Финское солнце
Шрифт:
И тут Эса осознал, что и сам остался за старшего, что от статьи, которую он пока не написал, но еще напишет, зависит настроение многих и многих. И что если он объявит, что ничего страшного с «Домом» не происходит, его жильцам хоть немного полегчает. Они решат, что раз Аэрро не умер в доме, подпирающем шпилем небо, а разбился где-то там в Полинезии, значит, мир схлопывается не над их головами, а тоже в Полинезии. А потом они вспомнят, что Каппа утонул в подводной лодке «Пусть», а не в «Спасательной шлюпке», и еще более успокоятся. Они подумают, что где-то далеко от Нижнего Хутора, в Норвегии, к примеру, беда случиться может, а здесь, в Нижнем Хуторе, мир еще кто-то держит на своих плечах. Может, Кайса
Впервые в жизни Эса подумал, что он из журналиста превратился в демиурга. Он стал не хуже писателя Оверьмне, и в его руках вдруг оказались магические ключи от мира. Эса даже ощутил их вспотевшими разом ладонями. А в пересохшем рту уловил чуть солоноватый металлический привкус слов и крови, будто он слюнявил бородки этих ключей. И просто физически ощутил, что именно его слова могут повлиять на мир, как-то изменить его. Почувствовал, как важны его мысли и какая большая ответственность лежит у него на плечах.
Помотав головой, Эса поспешил успокоить руки, вытерев о рычаг переключения передач влажные ладони и вцепившись в руль. Машина тихо тронулась и поехала мимо «Дома» и его жителей, мимо фонарных столбов, похожих на виселицы, мимо темных витрин и склонившихся, как под гильотиной, придорожных кустов. Впереди была долгая дорога по ночному Нижнему Хутору, где каждый дом строился так, чтобы люди, привыкшие ходить друг к другу в гости, зажили отдельно, словно на выселках. Но всё же находили в себе силы любить, ждать и надеяться.
История восьмая
Что нам дает вода
Очередь за зарплатой, очередь за огурцами и капустным листом, очередь за квасом и чесноком, очередь в детский сад и ясли, очередь в модный клуб и грязный паб, очередь за презервативами и эластичными бинтами в аптеке, очередь за талоном в поликлинику, очередь за местом на кладбище, но прежде – очередь к гробовщику. Половину своей жизни хуторяне проторчали в очередях за луковой шелухой. И вот наступил великий день. Тот день, которого ждали многие жители Нижнего Хутора, всеми правдами и неправдами – кто-то мысленно, а кто-то подсознательно – поторапливая время.
День, который, казалось бы, не предвещал ничего особенного и начался обыденно, как все прочие дни. День, в который Антти, как обычно, выполз из своей холостяцкой берлоги и поплелся на нудную работу. По пути в офис Антти купил в киоске «Нижний Хутор Индепендент» с очередным шедевром местного журналиста Эсы. Листая таблоид, Антти заметил в окно трамвая, как точно такую же газетку впаривает расфуфыренной Кайсе снующий среди машин мальчик Вестте. Низко посаженный малиновый «порше-кайен» Кайсы стоял на светофоре, и Антти отлично видел, что газету она распахнула не на статье, объясняющей странные происшествия в «Доме». Быстро пролистав таблоид и внимательно прочтя полосы с рекламой, Кайса достала из косметички помаду и обвела кружком рекламу очистителя воздуха и кондиционера.
От красной машины, от красного пальто, от красной помады и от того, что вот он трясется в трамвае номер один, а Кайса, будучи не работницей, а любовницей его босса, едет на «порше», на душе у Антти стало совсем паршиво. Ведь эту тачку Суммо Хаппонен подарил ей со своих сверхприбылей, и стоит она так дорого, что Антти не заработает и вполовину, даже если будет вкалывать на Хаппонена всю жизнь без выходных.
