Философские сказки для обдумывающих житье или веселая книга о свободе и нравственности

Кстати, ликер тоже полон и горечью, и сладостью, но тот, кто напивается им с утра до вечера, как Ромео любовью, не мудрец, а пьяница.

Любовь здесь также называется «злейшим, поражающим дух недугом», но сразу добавляется, что недуг этот – «целебный».

К сожалению, это добавляется без каких бы то ни было комментариев и пояснений. Может быть, целебным считается то, что такой недуг способен тоску повседневности вялотекущую превратить в тоску любовно-безумную, протекающую в острой форме?

Середина: теперь «юный флюгер» Ромео бредит Джульеттой, Джульетта отвечает ему взаимным бредом. Оба почти счастливы: счастливы, потому что насытились друг другом и это было сладко; но счастливы почти, потому что питаться так нашим гурманам хочется больше, чаще и с гарантией.

При этом совершенно не понимая, что, купив законным браком легальность и стабильность своих встреч, они почти тут же теряют всю их сладость.

Конец: потеряв друг друга, Ромео травит себя ядом, Джульетта втыкает в себя кинжал.

Все ли понимают, что тем самым они оба становятся убийцами? Они убили людей – конкретно себя.

Да, они находились в любовном опьянении. Но если алкогольное опьянение по Уголовному кодексу относится к обстоятельствам, отягчающим преступление, то почему любовное опьянение мы должны рассматривать по-другому?

Да, они видели свое Горе безмерным и всепоглощающим. Но таким видит свое горе каждый, кто разрешает себе в трудных обстоятельствах погружаться в Детство. В детстве каждый был маленьким и впадал в такое же глубокое, дикое и буйное отчаяние, когда лишался любимой игрушки.

Паровозик сломался! А-а-а!..

А предположить, что в жизни у него могут быть другие Игрушки, при такой узости сознания нельзя. А чтобы заинтересоваться чем-то, кроме Игрушек, надо повзрослеть…

Впрочем, это мои размышления, а не Шекспира. Если о чем-то похожем и думал в своей келье проводивший влюбленных в последний путь мудрый священник, брат Лоренцо, то явно не эти соображения – лейтмотив «печальной повести».

Дурдом?

Известно, что заботливая культурная общественность стремится подрастающее поколение воспитывать. Поэтому, например, произведения, пропагандирующие культ жестокости и насилия, преследуются аж по Уголовному кодексу.

Ладно, это понятно, хотя в реальности ничего такого не делается.

Даже порнографию, под которой в массе подразумевается лишь правдивое, но нарушающее культурные условности наших лет изображение безобидных и взаимно приятных половых контактов, и ту культурная общественность стремится изъять из поля зрения тех, кому все только предстоит.

По-моему, это благоглупость.

Но та же самая общественность одобряет и поддерживает культ романтической любви, самый яркий пример которой – только что упомянутый, восхищающий всех любовный триллер про Рому и Юлю, в котором Шекспир высокособлазнительно описывает их тяжелую душевную болезнь, закончившуюся самоубийством. И этот культ – наркотически соблазнительный, несущий неврозы и смерть культ – не только не подпадает под действие УК, но руками все той же общественности воздвигается на самое почетное место Культурного Образца и воодушевляет к безумствам все новые поколения.

Дурдом?

Гениальная гипотеза

Впрочем, в этом же, кроме Дурдома, можно увидеть и другое, а именно – великолепный ход живого общества, борющегося за свое счастье и просто самосохранение. Похоже, пропаганда любви как безумства и душевной болезни неслучайна и по-своему осмысленна.

Действительно, ведь наше общество – в глупой ситуации: с одной стороны, половая близость является и основой человеческой жизни, и просто колоссальным источником наслаждения, с другой же стороны, секс из человеческой жизни нашей церковно-христианской моралью всячески изгоняется.

Соответственно, пока блюду мораль – лишаю себя секса. Разрешаю себе секс – мораль бьет меня чувством вины. Тупик?

Да, но есть лазейка: то, что моралью не разрешается трезвому и душевноздоровому человеку, вынужденно позволяется опьяненному, безумному и душевнобольному. И люди нашли выход: влюбляясь, то есть становясь душевнобольным, каждый заинтересованный получает разрешение на обход запретов морали.

Если я Ее хочу просто так, то заявить об этом прямо мораль мне не позволит. А если я в Нее влюблен, теперь мне можно. Влюбленному прощается гораздо больше, безумно влюбленному мораль вообще не писана.

И все в порядке. Так ЛЮБОВЬ оказалась УДОБНЫМ И ОФИЦИАЛЬНО ПРИЗНАННЫМ СПОСОБОМ ОБМАНА ДУРНОЙ МОРАЛИ. Только для этого она и нужна, для этого и пропагандируется.

Кстати, в культурах, где секс живет как нормальная часть нормальной жизни и разрешен на тех же основаниях, что и любые другие формы человеческих контактов, такого ажиотажа вокруг любви никогда не было и нет. Вместо ее воспевания характерно терпимое отношение к любви – да, бывает, но это не страшно. Да, глупо, но не все же умнеют сразу.

Любовь и свобода

Свобода – это рабство?

Хрестоматийное, на уровне школьных учебников, определение любви таково: «Любовь – это единство трех влечений. Влечение души порождает интерес, влечение ума – уважение, влечение тела – страсть. Все вместе порождает любовь».

На мой взгляд, это возмутительное понимание Любви. Это что-то на уровне оруэлловских лозунгов «Свобода – это рабство». Берется Любовь как высшее проявление человеческой свободы и активности и тут же определяется через влечение, то есть форму несвободы, форму подчинения.

Тебя влечет – где твоя свобода, человек? Не ты решил быть с ней, тебя не спрашивали, ты к ней привязан. Не ты выбрал ее – тебя к ней влечет, тащит, бросает.

Но этого мало. Оказывается, здесь, в Любви, вместо одного влечения, вместо одной порабощающей тебя силы должно быть целых три. По сути, это восхищение тройным рабством: «Любить – это значит находиться под игом трех влечений!»

Вы знаете, что-то не хочется.

Вас, как раба, что-то неодолимо тянет – и, когда страдая, а когда гордясь, вы называете это Любовью? Я не согласен и не буду высоким словом «Любовь» называть любую форму рабства. Моя Любовь живет только в царстве моей Свободы. Это то, что делаю Я, мой дар и моя воля, а не то, что происходит со мной или вытаскивается из меня посторонними силами.