Физик против вермахта

Тут его прервала громкая трель телефонного звонка. Адъютант схватил трубку, которую положил на место после нескольких минут разговора.

— Это штаб Балтийского флота… — с удивленным выражением лица проговорил он. — Вице-адмирал Трибуц едет…

Через мгновение раздался звонок из областного комитета партии.

— … Жданов едет, Георгий Константинович, — старший лейтенант растерянно сел на стул.

Командующий шумно вздохнул и подошел к плотно зашторенному окну. Происходящие события в свете недавнего разговора со Сталиным выглядели еще более странными. Происходили какие-то события, суть которых еще предстояло осознать. К нему, как командующему обороной города, ехали все, от кого зависело хоть что-то.

— Оперативные данные по городу и области через полчаса мне на стол, — буркнул Жуков и вернулся в свой кабинет.

Первым прибыл первый секретарь Ленинградского обкома. Полный, с одутловатым лицом, Жданов тяжело перешагнул через порог и, негромко поздоровавшись, сел в ближайшее к столу кресло. Непрестанно вытирая выступающий со лба пот, он никак не мог отдышаться.

— Что происходит Георгий Константинович? — он налил из графина воду и залпом выпил ее. — Я ничего не понимаю. Мореманы на ушах стоят. В штаб флота звонил, а них все время занято. Нарочного посылал. Говорит, командование к тебе выехало. Что там Георгий? Фронт прорвали? Не тяни.

Выглядел Жданов плохо. Лицо обрюзгло, под глазами набухли темные мешки. Крупные градинки пота выступили на лбу.

— В горкоме сказали, что в городе спокойно. Немцы вроде не беспокоили. Неужели, флот обмишулился? — Жданов вопросительно посмотрел на Жукова.

Ничего не отвечая, командующий потянулся было к телефонной трубке и сразу же остановился на пол пути. За дверью послышались чьи-то шаги.

— Лупу тащи! — донесся из-за полураскрытой двери громкий, уверенный в себе голос. — Мигом! Одна нога здесь, другая там!

Наконец, в кабинет вошел высокий мужчина в форме генерал-майора авиации, Михаил Александрович Самохин. Бросив по сторонам быстрые взгляды, он широкими шагам подошел к столу и бросил на стол пачку фотографий. Взгляды Жукова и Жданова молча скрестились на толстой пачке.

— Я, товарищи, еще такого не видел. Полюбуйтесь, — пальцем он несколько раз ткнул в сторону снимков. — Не знаю, что это… Но мне это совсем не нравится.

Жданов схватил снимки первым и стал жадно вглядываться в них. Подслеповато щурясь, он поворачивал первый снимок то в одну, то в другую сторону. Бурча, что совсем ничего не нужно, первый секретарь обкома передвинул фотографии в сторону Жукова.

— Так-так, — пробормотал командующий, берясь за первую фотографию. — Хреновые у вас фотоаппараты, Михаил Иванович. Ни хрена не видно. Озаботились бы, достать технику получше… Сейчас лупу достану.

Самохин подошел к Жукову и положил перед ним одну из фотографий, вытащенную из пачки.

— Вот здесь, товарищ генерал армии, — потряс он фотографией. — Обратите внимание на это. Видите. Возле южного побережья Финского побережья… Вот здесь Ораниенбаум.

Вытащив из ящика стола лупу на длинной ручке, командующий склонился над столом. Увеличительное стекло открыло перед ним крайне странную картину. Со стороны моря в сторону Ораниенбаума протянулась обширная полоса абсолютно ровной поверхности, на первый взгляд, напоминавшей пашню. Здесь не было ни обрывистого берега, ни остатков разрушенных бомбами домов, ни развалин предприятий.

— Будто выжгли все, — вырвалось у него. — Выжженная, мать ее, земля. А это еще что такое?

Его взгляд остановился на другом фрагменте фотографии, который он самым внимательнейшим образом рассматривал в течении трех — четырех минут. После взял из пачки взял другую фотографию и вновь начал водить по ней лупой.

— Михаил Иванович, это корабль? — оторвавшись от фотографии, Жуков с недоумением посмотрел на генерал-майора Самохина. — Если это корабль, то какого черта он делает на берегу? Выбросился? Подбили?

В этот момент в приемной опять кто-то громко заговорил. Судя по густому басу и раздающемуся мату, за дверью находился командующий Балтийским флотом, вице-адмирал Трибуц. Через мгновение тот вошел.

