Флорентийские маски
Шрифт:
– Если в ваших интересах помочь хозяину, то постарайтесь проявить больше готовности к общению. Расскажите мне, как они жили. Например, что они делали вместе, а что в поведении мужа не нравилось его супруге. Я просто не верю, что вы ни разу не были свидетелем каких-нибудь разногласий и споров или даже ссор между ними… А ребенок? – спросил Ласло, вспомнив о столь важном факторе в отношениях любой пары. – В конце концов, мать должна была беспокоиться о своем ребенке, заботиться о нем.
Хоакин спокойно выслушал эмоциональные слова Ласло и, прежде чем ответить на его вопросы, на некоторое время задумался. Адвокат приписал эту паузу ограниченным умственным способностям дворецкого или же не слишком развитой функции сознания, а именно памяти. Впрочем, Хоакину вновь
– Мой хозяин познакомился с этой женщиной в Доме игры, – сказал он, взвешивая каждое слово.
Ласло понял это так, что актера и его избранницу объединила страсть к азартным играм. Но Хоакин, как всегда, сумел мгновенно опровергнуть поспешный вывод.
– Вы меня неправильно поняли, – сказал он. – Я сказал: не в игорном доме, а в Доме игры.
Венгру не пришелся по душе стиль изложения Хоакина, который все время изъяснялся какими-то загадками. Его адвокатская душа требовала большей ясности и определенности в терминах.
– Понимаете, это такое особенное место, куда приходят играть, но играть не в том смысле, который вы вкладываете в это слово. Речь идет не о тех играх, какие всем нам известны. Это своего рода частный клуб, куда принимают далеко не каждого. Лично я так и не смог стать его членом, поскольку мне этого просто не позволили. И речь тут идет не о финансовой состоятельности претендента: там ценятся другие добродетели, а престиж человека оценивается совсем не так, как в обычном светском обществе.
Этот рассказ совсем сбил Ласло с толку. Раньше он никогда не слышал о подобной ассоциации и теперь чувствовал себя не в своей тарелке: в положении невежды, которому мажордом терпеливо объяснял то, что ему самому было давно известно.
– Продолжайте, прошу вас, постарайтесь вспомнить все, что получится. Время у нас есть.
Хоакин спокойно и неторопливо продолжал:
– Сеньора вступила в клуб раньше, чем сеньор. Мне известно, что он, уже будучи приглашенным туда, долго откладывал дату вступления в силу своей скромности и, я бы даже сказал, робости. Мне кажется, он так и не решился бы на этот шаг, если бы не уговоры партнеров по продюсерской компании. Они убедили его, что это просто необходимо, потому что там он сможет познакомиться со многими полезными людьми и научиться чему-либо важному для своей карьеры. Но мой хозяин все еще сомневался. Вы сами знаете, что человек он не самый отважный, и он опасался, что это окажется неким тайным обществом со строгим уставом и правилами. В конце концов он все же победил свои страхи и стал готовиться к церемонии приема в члены клуба. Для этого нужно было одеться в соответствии с определенными предписаниями, сообщенными заранее; я сам помог ему выбрать подходящий костюм.
Ласло не верил своим ушам: сидевший перед ним человек – в общем-то, всего лишь слуга, актер второго или даже третьего плана, которого судьба вытащила из какой-то пригородной помойки и швырнула на съемочную площадку, – брал на себя смелость высказывать свои суждения по поводу того, как должен одеться его хозяин в такой торжественный и, судя по всему, трепетный для него момент. Как всегда, Хоакин озадачил венгра и успел разрушить очередной стереотип раньше, чем тот даже задумался о его ложности.
– Я выбрал для него кожаные туфли синего цвета – на редкость дорогие, можете поверить, но я-то знаю, что именно обувь такого качества сразу создает должное отношение к человеку и если подобрать к этим туфлям соответствующий костюм, то успех гарантирован. Рубашку я подобрал из тонкого белого шелка, не слишком блестящую, но с легкими внутренними переливами, эффектно подчеркивающими игру теней на фигуре хозяина.
