Флибустьер

– Искусству красиво складывать слова в рифмы. А рифмы в стихи.

– Не понял. А зачем им это?

– Как же, милейший Пётр Дмитриевич? Каждый офицер, особенно артиллерист, особенно 22 артиллерийской бригады, должен разить врага не только оружием, но и силой слова. Так сказать, уметь фехтовать глаголом и рифмой. А если серьёзно, в последнее время заметил, что они мучаются бездельем. Надо было чем-то занять. Подумал, решил - пусть пишут стихи. Будет замечательно, если у кого-нибудь получится. Не получится – да и чёрт с ними. Вы в курсе, что я, с недавнего времени, являюсь владельцем московского журнала "Вестник Европы". И как собственник ощущаю полное отсутствие интересного материала для читателей. Особенно стихов.

– Князь поправил себя.
– Хороших стихов.

Глаза Волконского прищурились. А затем расширились до неприличия.
– Вы? Собственник журнала "Вестник Европы"? Правда?

– О-хо-хо, житие мое...
– вселенец горестно выдохнул, показывая, какая тяжёлая доля у владельцев заводов, газет, пароходов.

Князь тут же забыл о чём хотел узнать. Другие мысли мгновенно заполонили его голову.
– Кирилл Васильевич, милейший! Голубчик! Так может напечатаете мои мемуары. Мы с вами давно знакомы. Съели не один пуд соли. Сами меня консультировали и поправляли в моём сочинительстве.

Ланин улыбнулся просто, открыто, как это могут делать только честные и прямые люди.
– Конечно, любезнейший Пётр Дмитриевич. Правда, как критик, я могу забраковать ваши труды. Как главный корректор их изменить, дописать или убрать половину текста. Зато, как собственник, всё, что останется после критика и корректора, на сто процентов опубликую.

Волконский захлопал ресницами.
– И во сколько мне это обойдётся?

– Да, полно, сударь. Какие деньги? О чём вы? Разве сто тысяч ассигнациями, это деньги? Так – один смех.

– Сколько?
– глаза писателя полезли на лоб.

– Зато, гарантирую – доход от продажи журнала и тираж будет в три раза больше обычного. Вы же хотите этого?

В ответ нервно сглотнули слюну.
– Очень хочу.

…..

Утром следующего дня прапорщик Новиков нашёл на палубе одного из своих подчинённых. Строго посмотрел на солдата, грозно сдвинув брови.
– Коровин, загрызи тебя карась! Знаешь, что сегодня вечером, среди господ офицеров, состоится "Literary battle"? (Литературный батл. Англ.). На большие деньги.

– Чегось-сматал?
– моргал глазами, крупный дородный детина, из последнего набора, больше похожий на медведя чем на солдата.

– Товось, оглобля стоеросовая.
– Забава будет, вечером. Среди господ офицеров. Кто самый умный и быстрый в составлении стихов. Победителя наградят.

– А-а-а...
– парень понятливо помахал кудлатой головой, выпучив большие коровьи глаза.

– Слушай приказ. Сейчас будем тренироваться. Ты! Сказываешь слово, которое первым придёт в твою деревянную голову. Я слушаю, подбираю рифму. Опосля на эти слова быстро сочиняю стих. Уразумел?

– Не... а.

– Ты че? Дурак что ля?

– Никак нет, ваше благородие. Просто не понял. Ужо больно заковыристо.

– Объясняю. Сказал слово, к примеру - "Печка". Я подобрал под него слово в рифму – "Свечка". Потом придумал небольшой стих...

На окне горела свечка, а в углу пылала печка.

Мама булки испекла, всех обедать позвала.

– Теперяча, понял?

– Ага.

– Сказывай слово.

– Любое?

– Любое

– Любое, любое?

– Любое, любое...

– ???
– медведь наморщился и затих.

– Ну, христопродавец, чаго молчишь?

– Думаю, ваше благородие...

– Чего думать, ядрёный пень тебе в кочерыжку. Говори, давай.

Парень вспомнил что-то хорошее, доброе, родное. Улыбнулся и произнёс – "Де... ре... венька".

– "Деревенька" – "Ступенька", - тут же парировал прапорщик. И почти сразу выдал...

Утонула в снегу деревенька

В далеке от проезжих дорог.

Пухом белым покрыты ступеньки,

Из трубы вьётся лёгкий дымок.

– Так, - поэт-нагибатор довольно потёр ладони, - Хорошо пошло! Давай следующее слово. Хотя нет, подожди.
– Он заметил идущего у противоположного борта унтера Егорова.

– Егоров, мухой ко мне. Быстро назови любое слово. Не думая. Рысью!

– "Империал", - ляпнул бывший солдат на автомате.

Прапорщик начал активно чесать затылок. Старался вытащить из памяти слова для рифмы.
– Империал... риал... триал... куриал... вот, попал.
– Не получалось. Раздосадовано махнул рукой. – Давай, другое слово.

– "Государь-Император"!

Прапорщик надулся. Покраснел.
– Егоров! Иди отсюда! У меня вдохновение пропало, пока ты рядом. Коровин, давай снова, ты. У тебя получается лучше, чем у этого олуха.

– "Родное", ваше благородие.

– Молодец!
– Новиков тут же защёлкал пальцами...
– Родное, святое, голубое... Звучать будет так....

Всё родное здесь - святое,

Всюду трели соловья,

Сверху небо голубое,

А кругом цветёт Земля.

Часть 2. Глава 5.

Прелюдия 5.

Туда ехали, за ними гнались. Оттуда едут, за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!

(Фильм. Не бойся, я с тобой!)

Над морем, примерно в полумиле, впереди, от флагмана английской эскадры "Принцесса Элизабет", полыхнула широкая и длинная молния. Оглушительно прогремел гром. Через несколько секунд хлынул сильнейший ливень. Капли, подобно гороху, отскакивали от вороньего гнезда на несколько дюймов. Снова и снова вспыхивали молнии, грохотало так, что закладывало уши.

Ливень прекратился внезапно, как и начался. Моряк глубоко вздохнул, судорожно осмотрелся. Верхушки мачт горели призрачным бело-голубым светом. Из каждой в черное небо вырастала бледная свеча длиной примерно с человеческую руку. Эти столбики света излучали неземное сияние. Они то и дело пульсировали - то становились ярче, то вдруг бледнели, чтобы в следующую секунду вспыхнуть ещё сильней, словно призывая кого-то или что-то. И оно появилось: Слабое радужное мерцание, как бы световой смерч, возник из тонкого воздушного водоворота. Он быстро приближался, расширялся, наливался силой и плотью. Превращаясь в призрачный корабль старинной конструкции. Корма и нос все в дырах и отверстиях, по бортам облупившиеся деревянные украшения. Истлевшие до лохмотьев паруса. На гафеле болтается флаг, изорванный до того, что невозможно определить его национальную принадлежность. Ужас моря – "Летучий голландец" приближался всё ближе и ближе. Уже можно различить лица людей, стоящих на реях и вантах проклятого корабля. Но, это не лица, а изъеденные временем черепа! Они скалились и хищно стучали зубами, из-под своих головных повязок и сдвинутых набекрень треуголок. Размахивали руками, облезших до костей, в которых были зажаты клинки.