Финита ля комедиа

— Отравлении? — Булавин побледнел и раздавил в руках папиросу. — Полину отравили? Вы совершенно ответственно об этом заявляете?

— Ответственнее некуда! Яд ей подсунули под видом зубных капель. Полина Аркадьевна решила вечером прополоскать рот, и…

— Господи, — Булавин осенил себя широким крестом, — Поленька! Перед кем же ты так провинилась?

— Мы проверили всех, Савва Андреевич! Простите, но вашу жену, и вашу дочь, и Катю Луневскую в первую очередь… Все три близкие вам женщины ненавидели Полину Аркадьевну и могли бы желать ее смерти, но, на их счастье, они в это время находились вне города. Хотя мы не сбросили со счетов версию, что они способны нанять убийцу и на время уехать. Так что следствие пока продолжается…

— Но тогда непонятно, в чем же провинились Анна Владимировна и Раиса Ивановна? Я с ними даже не флиртовал никогда, а Каневскую и вовсе едва выносил?

— Это обстоятельство и позволяет нам сомневаться в виновности ваших близких и тем более Кати Луневской. По слухам, она абсолютно счастлива с молодым Шелковниковым.

— Да, и ветер им в паруса! — махнул рукой Булавин. — Мне, право, очень неприятно о ней вспоминать.

— Нельзя отказываться и от той версии, что кому-то, по неясной пока причине, очень хочется не допустить открытия театра. Вполне вероятно, желают досадить, вернее, отомстить вам, и мы не исключаем, что меч действительно занесен над вашей головой. К тому же, вы сами об этом сказали, премьерный спектакль на грани провала. И мы вынуждены просить вас поступить следующим образом… — Тартищев пододвинул Булавину лист бумаги. — Читайте, но все должно остаться в секрете. Вы понимаете, во что это может вылиться, если убийца разгадает наши уловки?

— Понимаю, — Булавин отодвинул бумагу, застегнул сюртук на все пуговицы и поднялся с кресла. — Я еду сейчас же. Я — человек рисковый, и поступлю именно так, как вы того хотите.

Тартищев поднялся с кресла следом за ним, крепко пожал протянутую руку промышленника и пожелал:

— С богом, Савва Андреевич! Удачи вам! И нам в том числе!

Глава 23

— Ты сошел с ума! — голос Анастасии Васильевны звенел от негодования. — Лиза играет в любительском театре. А любительский и профессиональный театр — это два совершенно несовместимых понятия! Если бы ты хоть единожды посетил их спектакль, то, наверное, столь абсурдные идеи даже не посмели появиться в твоей голове!

— Прямо у меня есть время их спектакли посещать! — вздохнул Федор Михайлович. — У меня голова о другом болит! Каждый день то Батьянов, то Хворостьянов меня мордой об стол, как последнего щенка, тычут, а то и на пару пытаются! Сроду такого не бывало, чтобы убийца столько народу положил, а мы почти ничего о нем не знаем.

— Вот-вот, — еще больше рассердилась Анастасия Васильевна, — вы ничего о нем не знаете, а по городу какие только слухи и домыслы не носятся о его грядущих злодеяниях. И что о полиции говорят, врагу не пожелаю знать! Я уже из дома перестала выезжать, чтобы этих разговоров не слышать.

— Чего-чего, а на обывательские шепотки и сплетни мне наплевать и забыть! — буркнул Федор Михайлович и вопросительно посмотрел на жену:

— Настя, я тебя очень прошу, поговори с Лизой! У нас нет другого выхода! Через два дня открытие театра! Завтра приезжает Великий князь со своей свитой, масса других важных и влиятельных гостей ожидается…

— Нет, вы и вправду сдурели, сударь мой? — Анастасия Васильевна с изумлением всплеснула руками. — Наша Лиза в премьерном спектакле? На большой сцене? Там, где выступала сама Муромцева? Ушакова? Та же Каневская? Да в городе же все от смеха умрут, когда про такой пассаж узнают. Представляю эти пересуды: «Тартищев убийцу не сумел поймать, но весьма удачно пристроил в театр свою дочь!» А газеты?

Твой же разлюбезный Желток весь ехидством изойдет!

«Тартищев залатал дыру в труппе своей дочерью!» Тебе хочется подобной славы? Тебе хочется унижения собственной дочери?