Ласло, уже теряя терпение, перебил Хоакина, углубившегося в бесконечные детали:
– Прошу вас, Хоакин, поближе к делу. Вы говорите об актере, как о боге, спустившемся на землю. Нельзя ли перевести его в разряд простых смертных и описать
некоторые стороны его жизни чуть более естественно?Мажордом, явно разгневанный этим ироническим комментарием, не задумываясь отчеканил:
– Если вы еще хоть раз перебьете меня, я больше вообще не скажу ни слова.
Испуганный перспективой остаться в неведении относительно некоего тайного общества и его роли в жизни актера, венгр поспешил извиниться. Хоакин с выражением удовлетворения на лице продолжал свое повествование:
– Дом игры не привязан к какому-либо определенному месту, у него нет адреса, он перемещается из города в город, из страны в страну. Никто и никогда не знает, на каком континенте или на каком острове произойдет следующая встреча. Уже одно это обстоятельство делает такое сообщество в некотором роде уникальным. Участников встречи извещают за несколько дней до нее, и, хотя присутствие формально не является обязательным, три пропуска подряд – повод для исключения, причем вне зависимости от причин отсутствия исключение является окончательным и бесповоротным. Повторно вступить в клуб невозможно. Речь не идет о наказании или порицании отсутствующего, просто отношения между обществом и его бывшим членом считаются законченными. В этот клуб могут вступать люди самых разных профессий: в нем состоят врачи, политики, архитекторы и, как вы, наверное, уже догадались, много актеров. Встречи продолжаются примерно по шесть часов, и на протяжении этого времени есть две запретные темы для разговора: религия и политика. Разумеется, частная жизнь также не подлежит обсуждению. Основной темой и основным занятием на встречах является исключительно игра.
Ласло слушал внимательно. Актер никогда не рассказывал ему ничего подобного, и теперь, спустя многие годы, адвокату стало понятно, откуда взялись все те люди, которые после его смерти вынырнули словно из небытия и стали предъявлять какие-то права на его фильмы и его состояние.
– Сеньора раньше была актрисой, но к моменту их знакомства уже перестала сниматься. Она не была молода, но сумела сохранить какую-то особую красоту и не менее своеобразное чувство юмора, которое в первую очередь и поразило моего хозяина. Когда он вернулся с той первой встречи с членами клуба, я его, можно сказать, не узнал. Это был другой человек: он подолгу о чем-то задумывался, начал интересоваться тем, до чего раньше ему не было никакого дела… и даже, – вспомнил вдруг Хоакин, улыбаясь не то умиленно, не то печально, – попросил меня посадить в саду новые цветы и деревья, причем выбрал какие-то редчайшие сорта и виды, которые обошлись ему в целое состояние. Я сразу же подумал, что он влюбился, и это предположение меня напугало.
Хоакин, углубившийся в свои воспоминания, продолжал говорить увлеченно, как никогда раньше. Легкость, с которой лились его слова, убежденность в своей правоте делали его рассказ не просто правдоподобным, а заслуживающим полного доверия. Из слов мажордома Ласло узнал, что начиная с того времени актер стал часто летать в Англию – в страну, где жила женщина, которой было суждено стать его единственной законной супругой.
Из очередной такой поездки он приехал уже не один. Мексиканские друзья актера не раз высказывали неудовольствие его браком – неожиданным и, главное, заключенным втайне от всех. Впрочем, перед лицом реальности они были вынуждены смириться с новым статусом известнейшего в стране артиста. Примерно в то же время продюсерская фирма затеяла судебное дело с целью получить полный и всеобъемлющий контроль над экранным и сценическим образом актера. По замыслу продюсеров, они приобретали исключительные права на этот бренд. Вот тогда Ласло и предложили выступить на стороне мексиканской звезды и попытаться отстоять его право на собственную личность и на использование своих актерских навыков, в частности, для получения прибыли. В конце концов дело удалось выиграть, и Ласло стал личным адвокатом актера. Рассказ Хоакина полностью соответствовал его собственным воспоминаниям. Сеньора действительно приехала в Сересас в то самое время, когда адвокат готовился подписать долговременный контракт с актером.