Финал всего этого

– И часто он?

– Спит с кем попало?

– Бьет тебя.

Она пожала плечами.

– Часто. И то, и другое, хочу я сказать.

– Почему ты не уйдешь от него?

– Потому что он меня убьет.

– Господи, Эми, это смешно. Ты можешь прибегнуть к защите закона.

– По-твоему, закон остановит Рэнди? Особенно когда он пьян?
– Она вздохнула.
– Просто не знаю, что мне делать.

Я вернулся, чтобы украсть эту женщину у мужа. Но теперь я не хотел ее красть. Даже позаимствовать ее не хотел. Мне было только жаль ее, и я несколько растерялся.

– Ну, а теперь расскажи мне про Кендру.

– Я люблю ее.

– До чего же, мать твою, чудесно, Роджер. Просто чудесно, мать твою.

– Я знаю, что много старше ее, но...

– А, Бога ради, Роджер! Не в этом дело.

– Разве?

– Разумеется. Подойди и сядь.

– Рядом с тобой?

– Вот именно.

Я подошел и сел. Рядом с ней. От нее пахло изумительно. Тем же одеколоном, которым пользовалась Кендра.

Она взяла меня за руку.

– Роджер, я хочу спать с тобой.

– По-моему, это не такая уж удачная мысль.

– Все эти годы ты был влюблен в меня. Это нечестно.

– Что нечестно?

– Ты должен был и дальше любить меня. Так ведь положено.

– Что положено?

– Ну, ты знаешь. Романтическая любовь до конца жизни. Мы же с тобой романтики, Роджер. Ты и я. Кендра больше похожа на отца. Секс и ничего больше.

– Ты спала с ее мальчиком.

– Только потому, что мне было страшно и одиноко. Рэнди как раз избил меня сильнее обычного. Я чувствовала себя такой беспомощной! Мне необходимо было хоть на что-то опереться. Ну, ты понимаешь. Почувствовать, что я женщина. Что кто-то меня хочет.
– Она взяла обе мои руки, поднесла их к губам и нежно поцеловала. Я ничего не мог с собой поделать. Она начинала воздействовать на меня именно так, как рассчитывала.
– Я хочу, чтобы ты снова был влюблен в меня. Я помогу тебе забыть Кендру. Я, правда, сумею.

– Я не хочу забывать Кендру.

– Если копнуть, она такая же, как Рэнди. Потаскушка. Она разобьет тебе сердце. Нет, правда.

Она вложила в рот два моих пальца и начала их посасывать.

В постели она была очень хороша, возможно, в техническом смысле лучше Кендры. Но она не была Кендрой, и этим все исчерпывалось.

Мы лежали в последних отблесках серого дня. И поднялся ветер - внезапно резкий зимний ветер, а она попыталась возбудить меня во второй раз, но без толку. Я хотел Кендру. И она знала, что я хочу Кендру.

Во всем этом было нечто невыразимо печальное. Она была права. Романтичной любви - тому кинороману в цвете, о котором я грезил - следует, вопреки всякому вероятию, длиться вечно, как в рассказах Ф.Скотта Фицджеральда. Но нет. И Эми теперь была для меня просто еще одной женщиной с несколько большим числом морщинок, чем я подозревал, с животиком, одновременно и милым, и комичным, с венами, точно выцветшие голубые змейки на бледной плоти ее ног.

И тогда она заплакала, а я мог всего лишь обнять ее, и она напрасно снова пыталась возбудить меня, и поняла, что дело не во мне, а в ней.

– Не понимаю, как я оказалась тут, - наконец сказала она сумеркам, сгущавшимся над холодной серостью Среднего Запада.

– У меня в доме?

– Нет. Тут. Сорока двух, будь они прокляты, лет. С дочерью, которая крадет единственного мужчину, по-настоящему меня любившего.
– А потом она сказала, а глаза у нее были ледяными, как зимняя луна.

– Но, может, все не получится тютю блядски утю, как она рассчитывает.

Позднее мне пришлось вспомнить про это - про тютю блядски утю, имею я в виду.

Кендра пришла в тот же вечер в девять. И первые полчаса я занимался с ней любовью, а вторые пытался решить, рассказать ей про то, что ее мать приходила ко мне, или нет.

Позднее, перед топящимся камином с замечательным старым "черным" фильмом "Шансы против наступления завтра", мы во второй раз занялись любовью, и вот тогда, лежа в милой прохладе ее рук, когда наши запахи и выделения слились воедино, я сказал:

– Сегодня сюда приходила Эми.

Она напряглась. Вся.

– Зачем?

– Это непросто объяснить.

– Стерва! Я так и знала.

– Что она придет сюда?

– Что придет и повиснет на тебе. Что и было, так?

– Так.

– Но ты не...

Мне ни разу не приходилось лгать ей прежде, и это оказалось гораздо труднее, чем я предполагал.

– Иногда все вырывается из-под контроля...

– Блядство!

– Я хочу сказать, без всякого намерения, случается...

– Блядство, - повторила она.
– Ты ее трахнул, так?

– Из самых лучших побуждений, ты...

– Перестань вякать. Просто скажи это. Скажи, что ты ее трахнул.

– Я ее трахнул.

– Как ты мог?

– Я не хотел.

– Конечно.

– И я смог только раз. Второго не было.

– Как благородно.

– И я сразу же об этом пожалел.

– Эми говорила мне, что ты, когда выглядел урод уродом, был одним из самых прелестных людей, каких она когда-либо знала.

Она встала, воплощение красоты, бесстыдно нагая, и направилась в спальню.

– Лучше бы ты оставил свое лицо безобразным, Роджер. Тогда бы твоя душа осталась прекрасной.

Несколько секунд я пролежал, раздумывая над ее словами, а потом ринулся в спальню.

Она одевалась с бешеной торопливостью. Но еще не успела застегнуть бюстгальтер. Только одна грудь скрылась в чашечке. Вторая выглядела одинокой и необыкновенно милой. Мне нестерпимо захотелось расцеловать ее и потетешить, как младенца.

Но тут я вспомнил, зачем оказался здесь.

– Полная чушь, и ты это знаешь.

– Что - чушь?
– сказала она, убирая в чашечку вторую грудь. На ней уже были колготки, но юбку она еще не надела.

– Да все это дерьмо, будто мне следовало оставить свое лицо безобразным, чтобы моя душа осталась прекрасной. Не подвергнись я пластической хирургии, ни ты, ни твоя мать даже не поглядели бы на меня.

– Неправда!

Я улыбнулся.

– Черт! Не отрицай, Кендра. Ты красавица. И не стала бы связываться с уродом.

– Послушать тебя, так я полная пустышка.

– Кендра, это же глупо. Спать с Эми мне не следовало, и я сожалею.

– Меня удивляет только одно: как это она еще мне ничего не сказала. Наверное, выжидает момента поэффектнее. И в ее версии, не сомневаюсь, ты бросишь ее на кровать и изнасилуешь. Вот что сказал ей мой отец в тот вечер, когда она застукала нас вместе. Что это я хотела...