Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире

б) Понимание и действительность.

– Как доступность духа пониманию, с одной стороны, терпит крушение от экзистенции, из которой, однако же, в конечном счете происходит всякое побуждение к понимающему ориентированию в мире, так, с другой стороны, она терпит крах от остающейся непрозрачной для него чуждой действительности природы, без которой дух вовсе не имеет существования. Если экзистенция пытается освободить для себя место в понятном аспекте духа, чтобы прийти к самой себе, то она не менее того стремится к непостижимому, как границе понимания, чтобы на краю бездны существования осознать себя самое (um am Abgrund des Daseins sich selbst innezuwerden).

Правда, ясность ориентирования наук о духе требует мыслить чистый дух. Но в этом случае совершается либо предметное изолирование духовных содержаний, со стороны их вневременной значимости (например, смысла имеющих силу суждений), в качестве которой они являются лишь условием духовной жизни, но никогда не бывают ее формой. Или же здесь совершаются преобразующие конструкции, например, конструирование живой идеи в действительно бывший предметный идеал, исторического процесса - в необходимую эволюцию духа; это - спиритуалистические конструкции, как если бы дух наличествовал для себя без всякой иной действительности и совершал свое историческое движение, следуя своим собственным, познаваемым для нас законам. Мыслить духовное в подобной, всегда лишь мнимой, чистоте, позволительно, если эти конструкции я использую лишь как методические подспорья, и знаю в то же время, что эти идеально-типические образования суть вовсе ничто без реальной плоти каузально действительного и присущих ему ограничений.

Наука о духе тем глубже ведет свое мироориентирующее исследование, чем отчетливее и непримиримее она познает и воспризнает дух в действительности. Соблазну спиритуалистической раздутости в бескровном бытии при недействительном духе противостоит, однако, другой соблазн: искушение, применяя присущие предшествующим родам действительного способы рассмотрения к духовным формациям, потерять из виду духовность, а тем самым - лишить само исследование его подлинного предмета.

Если, например, я спрашиваю, какие фактические события имели решающее значение для развития общества и государств, какие факты и случайности грубой жизни, какие природные условия, какие проявления глупости и слепоты, чья проницательность и целенаправленная воля определяли собою ход истории в ее материальной, экономической и политической действительности, в восхождении и упадке народов, то этот вопрос имеет все же некоторый смысл всегда только в отношении к духовной действительности. Ибо в противном случае работа исследования, как направленная лишь на произвольную действительность, превратилась бы в вопрошание о некотором хаосе фактов, и история не только была бы доступна нашему изучению точно в том же смысле, как и явление природы, но не была бы доступна науке даже и в том смысле, как это последнее. Понять роль в ней в том числе и чуждого духу, -всего того, что есть природа или аналогично природе оказывается для духа объемлющим и определяющим его, - это только условие познания духа в его действительности, которая, даже если она без остатка зависит в качестве существования от другого существования, остается тем не менее изначальной в своей специфичности.

Другой пример - это зависимость духовного творчества от психологических каузальных факторов, в исключительном случае - от психологических процессов. Если мы исследуем эти последние процессы, то и здесь также изучение, как мироориентирующее исследование, имеет смысл только в случае, если интерес к духовному выдерживает напряжение с эмпирическими, реалистическими аспектами предмета. Спиритуалистическая установка выдвигает здесь обыкновенно альтернативу: нечто следует либо принимать всерьез, и тогда оно - здорово; или же оно больно, и тогда его не нужно принимать всерьез. Реалистическая же установка изучает включенность духовного в действительность, как вечно непонятный факт, в ее многообразии, правилах, закономерностях и в уникальной особенности каждого ее проявления, чтобы знать, что произошло в действительности. Но если эту обусловленность понимают неверно, если исследователь, вместо спиритуалистической, принимает натуралистическую установку, если в результате он получает вывод вроде: «итак, эта духовность есть не более, чем...», -так что все его исследование делается абсурдом, безразличной игрой мысли или, наконец, просто выражением наклонности унижать духовное величие.

То обстоятельство, что дух объемлется другими родами действительности, имеет своим следствием то, что в науках о духе, наряду с понятиями о смысле, имеющими исток в акте понимания, играют известную роль понятия, типически подобные познающим природу понятиям (Begriffe von dem Typus der naturerkennenden), хотя они и не имеют здесь, как в естественной науке, значения понятий, выражающих существенное. Категория механизма подходит для описания некоторых процессов в обществе и государстве, статистика и вообще все количественное играет некоторую роль во внешнем изучении духовной действительности; здесь ищут и находят законы или, по крайней мере, правила (например, в языкознании), и все-таки это не такие законы, как в естественных науках, потому что само подчиненное правилам в своих элементах присутствует (gegenw"artig ist) как смысл, а не как вещество. Или категории органической жизни напрашиваются ученому там, где не схватывают предмета данной науки категории механистического существования. Они позволяют мыслить духовное бытие в форме растительного саморазвития и самооформления. Если эта натурализация понятий в свою очередь оказывается недостаточной, ученый задействует психологические категории, такие, как влечение, инстинкт, сознание и бессознательное. И эти категории тоже не выражают того, что реально есть как сущность в аспекте исследования науки о духе. Однако все эти категории имеют свое относительное право и оправдание, поскольку дух никогда не есть только дух, но всегда есть дух во всякой действительности. Присущую ему специфическую действительность возможно постичь только в среде этой иной действительности и по контрасту с нею, дух же или подпадает в полную власть этой действительности, или же, однако, только и может держаться в бытии лишь благодаря ей и вместе с нею.

