Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе

Родители часто склонны думать, что хорошо знают своих детей и воспринимают их как должное. Раньше ничего не случалось – значит, и потом ничего не случится. Они ежедневно видят своих детей, не замечая в них перемены, и считают, что родительская любовь защищает их от любого зла. Мэри, хорошая девочка, немного сумасбродная, – что плохого может с ней случиться? Джон, прямодушный и уравновешенный мальчик, – как он может попасть в беду? Внезапное проявление дурных наклонностей у ребенка вызывает изумление большинства родителей: «Как? Мой Джон? Моя Мэри? Не может быть!» Может. Очень даже может и часто случается. Некоторые родители мгновенно ожесточаются из-за недостатка опыта или понимания. Они чувствуют себя униженными – ведь они были столь заботливы и самоотверженны! Другие смиряются с ненадежностью и непредсказуемостью жизни – с таинством нашего бытия. Третьи, получившие суровые жизненные уроки или наделенные пониманием и дальновидностью, видят в этом очередное проявление непостижимого процесса, который мы называем личной жизнью. Хорошо понимая, что напрасно идти наперекор этому, если не искать хитроумных ходов, они принимают смиренный вид и заключают временное перемирие. Все мы знаем, что в жизни нет простых решений, по крайней мере, все, кто умеет думать. Остальные суетятся, изображают громогласную ярость, которая ни к чему не приводит.

Поэтому Эдвард Батлер, будучи человеком острого ума и сурового жизненного опыта, сейчас стоял в дверях, держа в крепкой руке листок дешевой бумаги с чудовищным обвинением в адрес его дочери. Он вспомнил ее совсем маленькой девочкой – она была его старшей дочкой – и нежность, какую он испытывал к ней всегда. Она была чудесным ребенком: ее рыжевато-золотистая головка много раз покоилась у него на груди, а его грубые пальцы тысячу раз гладили ее мягкие щечки. Эйлин – его замечательная, своенравная двадцатитрехлетняя дочь! Он терялся в мрачных, печальных, неясных догадках, не зная, что думать, что говорить, что делать. Эйлин, Эйлин! Его Эйлин! Если мать узнает, это разобьет ее сердце! Нет, она не должна знать!

Отцовское сердце! Человеческий разум блуждает по разным тропам и закоулкам привязанности. Любовь матери всеобъемлющая, покровительственная, эгоистичная и одновременно бескорыстная. Она сосредоточена на своем ребенке. Любовь мужа к жене или влюбленного к своей милой – это нежные узы согласия или взаимного обмена в любовном поединке. Любовь отца к сыну или дочери, если она вообще существует, – это большое и щедрое чувство, желание отдавать, не думая о благодарности, это приятие и прощение неугомонного странника, которого хочется защищать, недостатки и неудачи которого взывают к жалости, а достоинства и достижения заставляют гордиться. Это прекрасное, великодушное, спокойное чувство, которое редко выдвигает непомерные запросы и стремится к изобильной самоотдаче. «Мой сын добился успеха! Моя дочь будет счастлива!» Кто не слышал эти откровения, кто не был свидетелем такого проявления отцовской любви и нежности?

Пока Батлер ехал в центр города, его медлительный и в некоторых отношениях простоватый ум со всей возможной быстротой перебирал возможности этого неожиданного, прискорбного и тревожного открытия. Почему Каупервуд не мог довольствоваться своей собственной женой? Зачем он вторгся в дом Батлера и вступил в тайную связь? В какой мере виновата Эйлин? Она и сама обладала немалой силой. Она должна была понимать, что делает. Она была доброй католичкой, или, по крайней мере, ее воспитывали в таком духе. Все эти годы она регулярно причащалась и ходила на исповедь. Правда, в последнее время Батлер стал замечать, что она не так часто посещает церковь. Иногда она находила отговорки и оставалась дома по воскресеньям, но, как правило, все же отправлялась туда. А теперь… Тут его мысли уперлись в тупик, так что ему пришлось мысленно вернуться к началу.

Он медленно поднялся по лестнице в свою контору. Войдя внутрь, он опустился в кресло и погрузился в тяжкое раздумье. Пробило десять часов, потом одиннадцать. Его сын пришел с какими-то насущными вопросами, но, обнаружив отца в плохом настроении, удалился, предоставив Батлера собственным мыслям. Пробил полдень, затем час дня, а он все сидел и думал, когда было объявлено о прибытии Каупервуда.

