать излишества сверх всякой меры.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– У моего нотариуса хранится пятьсот луи - кошелёк получит любой, кем бы он ни был, кто научит меня не ведомой мне страсти и кто погрузит меня в ещё не испытанное наслаждение.

ДОЛЬМАНСЕ.
– (Собеседники, приведя себя в порядок, занимаются теперь только разговором.) Мысль необычная, мадам, и я возьмусь за это, но я сомневаюсь, что наслаждения, о которых вы мечтаете, напоминают столь незначительные удовольствия, которые вы недавно вкусили.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Что вы имеете в виду?

ДОЛЬМАНСЕ.
– Скажу по чести, я не знаю ничего более скучного, чем наслаждение пиздой, и особенно тогда, когда уже вкусил, как вы, мадам, наслаждение, даваемое жопой. Я не могу себе представить, как можно его предпочесть какомулибо иному.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Это просто старая привычка. Любая, у которой образ мыслей подобен моему, хочет, чтобы её ебли везде, и куда бы ни врывался снаряд, ощущение его даёт наслаждение. Однако я полностью согласна с вами и подтверждаю для всех развратниц, что наслаждение от ебли в жопу будет всегда превосходить наслаждение от ебли в пизду. Здесь они могут положиться на слова европейской женщины, испробовавшей и тот, и другой способ: я уверяю, что не может быть никакого сравнения, и что им будет нелегко вернуться к переду после того, как они подставят зад.

ШЕВАЛЬЕ.
– А мои мысли по этому поводу несколько иные. Я готов делать всё, что от меня ожидают, но в женщинах я люблю только алтарь, предназначенный Природой для воздаяния должного.

ДОЛЬМАНСЕ.
– Прекрасно! Но это жопа! Мой дорогой шевалье, если ты тщательно исследуешь веления Природы, она не укажет тебе иного алтаря для наших воздаяний, нежели дырка жопы. И она приказывает выполнение последнего. О Боже, если бы она не предназначала жопу для ебли, разве бы она стала делать отверстие в ней точно соответствующим нашему члену? Ведь оно круглое, как и наше орудие. Почему? Даже человек, лишённый здравого смысла, не сможет представить, что овальное отверстие было создано для наших цилиндрических хуёв. Задумайтесь над этим изъяном, и вы тотчас поймёте намерения Природы. Мы сразу увидим, что слишком много принесено в жертву во имя размножения, возможного только благодаря снисходительности Природы, но против её желания.

Однако, продолжим обучение. Эжени только что с удовольствием проникла в высшую тайну семяизвержения, а теперь она должна научиться направлять его поток.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Принимая во внимание, что вы оба обессилели, будет нелегко это ей продемонстрировать.

ДОЛЬМАНСЕ.
– Согласен. Вот почему я хотел бы, чтобы здесь оказался какой-нибудь крепкий парень из твоих слуг или крестьян. Он послужил бы нам манекеном для наших занятий.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– У меня имеется то, что вам нужно.

ДОЛЬМАНСЕ.
– Это, случайно, не тот ли садовник лет восемнадцати-двадцати, с замечательной фигурой? Я только что видел его, работающим в саду.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Огюстэн? Да, именно Огюстэн, у которого член размером в тринадцать дюймов в длину и восемь с половиной в окружности!

ДОЛЬМАНСЕ.
– Бог ты мой! Ну и чудовище!.. Как он должен спускать!..

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ.
– Как водопад!.. Пойду-ка приведу его.

ДИАЛОГ ПЯТЫЙ

ДОЛЬМАНСЕ, Шевалье, ОГЮСТЭН, ЭЖЕНИ, ГОСПОЖА де СЕНТ-АНЖ.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, (вводя Огюстэна.) - Вот парень, о котором я говорила.

Итак, друзья, вернёмся к нашим забавам чем бы была жизнь без развлечений?

Подойди ближе, олух! Вот дурень!... Вы мне не поверите: вот уже полгода, как я стараюсь превратить этого поросёнка во что-нибудь уместное для цивилизованного общества, и всё напрасно.

ОГЮСТЭН.
– Вот уж, мадам! Вы такое скажете! Будто я теперь плохо забираться стал, а когда где залежная земля, вы её всегда мне пахать даёте.