Флейта для чемпиона

– Значит, души нет, а сами поёте: "Чтобы тело и душа были молоды?.." Я вообще ещё считаю, - заявила Цветкова, - что вы вообще неправильно устраиваете олимпийские игры.

– Ах, она считает!.. Ах, профессор Цветкова считает!..
– съязвила Елена.

– А я, между прочим, не одна так считаю.

– А кто же ещё?

– Товарищ Ксенофан ещё так считает.

– Какой ещё такой Ксилофон?
– снова съязвила Елена.

– Древнегреческий! И не Ксилофон, а Ксенофан... Поэт и мыслитель.
– И дальше Цветкова отчеканила, словно из книги вычитала: - "Поэт Ксенофан в одной из своих элегий жаловался на чрезмерное возвеличивание атлетов, тогда как учёные, поэты и общественные деятели, которые пекутся ежедневно о благе отчизны, остаются позади, за пределами общественных симпатий. И часто, - отмечает с грустью Ксенофан, - быстрота ног и крепость рук приносят человеку больше почестей, чем разум и талант. И это весьма прискорбно.

Пусть и могучих кулачных бойцов не имеет наш город,

Нет ни борцов-крепышей, ни пятиборцев лихих,

Ни бегуна быстроногого (как средоточия мощи,

Что в состязаньи мужи ценят превыше всего),

Но все равно в благоденствии город цветущий пребудет,

Радости ж мало для всех, если в упорной борьбе

Стать победителем в играх удастся кому-то:

Город весь наш оттого станет едва ли сильней.

...несправедливо,

Если искусству ума силу народ предпочтет...

– И чётко и даже с какой-то многозначительностью произнеся эти слова, Татьяна Цветкова с достоинством покинула шумно-противоречивый спортивный парламент.

– Интересный она человек, эта Цветкова, - сказал Сидякин и нарисовал у себя в большом блокноте по памяти довольно похожий портрет Цветковой.
– И Ксенофан тоже интересный человек, только вот сохранилось ли его изображение?..

– У тебя все интересные, - сказала Елена.

После ухода Цветковой наступил шум: оказалось, что многие не знали о том, что во время Игр шли и состязания ума. (Между прочим, я тоже об этом не знал! Да, вот представьте себе!) Но Гуляева и Фокина быстро утихомирили судейскую коллегию.

– На чём мы остановились?
– спросила Елена, обращаясь сразу ко всем и ни к кому лично.

– Ларионов - это дот, - напомнила Светлана Мухина, - и что нам с ним ничего не сделать, но мы его взорвём изнутри... Не такие взрывались...

– Мы с Надей, - сказала Елена, - уже пробовали провести малую попытку зазнать Ларионова, внушив ему, что он выдающаяся и неповторимая личность, но у нас с ней ничего не вышло, потому что Ларионов к себе относится так, как будто он заурядный тип.

А Тарас сказал:

– Минуточку все! Безумная идея - вещь, конечно, хорошая, но, может быть, лучше сначала получить разрешение на эту самую идею от Денисенко?

– Ужасно необъяснимо, - сказала Мухина.
– И почему это он так к себе относится?..

– Ну, память!
– удивился Тарас.
– Интересный ты человек, Мухина.
– Но рисовать её в блокноте почему-то не стал.

– У меня на днях было два билета на вечер поэзии в Политехническом музее, - начала вдруг заявившаяся в беседке Таня Цветкова.
– Я пригласила своего дядю, он очень любит стихи, а он отказался идти. Я спросила почему, а он сказал: поэт, который будет читать стихи, подлец и предатель. "Он предал дружбу многих, мою дружбу тоже". Ещё дядя сказал, что этот поэт хорошо воевал и был смелым разведчиком. Ещё дядя сказал, что этот поэт не боялся смотреть в лицо смерти, а струсил смотреть в лицо жизни!.. Я, конечно, пошла на вечер поэзии и слушала этого поэта. Стихи он читал хорошие, о верной дружбе и верной любви, но мне было неприятно их слушать.
– Татьяна замолчала, и глаза её стали наполняться слезами, и молчала она до тех пор, пока её не спросила Лена.

