Физика любви

Но, как только я захожу в комнату, меня затопляет бешенство. Чистое, незамутненное. Здесь снова кто-то был.

– Алина! – ору я. – Какого хрена?!

Пытаясь сморгнуть белую пелену, влетаю в ее комнату. Она с писком выставляет перед собой подушку, которую я в секунду отшвыриваю в сторону, нависая над сестрой. Она вся сжимается.

– Извини!

– Я это уже слышал! Ты уже извинялась, а я уже на тебя орал, у меня что, дежавю?!

– Глеб, ну что ты так кричишь? – не голос, а мурчание раздается из угла.

Майя. Все понятно. Сидит в кресле, закинув ногу на ногу. Глаза сверкают в полумраке.

Распрямляюсь:

– Алин, я разве не советовал тебе сменить подружек?

– Да что за трагедия? – снова эта мадам подает голос.

– Майя. Я очень пытаюсь тебя игнорировать, – прикрываю глаза, – но если ты не заткнешься, то вылетишь из этой квартиры.

– Не смей так разговаривать с моими друзьями! – визжит сестра.

– Да она тебе не подруга! Просто мерзкая маленькая девчонка, которая тебя использует.

– А твоя Яна тебя не использует? – выплевывает сестра.

Я хватаю ее за запястье, и она снова переходит на ультразвук.

Дверь приоткрывается, и показывается голова отца:

– У вас все в порядке?

– Нет! – рявкаю агрессивно.

Невероятным усилием воли я разжимаю пальцы и отступаю назад.

– Я буду у Барышевых, пока эта малолетка не уйдет.

– Ты про Алину? – удивленно спрашивает отец, пока я обуваюсь.

Да, он стал появляться дома чаще, но он по-прежнему нас не понимает.

– Я про ее тупую подружку, – кидаю ему зло и захлопываю за собой дверь.

Глава 30

ЯНА

В день финала я очень плохо сплю. Ближе к утру задремываю, но в пять все равно просыпаюсь как от толчка в грудь. Видимо, это весь мой сон на сегодня. Сдаюсь и беру в руки телефон, чтобы найти там, как и каждое утро, сообщения от Янковского.

Глеб

SOCRAT – Сон

 «Ты сейчас не спишь, я украл твой сон».

 Это не я романтик, представь, что это наш финал тебе песню отправляет. Больше чем уверен, что из-за игры ты всю ночь ворочалась, а с утра будешь висеть над унитазом. Расслабься, все получится, малышка.

Улыбаюсь и сажусь в постели. Утро с его сообщениями всегда гораздо более приятное, чем без них. Но он прав, меня уже начинает мутить.

Мне чудом удается избежать завтрака, хоть мама и оставила на столе записку крупными буквами: «ЯНУСЯ, ПОЕШЬ! Витя, проследи». Но папа на моей стороне, так что я бегу в школу голодная и готовая в любую секунду склониться над ближайшей мусоркой. Неужели всю жизнь меня будет так тошнить от нервов? А как же выпускной, публичные выступления, свадьба? От последнего предположения щеки теплеют. Об этом точно рано думать. Хотя я уже представила Глеба в драных джинсах и узком галстуке, а себя в белом платье. Хихикаю и не замечаю, как Янковский собственной персоной перехватывает меня на крыльце школы. На нем действительно джинсы с дырой на колене.

– Яна!

– Привет! – запыхавшись, отвечаю я. Снова не заметила, что бежала.

– Тебя уже тошнило? – серьезно спрашивает Глеб.

– Да, – я смеюсь, – но после этого я уже почистила зубы.

– Это меняет дело.

Он едва успевает договорить и торопливо целует меня, будто ждал этого несколько месяцев. Ощущаю привычную дрожь в коленях. Невозможно, чтобы каждый поцелуй сводил с ума, но выходит именно так.

– Янковский! – грохочет завуч, тяжело поднимаясь по ступеням.

– Да, Ирина Дмитриевна? – радостно отзывается он, оторвавшись от меня.

– Опять одет не по форме!

– Так это вентиляция, жара какая стоит, – он подает ей руку и обворожительно улыбается.

Завуч хватается за его ладонь и наконец достигает дверей, награждая Глеба улыбкой. Вот же зараза, как-то он может найти подход ко всем.

– Ну ничего, может хоть Петрова заставит тебя прийти на последний звонок без прорех на одежде.

– Постараюсь, Ирина Дмитриевна, – лепечу я, придавленная ее авторитетом.

Беспомощно смотрю на Глеба, а он улыбается и подмигивает мне.

В это момент я и замечаю Майю. Смотрит на меня отвратительно самодовольно. Медленно поднимается по лестнице, в разрезе юбки мелькает ее бедро.

– Привет, Глеб, – мурлычет она.

И хоть Янковский ее игнорирует, на меня накатывает бешенство.

– Иди, куда шла, – вырывается у меня, – и жопу не заморозь в такой юбке.

Удивленно смотрят все. Майя, которая не по возрасту пытается играть в сексуальную кошечку. Алина, которая идет за ней следом. И Глеб, который все еще прижимает меня к своему боку.

– Стерва, – шипит Майя.

Но я уже не слушаю. Смотрю на Янковского, пытаясь разгадать его эмоции.

Он спрашивает:

– Ты ревнуешь?

– Кажется, это и так понятно, – отвечаю с досадой.

– Ты же понимаешь, что это просто раздражающая подружка моей младшей сестры?

– Твоя сестра лучше, чем ты думаешь, – вдруг говорю я, – но Майя просто выводит из себя. Не хочу видеть таких девушек рядом с тобой, и мне неважно, сколько им лет.

Глеб кивает. Потом думает и кивает еще раз:

– Я понял.

– Вещи кажутся удивительно легкими, если просто о них говорить, верно?

– Что?

– Ничего, – вздыхаю и тяну его за руку, – идем, слава богу, нас освободили от уроков, надо размяться.

Я хмурюсь, но на этот раз не из-за предстоящей игры. Мы так и не обсудили эти страницы из учебника и, признаться честно, меня это ужасно гложет.

– Ян, у меня последний вопрос.

– А?

– Как можно заморозить жопу, если на улице такая жара?

Я смотрю на Глеба и вижу, что он едва сдерживает смех.