Флибустьер. Вест-Индия

Из всех возможных чинов и званий Серов выбрал самую, как ему казалось, тихую и невоинственную должность. Что поделаешь! Он не умел управляться с парусами, стоять у руля, грести и целиться из медных пушек; наверное, он смог бы выстрелить из пистолета, но только не зарядить его вновь. В реальной жизни он никогда не видел кремневых пистолетов, даже в музее. Разве только по телевизору. Но в исторических боевиках не было инструкций, как обращаться с таким оружием; в них бравые корсары палили по тридцать раз, будто у них не древний ствол, а автомат Калашникова.

– Как тебя? Эндрю? Ну-ка, рубаху долой! – вдруг распорядился капитан.

Серов стащил рубашку, затем, под удивленным взором Брукса, майку. Рулевые, моряк с могучими руками и юноша, глядели на него во все глаза.

– Повернись, мошенник!

Ать-два! Серов сделал четкий поворот, как на плацу перед генеральским смотром.

Капитан оглядел его мускулистую спину и плечи с зажившими ожогами, заставил повернуться еще раз, ткнул толстым пальцем в шрам на левом боку и вдруг расхохотался:

– Помощник квартирмейстера, говоришь? Ну и паршивец, клянусь Христом Спасителем! След от пули и след от пытки огнем! Ты кто такой, негодяй? Разбойник, убийца, каторжник? Или вор? Но уши и ноздри вроде бы целы… [9]

– Вообще-то я внебрачный сын маркиза, – с достоинством произнес Серов, завязывая рубашку вокруг пояса. – Вырос в фамильном замке маркизов де Серра в Нормандии, но так уж вышло, что пошел по плохой дорожке.

– Вот и пойдешь по ней дальше, прямо к Чарли Галлахеру, – сообщил капитан. – К Чарли, раз тебя притащили эти два болвана, Хенк и Мортимер. Отправляйся на шкафут и получи оружие. Пил! – Капитан повысил голос.

– Да, сэр?

– Ты, Пил, приглядишь за этим мошенником с «Викторьеза» и доложишь мне. Если он покинет борт последним, вздернуть на нок-рее. А если будет драться, я… гм… я, так и быть, назначу ему половинную долю. А там посмотрим. Иди!

Серов повернулся, шагнул к трапу, но за спиной взревели:

– Стоять!

Он снова сделал четкий поворот и уставился в глаза Джозефу Бруксу.

– Ты, я вижу, отменный враль, – произнес капитан. – А что еще умеешь? Чему ты обучился в замке своего папаши?

– Плясать на канате и ножики метать, – сказал Серов. Подумал и добавил: – Сэр.

Уже спускаясь по трапу, он обернулся еще раз и – глаза в глаза – встретил взгляд юноши-рулевого. Какие длинные ресницы, подумал Серов.

Прямо как у барышни.

* * *

Чарли Галлахер оказался невысоким крепышом-ирландцем с огненно-рыжей бородой и космами таких же рыжих нечесаных волос. Без церемоний ощупав мускулы Серова, он с одобрением кивнул, неразборчиво рявкнул команду, и новобранцу вручили ружье и перевязь с устрашающего вида тесаком. К этому полагались еще мешочек с пулями, рожок с порохом и какие-то приспособы – для того, вероятно, чтобы заталкивать пулю в ствол. Серов глядел на них с недоумением, и, заметив это, его командир поинтересовался:

– Стрелять умеешь, деревенщина?

Неопределенно пожав плечами, Серов отошел в сторонку. Ружье было тяжеленным, килограммов на семь или восемь, с коротким неудобным прикладом и длинным стволом. Он даже не знал, как называется эта штука – мушкет?.. аркебуза?.. фузея?.. [10] В любом случае, музейная древность, палить из которой опаснее для стрелка, чем для его противника.

Его хлопнули по спине, дернули за руку, и он внезапно очутился у фальшборта [11], зажатый между Мортимером и Хенком с одной стороны и рослым одноглазым детиной без левого уха – с другой. Одноглазый раскрыл пасть и оскалил зубы – должно быть, это означало приветливую улыбку.

– Кола Тернан, – представил одноглазого Мортимер. – Тоже француз. Из этого… из вашего Парижу.

– В Париже не бывал, – Серов перешел на французский. – Я-то сам из Нормандии. Внебрачный сын маркиза де Серра.