— Настя, — сжав зубы, Тартищев пытался урезонить расходившуюся жену, — поверь, я не хочу, я не желаю ничьего унижения, но участие Лизы в спектакле необходимо! Я не могу объяснить тебе деталей, потому что это не моя тайна. Мы посовещались, в том числе и с Булавиным, и с театральным начальством, и решили, что лучший вариант не допустить срыва спектакля, сыграть в нем Лизе. К слову, Турумин как-то раз видел ее в одном из любительских спектаклей и сказал, что она была очень не дурна в своей роли, да и собой весьма мила. Сейчас я просто свожу ее на просмотр. Возможно, ты окажешься права, и у нее ничего не получится.

Но посмотреть ее надо! На репетиции будет сам Булавин! На нее посмотрит Турумин. От них зависит окончательное решение! Ты ведь не хочешь, чтобы праздник сорвался?

— Конечно, я этого не хочу, — вздохнула Анастасия Васильевна. Обняв мужа за шею, она поцеловала его в щеку. — Но более всего я хочу, чтобы ты скорее поймал убийцу. Возможно, тогда мы будем видеть тебя чаще. Мы с Лизой давно хотим устроить семейный вечер. Пригласить Лидию Николаевну с Алешей, Ивана с Машей. Столы можно будет накрыть уже не в столовой, а в саду…

— В саду комаров только кормить, — Федор Михайлович обнял жену за талию, притянул к себе и, заглянув в глаза, строго спросил:

— Но все же, как с Лизой?

Анастасия Васильевна положила ему руки на плечи, мгновение всматривалась в его лицо, потом покачала головой:

— Ты неисправим! И совершенно не слушаешь меня, если дело касается каких-то семейных дел. Я, конечно, поговорю с Лизой и постараюсь ее убедить поехать на просмотр. Но не думаю, что это будет легко!

Она умная девушка и вполне трезво оценивает свои способности. И вообще, я хотела обсудить сегодня одно внезапно всплывшее обстоятельство…

— Вечером, — быстро сказал Федор Михайлович, — обо всех обстоятельствах вечером! А сейчас иди и немедленно поговори с Лизой. — Он посмотрел на часы. — Мы и так уже опаздываем.

Анастасия Васильевна убрала руки с его плеч и медленно отстранилась.

— Вечером? — она печально улыбнулась. — Скорее ночью… Но ночью я обычно сплю. А ведь бывает, ты и под утро приходишь!

— Настя, — Тартищев насупился, — я тебя предупреждал! Быть женой полицейского отнюдь не сахар!

К тому же я терпеть не могу выяснять отношения!

Я люблю тебя, люблю Лизу… Я рад, что вы подружились! Я спокоен за свой дом и с радостью в него возвращаюсь! Но поступиться службой в угоду бабьим капризам, увы, не могу!

— Выходит, то, что мы скучаем по тебе, беспокоимся, переживаем, ты называешь бабьими капризами? — Анастасия Васильевна побледнела. — Тебе доставляет удовольствие меня оскорблять? С каких это пор? Учти, я не привыкла к подобному отношению! И в следующий раз, будь добр, выбирай выражения, когда разговор заходит обо мне или твоей дочери! Мы не марионетки, которых ты дергаешь за веревочки в угоду своим служебным интересам! Конечно, я пойду сейчас и поговорю с Лизой, но ты должен мне пообещать, что ни один волос не упадет с ее головы! И даже секунду она не будет подвергаться опасности! Она — твоя единственная дочь!

И мне очень печально напоминать тебе об этом!

Сердито сверкнув на него глазами, Анастасия Васильевна вышла из спальни, в которой супруги так редко засыпали и просыпались вместе. Федор Михайлович с облегчением перевел дух, снял пижаму и переоделся для службы. Стоя перед зеркалом, он расчесал усы, погладил ладонью слегка отросшую щетину на голове, раздумывая, оставить ли ее до завтра или все-таки зайти к парикмахеру. Но ничего не решил, потому что все его, мысли были заняты предстоящими событиями. Получится ли все так, как задумали? Не даст ли сбоя, не порвется ли в силу неожиданных препятствий или непредвиденной ситуации цепочка, вернее, аркан, который они приготовились набросить на шею убийце. Или опять пустышка? Опять все усилия окажутся напрасны?