Фирма приключений
Шрифт:
– Как, как ты сказал? Гриппски?! – встрепенулся Кахиня. – Не та ли это Гриппски, которую зовут Аделаида и которую в некоторых джентльменских кругах, не будем уточнять, каких именно, до замужества звали Идка-вонючка? Хорошее прозвище, не так ли, господа? Вонючка Гриппски, она же Скунсиха!
– Я с ней не в таких отношениях, – сказал Серпино, – чтобы знать ее прошлое. Но зовут ее действительно Аделаида. Так на что ты намекаешь. Карел, и что за сим следует?
– Ничего особенного, – пожал плечами Кахиня. – Фред, будь другом, облегчи совесть, заткни свои нежные уши! Ну а теперь начнем взрослый разговор. Пусть Гард заглянет в свои давние календари, найдет там небольшой сюжет – и дело в шляпе!
– Прелестно, –
– В дружеских, проклятый законник и чистоплюй, в дружеских! – взревел Кахиня. – Господи, куда катится мир! Можно подумать, что люди вплетают в свои биографии интимные сюжетики для музеев святого зачатия непорочных криминалистов!
– Какие музеи? – вдруг сказал Шмерль. – Какие календари? При чем тут зачатие?! Профессор, объясни мне, что там за календари с сюжетами у комиссара?
– Шмерлюшко, дорогой мой. – Кахиня встал и обнял его за плечи. – От Аделаиды, которая «вонючка», зависит, сможет ли наш незабвенный Фред Честер занять место в редакции, которое даст ему возможность обеспечить относительно приличную жизнь своей любимой и тоже незабвенной Линде, а от нашего комиссара, в свою очередь, зависит…
– Тогда почему же он…
– Сукины дети, – выругался Гард. – И вы же меня еще осуждаете!
– Да, осуждаем, – веско проговорил Рольф Бейли. – Потому что ты видишь или предпочитаешь видеть только одно решение этого нехитрого морального уравнения, тогда как их несколько.
– Слушайте Науку, слушайте! – вскричал Кахиня. – Ее устами глаголет Истина!
Профессор остановил его плавным движением руки:
– Не очень морально копаться в чужом грязном белье, лучше торговать чистым, как это делает наш Валери Шмерль, тут я совершенно с комиссаром согласен. Но, господа, всякая истина конкретна. Поставим вопрос так, как он должен стоять. Закон обязан торжествовать, зло должно быть наказано, аксиоматично, не так ли? Однако в реальности мы наблюдаем другую картину. В частности, мелкое зло в лице мадам Гриппски, судя по всему, обвело закон вокруг пальца и торжествует. В чем тогда состоит нравственный долг порядочного человека и стража закона, каким не без основания считает себя Гард? Конечно же не в умытии рук. Абстрагируясь от конкретных дел нашего друга Фреда Честера, он все равно обязан хотя бы отчасти восстановить справедливость, даже если для этого надо слегка зажать чувствительный к этико-юридическим нюансам и запахам нос. Иначе он фактически и морально становится пособником данной нечистоплотной особы. И вообще, это тот случай, когда высшая цель оправдывает средства. Не так ли, други мои?
– Так! – воскликнул Кахиня.
– Так! – восторженно глядя на профессора, сказал Валери Шмерль. – Все как в учебнике.
Клод Серпино промолчал. Честер давно уже заткнул уши. Гард хмыкнул: внутренне он был в общем согласен, но не любил, когда его «дожимали».
– Спасибо, Рольф, – сказал он с оттенком язвительности. – Послушав твою лекцию, я почувствовал себя лет на двадцать помолодевшим и, как дитя, просветленным.
– Всегда готов помочь ближнему, – поклонился тот.
– Браво! – сказал Кахиня. – Так выпьем же за Науку, которая нам отпускает грехи наши!
