флэшбэк - flashback

— Хоть не осталась?

— Нет, проснулась! — засмеялась она. — Ты вот что мне лучше скажи, что в твоем понимании значит «свобода?»

— «Свобода» — это такая старая парфюмерная фабрика в Москве. Она сохранилась в первозданности еще с советских времен, и до сих пор работает. У них, кстати, очень недурственный крем после бритья. Он с витамином F и очень хорош при всяких повреждениях кожи — трещинках там или микротравмах…

— Нет, я серьезно? Можешь прямо сейчас сказать?

— Могу, почему нет? — согласился Алекс. — Свобода — это возможность удовлетворять свои желания и потребности, если твои действия не ущемляют чьих-то интересов.

— Вот! Сам говоришь — «если не ущемляют чьих-то интересов», — а это уже ограничение.

— Да, правильно, ограничение, а то получится не свобода, а вседозволенность. Человек не может и не должен быть полностью свободным. Ведь есть границы, ограничения, стереотипы. А еще есть узы, связи, ответственность, чувство долга, наконец, все то, что нам очень и очень необходимо в жизни.

— Нет, ограничение — это именно несвобода! — Лора явно уже много думала на эту тему, и была рада возможности высказать свои мысли. — То есть, когда у уже тебя есть желания, но они не могут быть выполнены из-за разных ограничений. Несвободным тебя может сделать экономическая зависимость, и твоя обидчивость, и постоянное желание казаться хорошим. А еще огромную роль в нашей жизни играет мнение окружающих и точка зрения тех, кто старше и выше. Часто все это мешает задуматься о том, кто ты на самом деле, и так ли уж важно, что в данный момент о тебе думают. Эти границы определяют, где надо работать, как одеваться, где жить, с кем спать и многое другое, мешая оставаться самим собой в разных ситуациях. Такие ограничения мешают реализоваться всем нашим потребностям и воплотиться желаниям.

— Ну, да, все правильно, только вот не всяким желаниям надобно давать ход! А если все твои потребности будут удовлетворяться…

— А я бы только спасибо сказала, если бы меня как барашка кормили, выгуливали, не обременяли выбором и убили без особых мучений. Это к вопросу о потерянном рае — главная характеристика этого рая как раз в том, что в он исполняет все желания. Как у плода в чреве матери.

— Я бы тоже спасибо сказал! Да и не только я, никто бы не отказался! Но какие у эмбриона желания? Дай бог рефлексы.

— Ну не скажи! Питание — ровно столько, сколько надо, избавление от продуктов жизнедеятельности, возможность сколько угодно спать, комфортное состояние. Степени свободы определяется потребностями человека. Если у человека два желания, и в системе, где он существует, они оба выполняются — он обладает абсолютной свободой.

— Питание и избавление от продуктов жизнедеятельности у плода идет через пуповину. Это неосознанно и вегетативно. Спать — да, плод спит. Но я не думаю, чтобы у него возникали осознанные потребности спать. Засыпает и все. Когда у меня был совсем маленький сын, я проводил над ним всякие психологические наблюдения. Так почти до года после рождения он засыпал совершено бессознательно.

— Да дело не в осознанности. Счастье — это такое состояние, когда больше уже ничего не хочется. Чаще всего человек не может внятно произнести, чего ему хочется конкретно. Ему просто плохо и некомфортно, а он желает, чтобы все было хорошо. Собственно, поэтому рай во всех культурах — это место, где все хорошо, вне зависимости от конкретных форм и содержания.

— Ну, не знаю…По-моему счастье, это когда достигаешь намеченной цели. И неважно, что это за цель — сортир после неумеренного количества пива или высшие духовные ценности. Знаешь анекдот про русский кайф? Вот так примерно.

— Я не слышала. А ну-ка расскажи!

— Значит так, — начал Алекс. Он любил рассказывать анекдоты, хотя делать это не умел и вечно их забывал. А рассказчику анекдотов, как известно, нужна хорошая память и твердая вера в отсутствие памяти у других. — Поспорили: русский, француз и американец — чей кайф лучше, чей забористее, и чей острее? Француз к бабам повел. Ну, двое других потом решили, что это все конечно хорошо для организма и вполне приятно, но нет особой тонкости ощущений. Не кайф. Американец по пустыне на квадроциклах гонки устроил, но остальным это как-то не особо напряженным показалось. Тоже не кайф. Тогда русский привел всех к себе домой в хрущебу, посадил на малогабаритной кухне, пивом под завязку напоил, а в сортир не пускает — дверь запер. Держал так, держал до последнего, а когда все уже на пределе были — вот-вот описаются — открыл дверь в совмещенный санузел. Ну, американец с французом сразу ломанулись туда: кто к унитазу успел, а кто к раковине. Выходят потом оба такие довольные, радостные. «Ну и как, — спрашивает русский, — кайф?» «О, йес, — отвечают иностранцы, — кайф, кайф!!!»

