Физрук-4: назад в СССР

— Вы же обещали, что разберетесь с этими уродами, — пробурчал он.

— С Борзым, Фомкой и Сараем — да, разберусь, — ответил я, — но как быть с твоей матерью? С ней кто разберется?..

— Не знаю, — пролепетал Зимин. — Может ее, наконец, в ЛТП заберут на лечение?

— А сам-то ты что сделал, чтобы помочь ей? Двойки хватал. Влип в уголовщину… Думаешь, ей приятно видеть, во что превращается ее единственный сын? Возьмись за учебу. Наведи порядок в доме. Не пускай ее собутыльников…

— Не пустишь их, как же…

— Если вломились, сходи позвони ноль два, вызови милицию или к участковому обратись, ну или ко мне.

— Хорошо, я понял…

— Надеюсь, что понял не только насчет собутыльников, — вздохнул я. — Вот сейчас выздоровеешь, налегай на учебу. Мне двоечники не нужны.

Серега насупился. Ну, может, хоть задумается немного. Ничего другого я ему все равно предложить не мог. Не усыновлять же его! Пока медсестричка стирала, а я читал ученику нотации, пришло время отправляться в школу.

— Наташа, — сказал я своей гостье. — Я побежал секцию вести. У меня кое-что есть для тебя…

И я протянул ей ключ.

— Это от какого же замка? — спросила она.

— От входной двери общаги. Теперь ты сможешь возвращаться, когда захочешь.

— А-а, — не скрывая разочарования, протянула она. — Ну спасибо…

— Я вернусь часика через два. Не скучайте!

Я оделся, обулся и вышел. Мне понятно разочарование медсестрички — ведь она ждала совсем другой ключ. Но пока с меня хватит, к такому я точно не готов. По крайней мере сейчас. Ведь отношения с Илгой до конца не выяснены. Она сочла возможным уйти после того, как я выставил незваного гостя, и даже не попыталась объясниться. Ну что ж — это ее выбор. Я старался быть хорошим мужем. Во всяком случае, налево не шастал.

В школе меня уже ждала вся секция. Ну почти вся. Спросили, скоро ли Серый выздоровеет и, получив ответ, принялись работать. Молодцы. Хорошо работали. Я помню, что они представляли собой всего несколько месяцев назад. Некоторые норовили напрягаться поменьше, только делая вид, что тренируются. А сейчас вон как вкалывают! Уже не сборная солянка из пацанов, которые учатся в разных классах, а настоящая команда! С такой не стыдно будет выступить не только на городской спартакиаде, но и на соревнованиях рангом повыше.

По окончании занятий я подтвердил, что жду в воскресенье тех, кто не нахватал двоек, у себя. На чем и разошлись. Возвращаясь домой, я подумал о том, что в ближайшие месяцы мне скучать точно не придется. Столько всего! И секция и клуб, который я задумал, и, к сожалению, вся эта катавасия с Ильей Ильичом и его бандой. Теперь-то уж точно понятно, что не Сильва у них главный заправила, хотя и мелкой сошкой его назвать нельзя. Скорее всего, он курирует местную литейскую группировку.

И все же я жду не дождусь, когда органы возьмут всю эту шушеру за горло. Конечно, я мог бы помочь им, сообщив о том, что мой будущий бывший тесть передал местным цеховикам полную сумку с западными лейблами. И даже должен сделать это, но не хочу подвергать риску исчезновения всей этой линии человеческих судеб и событий, которая возникла благодаря переносу моего сознания в тело Санька Данилова. Может этого и не произойдет, но пробовать не стоит. Другой вопрос, что те, кто ведут расследование, могут и без моего участие выйти на Арабова. Ну по крайней мере, моей вины в этом не будет.

Это прежде я жил, не заботясь о своем окружении. Мотивы моих поступков были просты — провернуть одну сделку, потом другую, не влететь на деньги, обставить конкурентов, в общем — выжить и приумножить состояние, а там хоть трава не расти. Ни до страны, ни до людей мне не было дела. Теперь я думаю иначе. Страну мне не спасти, а вот изменить к лучшему судьбы некоторых людей попытаться стоит. По крайней мере, пацанов из «экспериментального» класса. Раз уж они оказались на моем попечении.