— А вот сейчас мы и спросим у товарища вице-адмирала, — проговорил Жуков, вставая с места и направляясь к двери. — Не подскажите нам, товарищ вице-адмирал, что это за корабль тут сфотографирован? — с этим вопросом, он передал моряку фотографию.

— Это эсминец «Строгий», — ответил он, едва только взглянув на фотографию. — Вижу это авиаразведка постаралась. Посланные катера тоже только что вернулись с фотографиями… Честно говоря, товарищ командующий, я совсем ничего не понимаю.

В голосе всегда решительного и не знающего слова «нет» моряка слушалась явные нотки растерянности.

— Возле Оранинбаума творится что-то очень странное, — Трибуц подошел к столу и расстелил на его поверхности бумажный рулон, оказавшийся огромной фотографией. — Я приказал готовить к выходу линкор «Октябрьская революция» в сопровождении трех эсминцев…

Четыре головы наклонились над большим черно-белым полотном, над которым висела одинокая лампочка.

— Без всякого сомнения на фотографии запечатлен эсминец «Строгий», — Трибуц коснулся корабельного силуэта на фотографии. — Вчера в первой половине дня он должен был сопроводить три самоходные баржи с двумя батальонами морской пехоты, танковым взводом и артиллерийской батареей на Оранинбаумский плацдарм. Ближе к обеду в указанном районе резко испортились погодные условия. Потом пропала связь с караваном. Одновременно замолчали все радиопередатчики на плацдарме. Попытки восстановить связь предпринимались до поздней ночи… Едва утих шторм, и погода нормализовалась, были высланы два торпедных катера. Полученные фотографии перед вами… — вице-адмирал на какое-то мгновение замолчал, словно собираясь с духом. — Побережье на глубину до десяти километров перепахано. Там не осталось ни одного камня размером больше кулака. Песчаный берег здесь и здесь превратился в спекшуюся остекленевшую массу. Толстый слой сплошного стекла. Посмотрите на эсминец…

Трибуц перевернул лист, вытаскивая новую фотографию. Здесь боевой корабль снимали с довольно близкого расстояния. Были прекрасно видны многочисленные повреждения от попаданий из танковых орудий. Одно из орудий корабля выворочено с корнем. На палубе валялись непонятные ящики, густо оплетенные проводами.

— … Эсминец находится примерно в полукилометре от моря, — продолжал моряк, водя карандашом по фотографии. — Стоит ровно из-за того, что нижняя часть корпуса почти по самую ватерлинию погружена в землю. Создается впечатление, что он плыл… по земле… Иисус ходил по воде, как по земле. У нас же, товарищи, почти тоже самое.

После того, как он умолк, присутствующие с сопеньем и бормотанием продолжали изучать огромные фотографии. Жданов почти лег на стол, пытаясь рассмотреть корабль и поверхность земли рядом с ним. Лишь Жуков молча сидел и задумчиво смотрел куда-то в сторону.

— Как эсминец мог оказаться так далеко от моря? Это же не какой-то баркас, чтобы его можно было на руках перетащить. Взрывом выбросило? Тогда почему он на киле стоит ровно? Чертовщина какая-то, — буркнул командующий, скользнув глазами в верхний, «красный», угол кабинета, где когда-то стояли иконы. — И почему не видно людей? Где все? На плацдарме почти две дивизии наших бойцов, на эсминце и баржах больше двух тысяч моряков. Где все эти люди? Что на берегу обнаружили ваши моряки?

Жуков хлопнул по одной из фотографий и с вызовом уставился на вице-адмирала Трибуца.

— Я, товарищ генерал армии, запретил покидать торпедные катера, — ответил тот. — На берегу мог быть противник… Однако в ближайшее время к плацдарму выйдут боевые корабли балтийского флота. Планируется полноценная операция с привлечением двадцать четвертого и сорок четвертого истребительных авиационных полков. Под прикрытием корабельной артиллерии высадим два батальона морской пехоты. Думаю, спешить нельзя. Информации о ситуации на плацдарме у нас нет никакой. На берегу нас может ждать, что угодно — от танковой и артиллерийской засады и до полноценной минной полосы… Но ждать больше нельзя. Если немцы взяли Ораниенбаум, то уже к утру по Ленинграду и кораблям Балтийского флота на рейде начнет гвоздить немецкая артиллерия. Тогда город не удержать.