— Ну, а о чем я говорю? — Засмеялась Лора. — Счастье — это когда желание все-таки и-и-и-и-сполняется! Да, напомни мне, потом рассказать тебе кое-что. Мы же встречаемся завтра?

— Нет, не встречаемся — завтра я буду уже в Москве.

— Уже? А, ну да, ты мне говорил… жаль.

— Конечно, жаль. Слушай, а приезжай как-нибудь в Москву? На выходные, а? С жильем я тебя устрою — или в гостиницу или к друзьям-знакомым. Это всегда можно легко организовать. И еще со своей стороны я обещаю интересные разговоры и любопытные встречи, занимательные экскурсии по городу…

— А про что экскурсии? На катере по Москве-реке? Или в музей имени Пушкина?

— Да ну тебя, это банально и пошло. Можно собрать всех, кого ты хочешь видеть и сходить на какое-нибудь занятное неформальное мероприятие, покататься по монорельсовой дороге… Или вдвоем проехаться на трамвае через центр города. Есть в Москве такой трамвай, и номер у него три…

— И что в нем необычного?

— Да ничего, просто у него очень длинный маршрут. Начинается с Чистых Прудов, от памятника Грибоедову, переезжает Москву-реку, оказывается в самом сердце Замоскворечья, медленно переползает Садовое кольцо у Павелецкого вокзала, проезжает мимо штаб-квартиры руководства Русской православной церкви — Святоданилова монастыря, пересекает Третье транспортное кольцо после Тульской улицы, проскакивает железнодорожную платформу «ЗИЛ», долго едет параллельно Варшавскому шоссе, затем поворачивает и переезжает саму Варшавку, проходит мимо Москворецкого рынка и, наконец, высаживает всех у Чертановского метро. Я бы сейчас не отказался от того, чтобы проехаться на этом трамвае от начала и до конца. Но только чтобы ты сидела рядом со мной, положила свою голову мне на плечо, я бы взял твои руки в свои и мы говорили бы о чем-то. Долго и неторопливо…

Лора ответила не сразу.

— Я тебя уже как-то просила, — сказала она тихо, — не надо всего этого. Ты офигенно прикольный, но только у меня одна к тебе такая вещь... Давай останемся друзьями? Поверь, для меня это очень важно...

— Я тебя совершенно не интересую?

— Ты давно смотрел на себя в зеркало? Посмотри, и сам все поймешь, ты же умный дядька. Я тебя ценю как друга, поэтому перестань, ты же обещал… Ну, ты понял, да? А сейчас пойдем назад, а то я очень-очень замерзла. — Лора сложила у лица руки лодочкой и стала на них дышать. — Там недалеко от метро есть вполне приличная кафешка, вкусно готовят и народу обычно немного. А то я еще и есть хочу, просто невозможно.

— Хорошо, больше не буду, идем в твою кафешку, — покорно согласился Алекс. — Это где? Что за кафе?

— В Парке Победы на Крестовском.

Узнав у подробности про это кафе, Алекс, не привлекая особого внимания, быстро отбил эсэмеску для Пухова, с указанием приблизительного времени и точного места, где они с Лорой собирались перекусить, и отправился на встречу со вкусным обедом.

Несмотря на выходной день народу в кафе находилось немного, и в очереди стояло всего четыре человека. Сквозь большие окна падал приглушенный свет, наполняя помещение каким-то потусторонним голубоватым сиянием, а еда оказалась недорогой и действительно очень вкусной. Не торопясь, Алекс с Лорой вникали в кулинарные подробности, как вдруг внешний дверной проем начал заполняться дородной фигурой Пухова. Алекс удивился — так быстро доехать было практически невозможно, даже учитывая свободные субботние улицы, отсутствие пробок и технические данные пуховской машины. На сей раз, колдун облачился в обычное кашемировое пальто, шею под бородой обмотал длинным шарфом, но головного убора не надел. Глаза друзей встретились. Едва заметно кивнув своему московскому другу, Сергей направился к прилавку, некоторое время делал вид, что внимательно изучает блюда, окинул взором зал, скользнул взглядом по приятельнице Алекса и быстро направился к дверям.

— Смотри, какой прикольный мужик! — Лора тоже заметила Пухова, но когда тот уже уходил.

— А? Что? Да, мужик прикольный, — пробормотал Алекс, опасаясь за свою интонацию. — В Петербурге вообще много интересных людей.

— А у вас что, мало?

— У нас их тоже хватает, только в Москве они все крутые, понимаешь, по улицам редко ходят просто так, да и в обычные кафе заходят нечасто… — Тут Алексу пришла эсемеска от колдуна: «ну и бабник ты Алекс!» Хмыкнув, он стер сообщение, а сам продолжил: — У нас прикольных людей надо искать по клубам, ресторанам, банкет-фуршет-презентациям. По фирмам можно. По выставкам иногда.