Наташа еще не ушла. Уж не знаю, меня ли намеревалась дождаться или не хотела бросать в одиночестве влюбленного в нее пацана, который и так уже несколько дней подряд сидит один, как сыч. Медсестричка согрела чаю и напоила нас. После чего собралась уходить. Если бы не Серега, я бы ее оставил ночевать. Да вот зачем пацану зря нервы трепать? Первая любовь — это такая штука. Я бы сказал, опасная. Из-за нее подростки совершают разные глупости, а моя задача, как педагога, удерживать их от опрометчивых поступков, даже в ущерб собственному удовольствию.

Проводив Наташу, я вернулся к себе. Утром я отвел Зимина в детскую поликлинику, где ему закрыли справку и разрешили идти в школу. Одноклассники обрадовались его появлению. Все-таки моя сказочка сработала. Ну и прекрасно. В каждом классе должен быть свой герой. На большой перемене я переговорил с Курбатовым, сообщив ему, что никто на меня пока не выходил, если не считать извинений, которые принес мне Киреев. А потом мы пообедали с Рунге, обсудив наши планы по организации клуба и съемкам нового фильма.

— Я поговорил с председателем нашего ЖЭКа, — сказал Карл. — В принципе он согласен предоставить подвальное помещение нашего дома. Сейчас там склад разного коммунального хлама, но его можно перенести в другое место, а большую часть и вовсе выбросить.

— Отлично. Давай сегодня, после уроков сходим и посмотрим этот подвал!

— Конечно!

— Ну и отлично!

Я и в самом деле обрадовался. Есть подвижка в деле организации клуба. И вообще у меня почти все хорошо. Живи да радуйся. Однако радовался я рано. Обо мне вспомнила Эвелина Ардалионовна. Подошла прямо в столовой, чего раньше с ней не случалось, и попросила зайти к ней на следующей перемене. Не то что бы меня сильно взволновала эта просьба. Однако, насторожила. Точнее — не сама просьба, а необычайно мирный для Шапокляк тон, которым она ее произнесла. И когда я входил в ее закуток, то не знал, чего от нее ждать.

— Александр Сергеевич, — начала завучиха, предложив мне сесть, что тоже прежде не бывало. — Я хочу с вами поговорить.

— Слушаю вас, Эвелина Ардалионовна, — кротко произнес я.

— Прискорбно, что вы отсутствовали на педсовете, который мы проводили десятого января, но мне сообщили, что вы были в Москве, где выполняли важное поручение.

— Кто вам это сообщил, товарищ Царева?

— Этого я не могу вам сказать, но поверьте — эти товарищи знают, что говорят. Не скрою, эти сведения позволили мне взглянуть на вас с иной точки зрения. При всей вашей внешней несобранности, я бы даже сказала — моральной неустойчивости, вы человек, способный на серьезные общественно значимые поступки.

— Допустим, — кивнул я. — Я только не пойму, к чему вы клоните, Эвелина Ардалионовна?

— Я хочу реорганизовать работу в нашей школе, чтобы повысить успеваемость, наладить дисциплину, приобщить к общественной работе весь педагогический коллектив, а учащихся — к художественной самодеятельности, к борьбе за дело мира во всем мире, к поддержке народно-освободительного движения в развивающихся странах, а также — к физкультуре и спорту. Для этого мне нужны толковые и надежные помощники, хорошие специалисты и общественники. Если хотите, я сколачиваю в нашей школе группу молодых энтузиастов. В нее уже входят товарищ Егорова — специальный представитель райкома комсомола, товарищ Петров — преподаватель начальной военной подготовки, товарищ Ковалева — преподаватель биологии. Собираюсь привлечь к этой работе товарища Рунге — преподавателя немецкого языка, а также и — товарища Турову — нашего библиотекаря…

— И меня?

— И вас!

— В чем же должны будут заключаться мои функции?

— В плотном сотрудничестве с руководством школы.

— И в частности — с вами?

— В частности — со мною.

И тут я словно посмотрел на Цареву другими глазами. Честно говоря, я на нее не обращал внимания в последнее время и не заметил перемены во внешности. Похоже, она покрасила волосы, стала тщательнее макияж наносить, да и деловой костюм претерпел некоторую модификацию. Юбка стала заметно короче, а блузка — не с глухим воротом, как обычно, а с пуговичками, которые она, как бы невзначай, расстегнула чуть ниже допустимого в советской школе предела. Интересные перемены во внешности. Вот если расстегнуть ей еще буквально одну пуговичку, то она будет походить уже на перезрелую училку-совратительницу из фильмов для взрослых. По крайней мере, понятно, насколько плотно я должен буду с нею теперь работать.