Не застав Батлера дома и не встретившись с Эйлин, Каупервуд поспешил к нему в контору. Первый этаж был разделен на обычные каморки для бухгалтеров, управляющих трамвайными линиями, финансовой и кассовой документации и так далее. Оуэн Батлер и его отец имели небольшие, но приятно меблированные кабинеты в задней части здания, откуда они руководили компанией.

Разным человеческим несчастьям часто предшествуют странные предчувствия, так и во время этой поездки он думал об Эйлин. Он думал о необычности своей связи с ней и еще о том, что сейчас он едет к ее отцу за поддержкой. Поднимаясь по лестнице, он ощущал неуместность своего визита, но не придал этому значения. Одного взгляда на Батлера было достаточно, чтобы понять, что случилось неладное. Старик не выглядел дружелюбно; он смотрел исподлобья, и в чертах его лица появилась особая угрюмость, которой Каупервуд не мог припомнить раньше. Он сразу же понял, что дело не только в намерении отказать ему и востребовать долг. Тогда в чем же? Эйлин? Должно быть. Кто-то на что-то намекнул. Их видели вместе. Но даже так, ничего нельзя было доказать. Он не давал Батлеру ни одного повода для подозрений. Теперь, разумеется, деньги придется вернуть. Что касается дополнительного займа, на который он рассчитывал, то еще до того, как они обменялись первыми словами, стало ясно, что это бесполезно.

– Я пришел насчет вашего займа, мистер Батлер, – оживленно произнес он в своей прежней беспечной манере. Судя по выражению его лица, невозможно было сказать, что он ожидает чего-то необычного.

Батлер, который был один в своем кабинете. – Оуэн отлучился в соседнюю комнату, – уставился на него из-под кустистых бровей.

– Мне нужны мои деньги, – с раздражением заявил он.

Старинная ирландская ярость внезапно всколыхнулась в груди старика, и он пронзил взглядом этого беззаботного щеголя, похитившего честь его дочери.

– Судя по тому, как обстояли дела сегодня утром, я подумал, что вы захотите вернуть их, – тихо ответил Каупервуд без малейших колебаний. – Как видно, акции лежат на дне.

– Да, они лежит на дне и, думаю, не скоро поднимутся. Я должен получить то, что мне причитается, и немедленно. У меня нет времени.

– Хорошо, – отозвался Каупервуд, чувствующий шаткость своего положения. Старик был в дурном настроении. Присутствие Фрэнка явно раздражало его, и можно было ожидать худшего. Каупервуд все больше понимал, что дело в Эйлин, что Батлер что-то знает или о чем-то догадывается.

Теперь следовало напустить на себя деловой вид и покончить с этим.

– Прошу прощения. Я полагал, что получу отсрочку, но все в порядке. Я могу достать деньги, и скоро вы получите их.

Он повернулся и быстро направился к двери.

Батлер встал. Он рассчитывал, что дело обернется иначе. Ему хотелось разоблачить этого человека или даже ударить его. Он был готов сделать недвусмысленный намек, требующий ответа, или выдвинуть резкое обвинение. Но Каупервуд появился и ушел, такой же любезный и уверенный в себе, как обычно.

Батлер был сбит с толку, разъярен и разочарован. Он распахнул дверь, ведущую в соседнюю комнату, и позвал:

– Оуэн!

– Да, отец.

– Пошли кого-нибудь в контору Каупервуда, пусть заберут деньги.

– Ты решил забрать свой вклад?

– Так и есть.

Оуэн был озадачен сердитым тоном отца. Он гадал, что это может означать, и решил, что с Каупервудом не помешает перекинуться несколькими словами. Вернувшись к своему столу, он набросал записку и вызвал клерка. Батлер подошел к окну и выглянул на улицу. Он был рассержен, ожесточен и преисполнен горечи.

– Собака! – тихо воскликнул он. – Я раздену его до нитки, я разорю его! Клянусь, я отправлю его за решетку! Я покончу с ним, только дай срок!

Он сжал кулаки и стиснул зубы.

– Я ему покажу. Я его уничтожу. Собака, мерзавец!

Еще никогда в жизни он не был в таком бешенстве и не желал мести с большей силой.

Он шагал по кабинету, размышляя, что можно сделать. Нужно допросить Эйлин – вот что он сделает. Если ее слова или выражение ее лица подтвердят его подозрение, он разберется с Каупервудом. Дальше оставалось разобраться с городским казначеем. Его связь с Каупервудом сама по себе не являлась преступлением, но можно преподнести это как преступление.