Фишка
Шрифт:
Ох уж эта вечеринка! Ленке казалось, что все это она уже видела раньше. В американских фильмах о подростках.
Нелепая, почти карнавальная, с налетом пошлости одежда, безудержное веселье, море алкоголя самой разной крепости и, очевидно, как следствие, не совсем нормальные поступки.
Было все: пили, танцевали, опять пили и устроили караоке. Пили и играли в какие-то глупые, но смешные игры. Опять пили и танцевали, но уже на столах и со стриптизом. Потом снова пили и плавали обнаженными в бассейне. Что было дальше, Ленка уже не помнила.
На следующий день она проснулась
Ленка схватила простыню и стала поспешно в нее заматываться, но они просили ее не смущаться: когда переберешь, мол, всякое бывает, они не могут ее ни за что осуждать, все в порядке. На ее вопрос, было ли ночью что-то такое, они только как-то странно пожимали плечами и смущенно переглядывались. Сама она ничего не помнила, а от них так и не смогла ничего добиться. Оставила это на потом. Но в тот же день они уехали в Европу - у них уже давно были билеты на самолет.
После этой вечеринки Ленка была до того растеряна и расстроена, что не могла себе даже представить, как она сможет теперь общаться с Димкой. А в мозгу ее просто гвоздем застрял вопрос: так было что-то в той кровати или не было? Надежда была на то, что когда отпускники вернуться, она все же добьется от них правдивого ответа. Но они задерживались. К тому времени Ленка уже знала, что беременна, но вот от кого? И когда ей сообщили, что они вообще уволились, и что теперь им ищут замену, Ленка окончательно пала духом. Больше всего ее теперь тревожило то, что один из них был негром. Только в самом дальнем уголке ее души теплилась очень слабая надежда на то, что они тогда все трое просто свалились на этой кровати от усталости и выпитого за весь вечер алкоголя и сразу уснули. А ребенок мог быть и от Димки, ведь с ним она провела целую ночь и, в отличие от вечеринки, помнит это.
Ленке ничего не оставалось, как положиться на судьбу - будь что будет. А Димке она решила ничего не говорить до последнего, до самого рождения ребенка, она ведь и сама еще не знала истины. Но когда Симочка сообщила о том, что у Димки будет ребенок от другой, и он на ней женится... Она даже ничего не успела ни понять, ни подумать, только почувствовала, что у нее внутри словно что-то взорвалось.
Истина же открылась ей в тот момент, когда она впервые увидела своего ребенка. Вот теперь, кажется, Ленка знала все ответы на свои вопросы. Только после этого она и рассказала Симочке о той вечеринке.
Реакция подруги была неожиданной. Симочка долго смеялась и махала руками, не в силах остановиться, и только когда смогла успокоиться, сказала:
– Вот уж этого никак не может быть, потому что оба эти отпускника чистые геи. Они женщину никогда и не знали, и это известно всем, даже мне. Они этого и не скрывали. Мало того, в отпуск в Европу они и поехали только затем, чтобы официально оформить свои отношения то ли в Дании, то ли еще где-то. И с работы уволились, потому что им намекнули, что такая семья будет портить репутацию фирмы. Так, оказывается, этого не знала только ты?
В положении Ленки это ничего не меняло. Так что, ей теперь и дальше терзаться мучительными вопросами по поводу того, что произошло? Но вот же он, ребеночек. Зачем теперь размышлять и переживать? Пусть это и покажется кому-то странным, но она и в самом деле очень
любит его. Стоило ей только поднести его к груди.Она понимает, что о Димке, конечно, можно уже и не мечтать. Но она ведь и раньше на него не претендовала. Да и на судьбу ей обижаться не за что - она все же подарила ей те две романтические недели, что они были вместе, и ту последнюю волшебную ночь. С ней навсегда останутся эти воспоминания. Да и с Димкой они могут и видеться, и разговаривать. Пусть просто по-дружески...
Малыш завозился во сне и захныкал. Ленка погладила его, поправила одеяльце, поцеловала его горячий кулачок и обнаружила, что ее щеки мокры от слез.
Димка сдержал свое слово, зашел проведать Ленкиного ребенка. Малышу было заметно лучше, а Ленка держалась намного спокойней и выглядела почти счастливой.
– Лечение надо продолжать, а я буду вас проведывать, - сказал Димка, прослушав ребенка. - Пока все идет нормально. Температуру сегодня мерила?
– Да, утром. 37, 3.
– Вот видишь, уже лучше. Так что не беспокойся. Я еще не знаю, как у меня завтра сложится, в какое время я смогу, но зайду обязательно. А сейчас извини, мне пора.
– Спасибо, Дим. Это ты меня извини, от дел тебя отрываю.
"Эх, - подумал Димка, - если б ты знала, от каких дел. Просто как на плаху иду".
Он и в самом деле уходил от них с тяжелым сердцем. И потому, что ему надо было спешить на эту нелепую свадьбу, и потому, что вдруг почувствовал, как его тянет к Ленке и этому черненькому малышу, и потому, что он ощутил, как он им обоим нужен. Димка опаздывал на собственную свадьбу.
– Никаких свадебных кортежей, - заявил он сразу и родителям, и Зойке, а ей отдельно сказал: - И платье пусть будет поскромнее.
С ребенком у Зойки остались Димкины родители, там же накрывался и свадебный стол. Только для молодоженов, их родителей и свидетелей - Димка вовсе не собирался афишировать это событие.
Он посмотрел на часы и остановил такси. Невеста со своими родителями и свидетели ожидали его в ЗАГСе.
Женька встречал Димку у самых дверей.
– Все уже там, в большом зале, - сказал он, - тебя ждут.
– Да мне бы в туалет и освежиться. Есть еще время.
– Мужской туалет у них ремонтируют. Трубу прорвало. Пойдем, я тебя в дамский проведу, я тут уже все разведал.
Они незаметно пробрались к двери с черным женским силуэтом на ней.
– Мне тоже надо, - сказал Женька, - я ведь здесь уже давно топчусь.
Кабинок оказалось всего две.
– Давай в одну уместимся, - предложил Женька, - а то вдруг кто-нибудь придет, дожидаться будет, а тут мы из обеих кабинок вываливаемся. А в одной, если что, дождемся, чтоб ушли. Я отвернусь, если стесняешься.
– Да брось ты, свои люди. К тому же я все-таки врач, у нас свое отношение к физиологическим потребностям организма, - отшутился Димка, и они заперлись в одной кабинке.
Женька как в воду глядел. "Если что" наступило быстро. Они не успели выйти, как хлопнула дверь, и раздались женские голоса. Один из них был знаком уже обоим.