Флешмоб

— Скажите, вы Шекспира любите?

— Шекспира? Это который Гамлета сочинил? Так я его не читал.

— Ясно. Ну а потом что было?

— Я в дом забежал. Ружьё на стене, патроны в сейфе. Я же охотник, у меня всё в порядке, охотничий билет выправлен, взносы в охотхозяйство уплачены. В общем, я в этого шутника картечью выпалил.

— Я бы вас понял, если бы эти парни вашу дочь изнасиловали. Но ведь они ничего не сделали!

— Что же, мне было ждать, пока они Ленку изнасилуют?

— Шугануть надо было, но словами, без картечи. А впрочем, что я мораль читаю, это дело адвоката и тюремного психолога.

Чадолюбивого охотника увели. Афанасьев с трудом отогнал искушение именно его назвать источником флешмобистой заразы, и принялся дальше перебирать уголовные дела. Вот убийца женщина, тридцать семь лет, разведена, детей не имеет. Кошатница. А у соседки — собака, которая мурлысеньку на дерево загоняет. Тут столько фольклора может быть, что не разгребёшь. Зато орудие убийства редкое — серп. Хорошо хоть без молота. Сейчас баба в голос воет: ой, что наделала, дура! — а поначалу, пока азарт не пропал, призналась, что хотела собачнице косу сжать. А то бабе сорок на сносях, а она, ровно девчонка, косу заплетёт и через плечо перебрасывает, хотя у самой в косе давно седина просверкивает.

Эта тоже не годится в зачинщицы. Кто же тогда пустил поганый флешмоб? Не хватает только, чтобы засел в садоводстве какой маньяк, умело прячущий труп или даже несколько трупов. Пропавших могут далеко не сразу хватиться, здесь не село, где все на виду, а дачный кооператив, ротация людей огромная, одни приезжают, другие — уезжают. Участков несколько тысяч, жителей в летнюю пору — десятки тысяч, а в сентябре на выходных ещё больше подваливает.

Но, что удручает… Следователи пишут, что все убийства немотивированны, а на самом деле у каждого были претензии к убитому. Мелкие, мелочные даже, но были. Что за народ, право слово! — не умеют жить без обид. Один ёлку на участке высадил, а она соседский огород затеняет, другой туалет принялся разносить, когда у соседей гости, третий слишком много воды берёт из общей колонки. Этот срубил спорную берёзу на границе двух участков и поплатился за это жизнью. «Я пойду-пойду погуляю, белую берёзу заломаю…» Вот так и никак иначе. Люди живут в тесноте и обиде, недовольство копится, и дело заканчивается кровавым флешмобом.

Вот случай, выпадающий из общего ряда. Убийца в садоводстве не живёт, лишь изредка наезжает к пожилым родителям. Зато литературная составляющая преступления так и прёт наружу. Убита пожилая женщина, орудие убийства — топор, а фамилия преступника — Трикольников. Остаётся утешаться, что одну старушку зарубил, а не трёх разом. Вряд ли Трикольников порадует чем-то новым, но послушать его надо. Подать сюда Ляпкина-Тяпкина!

Афанасьев ожидал, что увидит человека худого, с горящими глазами, да ещё в гарибальдийской шляпе, но внешность у Трикольникова оказалась вполне ординарная, да и возраст не студенческий.

— Чем вам не угодила покойная Лариса Анатольевна? — спросил Афанасьев.

Трикольников махнул рукой и не ответил.

— И всё-таки? Просто так люди топором не машут.

— Достала. Я сто раз говорил, чтобы моих родителей она оставила в покое, а все вопросы решала со мной.

— Какие вопросы?

— Так она бухгалтер товарищества. Ей бы сидеть ровно и составлять списки должников, так нет, она непременно заявится и начинает пугать, какая пеня будет назначена. У нас задолженности вовек не бывало, но мать из-за этой шлёндры волнуется.

«Всё-таки, процентщица», — отметил про себя Афанасьев, вслух же спросил:

— Полагаете, это даёт вам право убивать?

— Вы ещё спросите, тварь ли я дрожащая! — выкрикнул Трикольников.

Этот узнаёт цитату по одному слову. Видать, немало ему пришлось претерпеть из-за фамилии. Но и он не может стоять во главе флешмоба, его номер шестой.

В кабинет без стука влетел участковый.

— Ещё убийство! Уже девятое!

— Кто?

— Непонятно. Две тётки схлестнулись и отходили друг друга тяпками. Одна в морге, другая в реанимации. И не опросить, кто начал и из-за чего сыр-бор горел.

Чёрт побери! Он поставил глушилку здесь, в полной уверенности, что руководитель флешмоба давно задержан, и осталось только вычислить его. А он сидит дома и продолжает своё гнусное дело. И что же получается, у него уже полный подвал невинно убиенных, которых мы просто ещё не обнаружили… С другой стороны, где ставить глушилку в садоводстве? Тысячи домов, каждый на своём участке, тут никакой мощности не хватит. Хотя… как же он сразу не додумался?

— У вас есть план садоводства? — спросил Афанасьев.

Участковый вытащил из планшета многократно согнутый и исчерканный лист бумаги. Что-либо понять на нём было трудно.

— Вот это разводка воды от артезианской скважины по колонкам. Тут подстанция и электрические сети. Так обозначены пожарные водоёмы и подъездные пути к ним.

Сколько, казалось бы, ненужных вещей вынужден знать сельский полисмен! Само его звание представляет собой оксюморон. Полицейский, от греческого «полис» — город. По-русски — городовой. В деревне городовых надзирателей быть не может, там свои сельские чины.

«Подходит ко мне хожалый, говорит: в отделенье пожалуй!..» — пробормотал Афанасьев, не заметив, что сам цитирует то классику, то фольклор.

— Где здесь на плане границы участков? И сами дома — тоже.

— Границы пунктиром обозначены. А дома — вот. Только половина уже перестроены безо всяких согласований.

— Понятно. Копия у вас есть?

— Конечно, только не с собой.

— Неважно. Тогда этот план мы сейчас испортим. Отметьте, скажем, красным, те дома, где жили убитые, а зелёным, или ещё каким, где убийцы.

— Парень, которого застрелили, ещё не выяснено, откуда он. И те дурёхи, что перетяпали друг дружку, неясно, кого каким цветом метить.

— Отмечайте пока тех, с кем всё понятно.

Через десять минут участковый отложил фломастеры. План садоводства с одного краю был густо усеян красными и зелёными точками. Лишь зарубленная бухгалтерша жила вдали от опасной зоны. Но и она нашла свою смерть рядом со всеми.

— Лёд тронулся, господа присяжные заседатели… — пробормотал Афанасьев, указав на два неотмеченных участка в самом центре аномалии. — Что у нас здесь?

— По этому адресу — ничего. Участок перекуплен ещё в прошлом году, однако новый владелец так и не появлялся.

— Заходили туда?

— Конечно. На двери замок, трава у крыльца не стоптана. А в этом доме обитает гражданка Полякова Валентина Васильевна, старушка — божий одуванчик. Эта и захочет, никого не убьёт. Девяносто пять лет, она уже из дому не выходит. Ей бы в дом престарелых, а она тут засела и даже зимой никуда не выезжает. Вообще, зимующих у нас мало, но она зимует.

— Посещает её кто?