– Славно, мальчики, – внезапно рассмеялся Серпино и подмигнул всем, на мгновение превращаясь в того давнего парня, который жил, поплевывая на отцовские миллионы и на всю систему в целом, за исключением разве что Солнечной. – Итак, ребята, роли распределены: Гард лезет в замочную скважину будуара, я его финансово подстраховываю, идейное начало в руках Карела, научное руководство и нравственную чистоту предприятия обеспечивает Рольф, а тебе, Шмерль, придется стоять на стреме…
– Что?! – Валери обвел всех недоуменным
взглядом, чем вызвал общий взрыв хохота. – Да ну вас к черту! Мало того что у меня печень, вы еще отводите мне самую низкую роль. Вот вам! В замочную скважину, как самого пузатого, мы пропихиваем Рольфа, а на шухере пусть стоит Гард, он уж как-нибудь сговорится с полицейскими. Я же, как единственный честный человек, возьму на себя общее руководство.Серпино фыркнул в бокал и замахал руками:
– Хватит, хватит, уморить задумали! У меня же давление поднимается, банкиру же не положено умирать со смеху… Фред, да вынь ты из ушей свои затычки! Поговорим о чем-нибудь нейтральном. Например, о том, скоро ли Гард посадит Кахиню.
– Он меня никогда не посадит, – мгновенно парировал Карел. – И не потому, что он мой друг, а потому, что я его друг! Только это и заставляет меня уважать закон, который он бережет!
– А может быть, ты с возрастом становишься просто умнее и осторожнее? – прогудел Бейли.
– Ха! Умнее! Конечно умнее! А вот осторожнее – вряд ли. Недавно одним движением руки я остановил в шесть часов вечера движение по Центральной улице, заработав при этом сто пятьдесят кларков!
– Это невозможно, – сказал Гард. – Остановить движение в часы пик? На Центральной?!
– Но я это сделал. На пари.
– Интересно, – сказал Гард. – Надеюсь, мы не услышим ничего предосудительного?
– Лично ты услышишь кое-что о тупости полицейских, не более. Итак, в шесть часов вечера я. Карел Кахиня, выхожу с сумкой на плече на середину Центральной улицы и прямо перед радиатором первого же автомобиля ставлю… аптекарский пузырек! Визг тормозов, естественно. Я, как ни в чем не бывало, продолжаю ставить свои пузырьки поперек мостовой. Лавина замерла. Не успел я добраться до осевой линии, ко мне – огонь из ноздрей! – подлетает полиция. Что вы тут делаете?! Как что, отвечаю, разве не видите? Беру пробу воздуха. На предмет загазованности в часы пик! Документы! Пожалуйста. Сую под нос бумагу из министерства…
– Подделка документов, статья семнадцатая, пункт "в", до трех лет тюремного заключения, – процитировал Гард.
– …бумагу из министерства политологии, отдел шумерологии, сектор управления коллапсом.
– Лихо! – не выдержал Гард. – Констатирую: раз нет учреждения, от которого бумаги, нет и подделки документов. Остается нарушение правил уличного движения. Штраф до тридцати кларков.
– А пари было на сто пятьдесят, – уточнил Карел. – У полицейского глаза на лоб, а я ему вежливо: вон та дамочка в сиреневом «ягуаре» собирается раздавить мои газоанализаторы. Отрегулируйте, сержант. Он кинулся к дамочке, я дотянул пузырьки до тротуара, смешался с толпой, и, вы знаете, полицейский еще полчаса держал машины перед моими пузырьками!
– Браво! – сказал Бейли.
– А тысячи людей опоздали на свидания, на похороны, на пикники… – проговорил Гард. – Ох, Карел, плут ты все-таки!
– Меня поражает ваша неосведомленность, господин комиссар. Я – плут?! Да я в подметки не гожусь настоящим пройдохам. Так и быть, пополню образование нашего доброго блюстителя порядка. Вопрос: может ли человек, не нарушая никаких законов, ограбить на улице другого человека?
– Гм, раз это утверждаешь ты, – сказал Гард, – значит, может.
– А как?
– Есть разные способы.
– Нет, ты не увиливай. Какие?
– А чтоб тебя!.. На любой способ ограбления есть статья закона. Сдаюсь.
– Тогда слушай и учись. На безлюдной и темной улице к одиноко идущей даме подходит плечистый мужчина с физиономией Шмерля, снимает шляпу и очень – подчеркиваю: очень! – вежливо просит дать ему взаймы десять кларков. Дамы – почему-то! – дают безотказно, если прежде не падают в обморок… Но разве просьба взаймы, даже у незнакомой дамы, – криминал?!