То, что наука о духе постигает свои доступные пониманию содержания на полпути между простым существованием и экзистенцией, вносит в нее от этих границ познавательные формы, которые для чистой науки о духе, если бы таковая была возможна, должны были бы оказаться чуждыми. С одной стороны, действительный дух всегда заключает в себе момент природы, и наука о духе имеет соответственные природе познавательные аспекты. С другой стороны, духовная самобытность укоренена в экзистенции, которая либо высказывается догматически, либо же просветляет себя в свободном, каждый раз исконном, философствовании; догматики первого рода составляют не только предмет исторической науки о духе, но как они сами, так и их аналог - преодолевающая догмы философия, - составляют и корень, и затем также господствующую, но неявную цель исследователя в науке о духе. Поэтому наука о духе всегда подвержена двоякой опасности: натурализации или догматическому пристрастию. Первое может критически самоограничиться благодаря осознанию относительности своей точки зрения, но второе может быть ограничено только путем непреклонного отделения объективно убедительного в изучаемых обстоятельствах от участливого переживания идей и экзистенциального присвоения. В этом объективно убедительном возможно достичь единства даже исходящим из самых разнородных экзистенций и идей, и здесь возможна дискуссия о правильности утверждений, но не о смысле исследования.

4. Классификация естественных наук и наук о духе.

– Краткий обзор некоторых из множества классификаций имеет целью здесь дать представление не о них самих, но об их принципиальном смысле:

а) Естественные науки видят обыкновенно в трех больших, относительно строго разделенных группах: точные науки, познающие всеобщие законы (физика, химия, биология, экспериментальная психология), морфология, анализирующая формы и наружные очертания природы (минералогия, ботаника, зоология, антропология), и историческое знание о существовании всех вещей в пространстве и во времени (астрофизика, геология, география).

Науки, названные последними в каждой из этих трех групп (психология, антропология, география), имеют ту особенность, что их еще можно рассматривать как естественные науки, и однако они в то же время суть нечто совершенно иное. Психология описывает область действительности, которая может еще считаться природой только в аспекте изучения, противопоставляющем дух всем другим родам действительности, в остальном же от биологии ее отделяет заметный скачок, и сама она, со своей стороны, антиципирующе объемлет дух. Антропология и география описывают человека в его истории, познавая его как существо природы. Эти пограничные науки приводят к постановке вопросов, на которые, ввиду существования последовательности родов действительного: материя, жизнь, душа и дух, - не может быть дано удовлетворительных ответов.

Мифология природы ни в каком смысле не занимает особого места в естественнонаучном ориентировании в мире. Скорее, напротив: путь познания природы, действующего экспериментами и расчетами, статистикой и казуистикой, методами собирания, описания, отображения фактов, предполагает ее исключение. Естествознание ограничивается эмпирически-предметным; его содержания существуют, как они сами, для сознания вообще, чтобы только после отчетливо совершаемого скачка сделать содержаниями нового (природно-мифологического) сознания, которое становится возможным благодаря сознанию вообще.

б) Науки о духе не могут отделить своих предметов от тех родов действительности, которые обозначают зависимость духа в существовании, и от несущей экзистенции, которая, будучи недоступна для исследования, противостоит ему, как истина - истине. Поскольку действительность духа не может стать подлинным целым, науки о духе суть в основе своей исторические науки. Их предмет действителен в историческом самопорождении, как некоторое лишь фактическое, невыводимое из более высокого начала многообразие. В то время как естественные науки имеют своим предметом вневременный запас общих закономерностей и процессы во времени, как возможное нескончаемое повторение, субстанцию каждой из наук о духе составляет некоторый исторический мир, определение которого в среде всеобщего и закономерного лишь тем более решительно проявляет существо этого мира в его самобытности. В то время как в области естественных наук руководят работой точные науки, и даже историческое многообразие предметов природы получает смысл только в свете всеобщего, среди наук о духе руководят те, которые вновь делают доступным живому понимающему созерцанию содержание определенных моментов исторической действительности человеческого бытия, как значимые для собственного существования человека: даже абстракции всеобщего имеют здесь ценность только тогда, когда не теряют исторической краски.

Правда, для всех наук о духе основой их познания всегда бывают методы филологии. Но от критического изготовления подлинных свидетельств и сочинений, через понимание того, что действительно имеется в виду в этих свидетельствах, путь ведет к пониманию в идее и ко внутреннему преобразующему присвоению в насущно присутствующей экзистенции. В то время как исследовательские методы естественных наук относятся к самой вещи, как она одинаково доступна для каждого, филологические методы только создают предпосылку для приближения к вещи, которая, будучи сама историчной, открывается историческому сознанию на пути научного познания, однако не как научное познание. Поэтому граница убедительно доказуемого, составляющая границу филологии, оказывается подвижной в зависимости от воспринимающей способности понимающего человека. Его собственное возможное содержание позволяет ему познать то, что предстает затем в источниках доказуемо ясным для всякого, кто видит из того же содержания. Объективная острота зрения может быть, впрочем, принципиально одной и той же для всякого по отношению к чисто рациональным содержаниям, но не может быть такой для философских, мифических, религиозных, этических содержаний. Только если мы предполагаем согласие фактического и выразимого в слове знания в его общественной историчности, мы можем ограничить характер и меру того, что является в этом случае убедительным.