Думая так, Антти мрачнел с каждой минутой. И уже через несколько крутых поворотов и резких
остановок всё вокруг стало ему противно и мерзостно. Ни с того ни с сего его начали раздражать лица пассажиров, да так сильно, что он готов был плевать в них, бить кулаками и даже ногами. Он просто не мог больше пребывать в этой точке времени и пространства. Проще говоря, в трамвае первого маршрута.Какой-то психоз заставлял нервы Антти скручиваться в клубок, вил из них веревки. Точнее, петлю. Антти вдруг ощутил невыносимое удушье и выскочил из трамвая на остановке «Еловый сквер», прозванной в народе «Скверная ель».
Присев под этой самой скверной голубой елью и скверным серым небом, Антти начал понемногу приходить в себя, одновременно осознавая, что никакая в мире сила не заставит его ехать на трамвае первого маршрута и подниматься в лифте в опротивевший офис. Никакая сила не заставит его общаться с боссом Суммо и клерком Сулло, выслушивать от них многозначительную ерунду и бессмысленные поучения. А иначе он, Антти, за себя не поручится. Иначе он, Антти, принесет дедушкин дробовик и разнесет контору Хаппоненов к едрене фене, то есть на мелкие щепки.
Свежий ветерок щекотал ноздри Антти. Над головой щебетали дрозды и скворцы, и ему вспомнилось, как щебечут обо всякой ерунде его сослуживицы. О-о с какой радостью он прямо сейчас продырявил бы их пустые болтливые головы, чтобы в тесном офисе Хаппоненов со всеми его добровольными затворниками хоть на минуту стало тихо и свежо! С какой радостью он разогнал бы по углам всех этих кошелок, загнал бы их под столы и стулья, чтобы ничто не засоряло пространство и не мешало ветру спокойно гулять по комнатам. Но больше всего Антти хотелось убить Кайсу. Во-первых, чтобы насолить боссу, а во вторых, чтобы отомстить за друга Рокси, который был не от мира сего и гулял сам по себе.
А пока Антти рассуждал, что если он сегодня же не плюнет на работу, то сойдет с ума и его упекут не в дурдом, так в тюрьму – хотя дурдом, пожалуй, стал бы для него спасением, – пассажиры первого маршрута в дурдоме уже пребывали. Ведь общественный транспорт – та же очередь, только массовая, когда вперед пускают не подушно, а группами.
В «час пик» сесть в трамвай не так уж просто. А уж если он застрянет в пробке, он сожрет добрую половину твоего времени, как то чудовище-проглот. И аватаром этого чудовища была, конечно, кондуктор Пелле.
Да и пассажиры не лучше. Некоторые из них, как, например, Вессо Хаппонен, едва зайдя в трамвай, сразу ищут какого-нибудь живчика, чтобы подпитаться его энергией, высосать из соседа последние соки… Вот он осматривает салон трамвая и выбирает для себя очередную жертву. На сей раз это забившийся в угол трамвая худенький бледный юноша Субти, который всю неделю копил силы и энергию для своего научного руководителя и дамы сердца Гранде. И вот теперь Субти едет к Гранде, чтобы удивить ее своей крутой начитанностью и недетской мачистостью. Но по пути его перехватывает матерый вампир Вессо Хаппонен.
– Чего проход перегородил? Мешаешь тут циркуляции воздуха! – почувствовав неладное, кричит буржую Пелле, в то время как Хилья и Вилья так и зовут глазками: иди, мол, сюда, Хаппонен, иди поближе к нам. Потому что Хилья и Вилья поопытнее и поголоднее самого Вессо.
– А ты чего ко мне прижимаешься?! – кричит Пелле на Субти, в то время как тот инстинктивно ищет в ее бюсте защиты. – Долго мне ждать, когда ты проезд оплатишь?!
– Ты такая… большая, что к тебе весь трамвай прижимается! – набравшись храбрости, отвечает Субти. Он уже давно присматривается к пышнотелой Пелле и давно задумывается, стоит ли ездить через весь город к Гранде, если аппетитная Пелле сама приезжает к нему с каждым новым адовым кругом.