Флай
Шрифт:
– Верно, - кивнул Шарль.
– Но верно и другое. Как, ты думаешь, будет проходить тестирование? Или ты считаешь, что все ограничится считыванием твоей карты из банка данных Департамента? Увы, сын мой. Тестирование включает в себя, помимо проверки психологических, антропометрических и прочих данных еще и полное медицинское обследование. А поскольку утаить что-либо, находясь под радиосканером, практически невозможно, то о твоей болезни станет известно в какие-нибудь минуты. И ты не только не полетишь на Элавию, но и, прости за каламбур, вылетишь из Института, поскольку людям с таким пороком там работать запрещено. И куда ты тогда денешься? Как сможешь быть полезным людям? Выбирай, Патрик.
Отец поднялся, и, пройдя мимо сына, стоявшего с поникшей головой, вошел в лифт. Мария подошла к сыну, и, положив ему руку на плечо, заглянула в лицо.
– Не стоит переживать так. Станешь старше, поймешь, что мы желаем тебе только добра. Есть хочешь?
Патрик покачал головой, и она тоже ушла. Он остался один в ярко освещенной гостиной. Подойдя к прозрачной стене, за которой была только ночная тьма, прислонился лбом к прохладной поверхности, и попытался смотреть на улицу. Но увидел только отражения – своё и комнаты. Невесело усмехнувшись, он сравнил себя с узником, заточенным в неприступной пластиковой тюрьме, связанным по рукам и ногам тонкими ниточками привычек, обязанностей, условностей и собственного несовершенства.
***
На следующее утро профессор Д’Орней, закрывшись от всех в своем кабинете под предлогом сильной занятости, мучительно пытался найти выход из сложившейся ситуации. Он мерил шагами светлую просторную комнату на сто семнадцатом этаже институтского здания, и с сомнением поглядывал на пульт видеофона у себя на столе. Шарль знал своего сына, и знал, что тот не был бы столь перспективным ученым, если бы не его упрямство. Да, имелся у Патрика талант, но немалую роль в его становлении как первоклассного специалиста сыграло и упорство. То упорство, с каким он в детстве преодолевал последствия сложной операции, едва не стоившей ему жизни. Упорство, которое помогло ему наверстать упущенные из-за долговременной болезни знания, а потом и обогнать сверстников в школе, с отличием окончить её, потом колледж и поступить в самое престижное высшее учебное заведение - Институт Современных Информационных Технологий. А затем, блестяще защитив звание магистра, получить должность руководителя сектора киберпсихологии там же. И, хотя кое-кто и считал, что тут не обошлось без помощи его отца, это было не так. Единственный раз Шарль Д’Орней помог сыну – когда, неведомо какими путями, удалил в Департаменте персонификации все сведения о состоявшейся еще в младенчестве операции, чтобы Патрик мог беспрепятственно работать в ИСИТ.
И вот теперь Патрик с тем же упрямством, с каким шел наверх, стремится вниз. А его отец, умудренный опытом ученый, никак не может понять – зачем? Неужели из одного лишь желания быть не хуже других? Те аргументы, какие привел сын в ночной беседе, его не убедили.
Постепенно смутная мысль в голове профессора оформилась в конкретную идею. Он опустился в кресло, занес пальцы над пультом, пошевелил ими, в последний раз раздумывая, а потом решительно ткнул в значок вызова на панели.
– Слушаю, профессор!
– на экране видеофона появилось улыбающееся лицо секретаря.
– Соедини-ка меня с Брилли.
Секретарь кивнул, и его лицо сменилось эмблемой ИСИТ. Профессор, нахмурив брови и покусывая губы, смотрел на переливающийся на экране многоугольники ждал. Через минуту пискнул сигнал приема, и радостный голос заместителя председателя Департамента персонификации приветствовал
Шарля Д’Орнея.– Шарль! Рад тебя видеть!
– Владислав, - морщины на лбу профессора моментально разгладились, губы раздвинулись в приветливой улыбке. – Не помешал?
– Нет, нет. Ну, что там у тебя стряслось?
– Почему ты решил, что что-то стряслось? – Шарль покосился на индикатор общей связи, проверяя, заблокирован ли он.
– Потому что по другому поводу ты никогда меня не побеспокоишь, - рассмеялся Владислав Брилли.– Нет бы, пригласить старого друга пропустить по стаканчику, поговорить о жизни, о детях.
– Вот-вот, о детях я и хотел с тобой поговорить. Точнее, о Патрике.
– С ним что-то случилось? – в глазах Брилли мелькнуло любопытство, замаскированное под беспокойство.
– Еще нет, но… Владислав, могу я просить тебя…
– Все, что в моих силах, - уверенно перебил его Брилли.
– … просить тебя на некоторое время позаимствовать из архивов Департамента личное дело Патрика?
Брилли на несколько секунд растерялся, а потом, округлив глаза и понизив голос, приник чуть ли не к самому экрану.
– Шарль, ты что?! Да еще и по видеофону!
– Владислав, не делай круглых глаз. Я же знаю, что ваше ведомство вне компетенции Комитета Наблюдения. Всего на один день, а?
– Ты ставишь меня в такое положение, - замялся Брилли, опуская глаза.
– Я в долгу не останусь, - произнес Д’Орней.
Брилли задумался.
– А, ладно, - махнул он, наконец, рукой. – Но только на один день!
– Естественно, - кивнул Шарль. – А можно прибавить сюда еще кое-что?
– О, небо, - простонал Брилли. – Что еще?
– Персоналку на Елену Воронову, Александра Гарсиа и Ликамбо Тора.
– Ты с ума сошел!
– прошипел Брилли. – Это же чужие карты! Чужие! Знаешь, что со мной будет, если это выплывет?
– Да, - спокойно ответил профессор. – То же, что и со мной. Владислав, ну, не в первый же раз, в конце-то концов.
Брилли, опешив от тона, каким его собеседник произнес эти слова, откинулся на спинку кресла и надолго замолчал. Д’Орней ждал.
– Хорошо. Но это в последний раз.
– Само собой, - улыбнулся Шарль. – Запиши имена. Я залечу за ними в конце дня. Заодно по стаканчику пропустим и обсудим мой должок.
– Вот это разговор, - оживился посмурневший, было, Брилли, торопливо чиркая на планшете названные профессором имена. – Слушай, Шарль, как насчет периода раннего освоения Марса? Или, может, лучше Сикоракса, а? Можно соорудить такую программку? Только чтоб как в реальности. Что-то я засиделся, хочется кровь разогнать.
– Будут тебе острые ощущения, - усмехнулся Д’Орней и отключил видеофон.
Едва погас экран, усмешка исчезла с лица профессора, он презрительно скривился.
– Засиделся, видишь ли. Летел бы на Элавию! Старый бездельник.
***
Профессор вернулся домой позже, чем обычно, наскоро проглотил ужин, и, сославшись на усталость, отправился спать. Мария, прислонившись к косяку ванной комнаты, наблюдала, как муж, выставив амлитуду и скорость зубной щетки до максимума, остервенело шлифовал зубы.
– Шарль, тебе не кажется, что мы слишком категоричны с Патриком? Все же он уже не ребенок.
– Не кажется.
Слова из пенного клубка прозвучали глухо, профессор сполоснул рот, швырнул использованную насадку в мусорный контейнер, а рукоятку аккуратно убрал в футляр.
– Я никогда не препятствовал его желаниям, ты это знаешь. Но всему есть предел.
– Но все его друзья летят, Шарль.
– Патрик – не все! Ты хочешь потерять сына, Мария?
– Нет, - она качнула головой, подавая ему полотенце.