– Ну и что же ты хочешь?

– Я хочу, чтоб, ну пусть не у нас, а у наших детей на вечерах поэзии этого не было.

– А какое это имеет отношение к Ларионову и к тому, что мы все здесь делаем?
– спросила Елена, понимая между тем про себя, какое это всё имеет отношение и к Ларионову, и к тому, что они здесь все делают!

– А это я всё не к вашему сведенью, а к вашему размышлению! сказала Татьяна, покидая эффектно во второй раз судейскую беседку.

Шумное и бурное течение олимпийского кворума и на этот раз благополучно перескочило через текст и подтекст слов Цветковой, снова вошло в своё стрежневое течение.

– Братцы, это что же получается?
– запереживал Тарас.
– Значит, как по Фету: "...я пришёл к тебе с приветом!.." - он покрутил пальцем у виска.
– И чем с большим приветом, тем, значит, лучше?

– Нет, не так, - спокойно ответил Вадим.

– А как же?
– наседал Тарас.

– А вот как!
– И Вадим продекламировал с пафосом: - "...безумству храбрых поём мы песню!.." Безумству, а не чему-нибудь другому! По Горькому надо понимать Фета, а не по Фету Горького.

– А я всё понял!
– возликовал Геннадий.
– Ребята, чего ж тут не понять? Вот учителя нам по учебнику как задачи задают? От сих до сих. А наш олимпийский комитет даёт нам задание: от сих до псих!
– сострил Цветков.

Все захохотали.

– Я правильно понял?
– подмигнул он.

– Правильно, - засмеялся Вадим.

– А что будет потом? После того, как зазнается?
– спросил Тарас.

– Перед "потом", между прочим, идёт "сначала", - заметила Лена.
– Сначала, когда он зазнается, у него сразу же конечно, ухудшатся результаты. А потом мы его фельетоном и на общее собрание, он нам на собрании в ноги... и в результате сразу же начинает печь рекорды, как блины.

– Качать Гуляеву!
– закричал форум.
– Докажем ещё раз, что гений и злодейство совместимы! Гениально!

– Тише!
– предупредила Елена.
– Что вы на всю Москву орёте?!

– И когда на нашем дворе появится мемориальная доска: "В этом дворе прыгал в высоту чемпион мира по прыжкам в высоту!" - пусть Ларионов не забудет, кому он всем этим обязан!
– гордо сказала Надежда.
– Он же к тому времени будет у нас несгибаемым и незазнаваемым атлетом!

– Вот именно, - подхватила Светлана Мухина, - и пусть он всегда вспоминает тех, кто выработал в нём на всю жизнь иммунитет от аморального поведения!

Тарас вскочил на ящик:

– Выплыл бред, словно судно, полыхнул, как пожар...

– Верю, ибо абсурдно, - некто древний сказал!
– подхватил хор голосов.

– Ура! Качать Фокину! Качать Гуляеву!
– снова зашумел форум.

В судейскую беседку как ни в чём не бывало вошла Татьяна и заняла своё место.

– Ой, что будет! Что будет! Что будет!
– схватилась она руками за голову.

Лена покосилась на неё. А Тарас громко произнёс:

– Минуточку, все! Может быть, лучше сначала получить разрешение на эту самую безумную идею от Денисенко?

– Денисенко?
– переспросил Цветков.
– Кто такой? Почему не знаю?

– Денисенко - тренер Ларионова, - пояснил Тарас.

– Денисенко болен, раз!
– отпарировала Гуляева предложение Тараса.
– Его нельзя расстраивать, два!.. И потом, что общего между разумными идеями тренировок Денисенко и нашей затеей?!

– Пожалуй, ты права, - согласился Тарас.
– Найти что-нибудь общее невозможно. Тогда, может быть, посоветуемся всё-таки с какими-нибудь работниками физкультуры?
– неуверенно предложил Тарас.