Тернан осклабился еще шире и загоготал:

– Ну, я такой же ублюдок, как ты! Только мой папаша – принц Анжуйский, чтоб ему гореть в аду! Обрюхатил мою бедную матушку, разбил ей сердце и медной монетки не бросил! Теперь, надеюсь, лижет в преисподней сковородку. А твой поганец? Жив еще?

– Помер, – со скорбной гримасой сказал Серов. – Объелся трюфелей, помер и похоронен в родовой усыпальнице.

Тернан, склонив голову к плечу, покосился на него:

– Как-то ты странно говоришь, приятель… Не хочу обидеть твою мамашу, но, может, она была из Фландрии?

Проблема! – подумал Серов. Английским, французским и немецким он владел вполне прилично, но языки эти были современными, да и акцент, конечно, у него имелся. Странный английский можно было списать на его французское происхождение, но с языком, который, по его легенде, был родным, так не получалось. Над этим вопросом он размышлял вчера, сидя в кутузке, и кое-что придумал.

– В Нормандии все так говорят, – заметил Серов, прислонившись к планширу. – На французском плохо, и на английском плохо… Мы, как-никак, от норманнов произошли, от самого Вильгельма Завоевателя. У нас особый говор.

Одноглазый кивнул, удовлетворившись этим объяснением. Серову оставалось лишь надеяться, что настоящий нормандец в этих краях редкая птица и встречи с ним не предвидится. Стоя в толпе головорезов, вдыхая запахи дерева, кожи, пота и металла, он на мгновение будто выпал из этой чужой и враждебной реальности; казалось, если закрыть глаза и сделать мысленное усилие, он тотчас очнется в самолетном кресле, как раз к обеду, который разносят длинноногие стюардессы. И все исчезнет как кошмарный сон – и море, и этот корабль, и мерзкие хари, что окружали его. Он опустил веки, напрягся, снова открыл глаза и с тоской убедился, что ничего не изменилось, не исчезло: море, хари и корабль, все на месте.

Яростное солнце палило голую спину и плечи, ветерок был слабый и неустойчивый, то дул в корму, то вдруг менял направление, и тогда паруса громко хлопали и раздавался холодный голос Пила, что-то командовавшего рулевым. Смысл этих маневров был Серову непонятен; он не мог сообразить, куда они движутся и зачем, и только глядел бездумно на сине-зеленые морские волны, сливавшиеся вдали с безоблачным бирюзовым небом. Наконец «Ворон» слегка повернулся, и Андрей увидел корабль, заслоненный прежде громадой парусов. До него оставалось километра два или три, и с этого расстояния можно было различить лишь высокую корму с резными украшениями да мачты, одетые белыми парусами. Корабль постепенно приближался – фрегат, более легкий, чем это тяжелое крупное судно, имел при слабом ветре преимущество в скорости.

– Догоняем черножопых, – послышалось за спиной Серова.

– Здоровое корыто, парусов побольше нашего… галеон… Не ушли бы!

– Ветер слабый. При таком ветре от «Ворона» не уйдут!

– Твои слова, Люк, да богу в уши… Помоги нам Христос и все святые!

– Помогут! Господь, братья, знает, у кого брать и кому давать!

– Прах и пепел! Дал бы всем поболе, а мне еще и сапоги!

Кажется, это был Мортимер. Серов поглядел налево, поглядел направо, увидел торчавшие над планширом лица и поразился, как они схожи. Имелись тут всякие, блондины, брюнеты и рыжие, простоволосые, в шляпах или в платках, закрученных на голове, бритые и бородатые, смуглые и не очень, но на каждой физиономии лежала печать жадного нетерпения, роднившая их всех, будто они и в самом деле являлись братьями. Кой у кого в глазах сверкала ненависть, и этого Серов уже не понимал. С чего бы разбойникам так ненавидеть свою жертву? Корабль, который они догоняли, был несомненно испанским, а об испанцах у Серова сложилось самое лучшее мнение. Случалось ему отдыхать под Малагой и в Барселоне, и знал он не понаслышке, что Испания – прекрасная страна. Особенно для российских туристов: теплое море, отели, аттракционы, гостеприимный народ, и все не в пример дешевле, чем в Англии и Франции. Опять же пальмы, персики, красное вино и стройные смуглые девушки… Где ты, где, чудесная Испания?..